19. Довольно бессмысленная посиделка.

Внутри развалины полностью соответствовал моему последнему воспоминанию о них – всё те же пакеты, кожурки, этикетки, коробочки и бутылки. На раскиданных по всему периметру внутреннего двора камнях буйным цветом зацветал какой-то дикий мох (если мох, конечно, может цвести), а между них пробивались какие-то дикие кустарники. Пахло сыростью, плесенью и , почему-то, ландышами, хотя никаких ландышей я не видела. Мелло, проигнорировав наличие хлипкой мраморной лестницы, взбежал на второй этаж по скинутой оттуда железной балке, больше похожей на рухнувший громоотвод. Там он тут же устроился на поросшем лишайником подоконнике. Собственно, подоконник – это единственное, что осталось от окна, когда-то выходящего на восточную сторону. По лицу немца я чётко определила, что всё то, что наговорили Л и Ниа, когда вкратце пересказывали этому блондину занимательные события прошедших дней, произвело на него сильное впечатление и что Мелло всерьёз вознамерился заняться этим делом и, непременно, разобраться с ним раньше, чем Н, которого он, судя по всему, недолюбливал.
Охая, взгромоздясь на второй этаж, мы последовали мудрому примеру немца и расселись по подоконникам. Л, стараясь выделиться из серой толпы простых обывателей, шлёпнулся на самый край этажа и свесил ноги вниз, к поросшему березовой рощицей полу.
-Я надеюсь, ты не потеряла тетрадь? – осведомился он, посадив себе на руки Гада и поглаживая его одним пальцем между ушами. Его галза, внимательные и отстранённые одновременно, не отрывались от моего лица. Я сидела настолько близко к нему, что могла увидеть в них своё отражение, искажённое, расплывающееся, но вполне узнаваемое. Отчего-то мне стало жутковато, но я быстро подавила подступающую дрожь захлёбывающемся смешком.
-Куда ж я без неё. Собственно, без неё я вам и не нужна. Я – так, приложение к артефакту, верно?
-Что-то вроде того, - совершенно серьёзно кивнул Л. Я настолько возмутилась, что даже забыла обидеться. И только потом до меня дошло – а ведь он, в сущности, прав. Зачем я им сдалась? Я ведь ничем, ну ничем не отличаюсь от остальных. Я шибко умная? Нет. Может, шибко красивая? Даже если бы и да, то для этих целей уже есть Женева. Ничегошеньки-то во мне особенного нет. И тут мне стало так грустно, так грустно, что хоть в гроб залезай и завещаньице строчи. Может, отдать тетрадь Женеве и фиг с ним? Они-то уж справятся. Гениальный детектив и судмедэксперт – шикарная пара! И два блондина на подтанцовках.
Хотя нет. Стоп. Ведь есть ещё кто-то. Кто-то ещё.
«…Да, я хотел, чтобы ты нашла её. Но я не шинигами, я Един и с ним тебе придётся работать самой…»
Кто? Кто ты, чувачок?
-Лиз, сколько можно тупо сидеть, пускать слюну и тупо пялиться в пространство? Тебя, кажется, русским языком спросили, хотя могли бы и пренебречь такой роскошью.
Я очнулась и подняла голову.
-А?
-Бэ-э! – перед моими глазами нарисовалась нахмуренная физиономия Женевы. – Нет, я ,конечно, всё понимаю, повитать в облаках – святое дело, но Л, между прочим, не прогноз погоды узнаёт! Ты о чём задумалась?
-О накомарниках.
-О чём?
-Накомарники. Это такие намордники для комаров. Чтоб не кусались. – рассеяно ответила я.
-Накомарники – это прекрасно. – бодро ответила Жени, - но Тетрадь Жизни всё же прекраснее. Давай, доставай её. Или ты её потеряла? – в глазах дамочки на секунду промелькнуло что-то вроде страха и подозрения.
-М? Да нет, что ты. – Я торопливо достала из-за пазухи тетрадку в глянцевой обложке.
Л молча принял у меня объект и, кивнув Мелло, передал ему. Блондин взял её, давольно брезгливо но не без интереса и открыл. Сначала он вслух прочитал  «посвящение» и правила, а потом возмутился:
-Дальше всё руски! Моя руски непонимат! Почто нельзя инглиски иль германски писат? Почто надо руски? Глюпи, глюпи шинигами! – и кинул тетрадку обратно Л.
Тот, помявшись, взглянул на листки и удивлённо поднял на меня глаза.
-Тут и правда что-то по-русски написано. А ведь раньше этого не было! Прочитай, - велел он мне и передал Тетрадь.
Я взглянула и охнула от неожиданности. Страницы, которые ещё вчера были пустыми, теперь были исписаны мелким убористым почерком. Вот эта надпись слово в слово:
«Дорогая Лиза!
Надеюсь, ты приятно удивлена, что я решил как-то прояснить ситуацию и написал эти несколько строк - специально для тебя и твоих новоприобретённых друзей. Кто бы мог подумать – столько новых знакомств за каких-то несколько дней! А в какую ты вляпалась историю – это ж кому рассказать! Но вернёмся к делу. Мне не понравились твои меланхоличные мысли о том, что у тебя последняя роль в этой истории. Это отнюдь не так. Ты действительно почти ничем не отличаешься от множества других людей, и всё-таки, позволь мне объяснить методы мой селекции.
Сначала я отбирал девушек. Просто потому, что вы не подвержены маниям типо мирового господства или улучшения жизни всего мира или бог знает чего ещё. Вы – бомбы местного действия и зачастую ваши усилия приводят к куда более ощутимым результатам, так как вас, девочек, много и каждая из вас усиленно продвигаются в своей собственной жизни. Среди вас никогда не будет Наполеонов, Петров Великих, Гитлеров, Лайтов Ягами и тому подобных знаменитых выродков, но вот Соньки-Золотые ручки, Екатерины Медичи или, того хуже, прабабушки гениальных детективов спят и потирают ручки в каждой из вас. Затем, я отобрал всех, чьё имя начинается на Л. Думаю, ты догадаешься, почему. Далее, я сразу отсеял тех, кто живёт в малогабаритных квартирах с кучей родственников. Вслед за ними лишились приключения прагматичные недоверчивые маменькины доченьки, до смерти боящиеся семилетнего незнакомца на другой стороне улицы и с визгом убегающие от страшных старшеклассников, предлагающих мороженное в тёмном закоулке школьных коридоров.  Потом, мне нужна была натура не обременённая излишней приземлённостью и честностью, ведь она ни за что бы не спёрла тетрадь и уж точно не стала бы писать в ней кровью своё имя. Я полагаю, ты хочешь спросить, откуда я знаю личные качества каждого человека – и заодно, почему именно здесь, в Пушкине, происходит вся эат дребедень. Отвечу – всё это в какой-то мере связано с преступлениями, которые вы непременное, помяни моё слово, непременно раскроете. Далее всё просто – в Пушкине всего-то пятнадцать девочек, подходящих моим нуждам. Тебя я выбрал совершенно случайно. С таким же успехом это могла быть и другая девочка, любая из этих пятнадцати, и каждая имела бы право спрашивать: «а почему именно я?» - и каждая получила бы в точности такой же ответ.
Ну вот, теперь твоё любопытство касательно этого вопроса, я надеюсь, удовлетворено, и я могу переходить к той самой главной части повествования, ради которой я, собственно, и затеял весь этот бред с чувственным объяснением в виде дружеских писулек в уникальном артефакте, которому, я уверен, найдётся более достойное применение.
Итак, звезда моя, читай и въезжай.
Когда я подкладывал тебе эту тетрадь, я смел надеяться только на то, что ты воскресишь Л. Собственно, это была моя программа минимум. Когда она была выполнена, я обрадовался и расслабился. Я был уверен, что Л тотчас же конфискует у тебя артефакт и спрячет его под стекло до лучших времён. Увы, ты ему не позволила. Вместо этого по просьбе нашего гениального дютика ты воскресила ещё одного удальца. Конечно, я мог бы затуманить тебе мозги и внушить, что ты забыла, что это надо сделать, но мой бедный организм не выдержит такой нагрузки. Ты спросишь, почему вам до сих пор не пришло в голову просто воскресить несчастных жертв и спросить у них, кто их убил? Это моя работа, я заставил ваши мысли обходить эту идею стороной. Нельзя их тревожить, Лиза, ни в коем случае. Их души теперь там, откуда нет возврата, а воскресив их, ты ровным счётом ничего не добьёшься, потому что нет вещи опаснее и бесполезнее, чем потревоженный, вырванный из объятий спасительного сна дух зверски убитого человека. Я взял под контроль твою психику, по этому на то, что на твоих глазах подожгла себя старая ведьма, ты отреагировала давольно вяло. Согласись, глупо было бы, если бы тебя так быстро упрятали в психушку. Это стоило мне неимоверных усилий, уж пожалуйста оцени.
Далее. Раз уж ты играешь по-крупному, я должен дать тебе полный список правил Тетради Жизни, так как тем простеньким набором обывателя ты уже не сможешь довольствоваться. Вот остальные :
h. Если в Тетрадь Жизни записать Шинигами, он становится видим для людей, но глаза и Тетрадь не потеряет.
i. Шинигами не видит Тетрадь Жизни. Если Шинигами дотронется до Тетради Жизни, он станет человеком, потеряет свою тетрадь и глаза.
j. Тетрадь Жизни невозможно потерять или уничтожить обычным способом. Что бы с ней ни сделали, она сама будет находить того, кого сочтёт нужным.
k. У Тетради Жизни нет хозяина, поэтому её легко можно украсть. Как правило, Тетрадь не против – она любит приключения.
l. Если в Тетради Жизни записать больше шести человек за один месяц, Тетрадь исчезнет. Где и при каких обстоятельствах она появится вновь – неизвестно.
Как ты правильно поняла, моя умница, эта шняга живая – живее некуда. Это пока всё, что я вспомнил, может, если в мою дырявую голову вернётся ещё что-то на тему, я напишу. Вообще, проверяй тетрадочку почаще – вдруг мне срочно приспичит обстоятельно излить тебе свою незадачливую душонку=) Я вообще очень чувствительный и ранимый, стал бы я в противном случае волноваться по поводу своей судьбы, а заодно судьбы твоей и нашего общего брюнетистого друга? Да, и ещё – расследуйте, други, побыстрее, страсть как хочется посмотреть, чем всё закончится. А что ты думала, Рюук тут один массовик-затейник? Кстати,  если встретишь его или Рейзора – передай мой пламенный привет. «Пламенный», запомни.
Искренне Ваш,
Л.»
Я ошалело уставилась на подпись.
Потом на Л.
И снова на подпись.
И опять на Л.
-Л, что за хрень? – склонив голову, поинтересовалась я, надеясь, что всё это светопреставление – какой-то вражеский злодейский заговор и сейчас из кустов выпрыгнет кто-нибудь мне близкий и знакомый, например мама и с криком «Ахахах, видела б ты свою рожу!» потрепала меня по затылку, как она это обычно делает.
-А что такое? – настороженно спросил тот. Нет, не заговор. Невозможно смотреть такими натуральными глазами.
Я показала детективу тетрадку. Тот медленно и вдумчиво стал читать, на ходу вслух переводя на японский. Ниа и Мелло стали двумя большими ушами, а Женева пыталась заглянуть Л за плечо, чтобы так сказать «въехать» и сделать какие-то конструктивные выводы. К тому моменту как Рюзаки кончил читать, оттенок его кожи уже зашкаливал за нежно-голубой, на лице у Мелло обнаружилась фарфоровая маска «благоговейный ужас» для театра сатиры, а Ниа вцепился в прядь волос так, как хватается утопающий за надувной круг.
-Выходит, он может управлять нашими мыслями. – пробормотал Л, - это плохо. Скажу больше, это очень плохо.
-Но ведь он… Кажется, миролюбиво настроен. – пробормотала я.
-Ключевое слово здесь «кажется», Лиза.
Чёрт, достал называть меня по имени! Звучит тупо каждый раз в конце предложений добавлять «Лиза». Я в курсе, что я Лиза! Мало того, это единственное моё непоколебимое знание! – чуть не сорвалась я. Но мигом понята, что кроме чисто именных недоразумений у нас есть более насущные проблемы, которые надо решать как можно скорее.
-А… Может, это Лайт? – вдруг подала голос Женева. Л посмотрел на неё, как на Барабашку из своих детских кошмаров. Потом его взгляд вдруг стал пустым и холодным.
-Хватит произносить вслух всё то, что я пытаюсь заглушить в себе самом. Я не верю и не хочу, чтобы это был Лайт.
Вдруг Мелло, уже пришедший в себя, выхватил тетрадку и, потрясая ей, стал выкрикивать какие-то ругательства на немецком. Потом три раза плюнул под ноги, высказав тем самым своё фи, а потом вдруг подошёл ко мне и поцеловал в щёку. Женева хрюкнула в кулак. Ниар пожал плечами, а Л подошёл вплотную к немцу и вдруг вцепился ему в ухо своими длинными музыкальными пальцами.
-Ах ты развратник! – с чувством крикнул он по-русски, забывшись произнося «ы» как «и» а «р» вообще по-английски. Мелло улыбнулся игривой аристократической улыбкой и ловким движением уха вырвался из хватки. Л продолжал сверлить его пламенным взором и гневно раздувать ноздри, Женева ухохатывалась на заднем плане, а я тихо млела. Неужели Л ревнует? Ах, какая прелесть…Ииииииииии, ньять! Нюфнююююй!!! – почти в голос заорала я, так толком и не поняв, что символизируют эти красноречивые междометия, только что придуманные мною.
-Может, хватит? – раздражённо спросил Н, отрываясь от прядки, - как дети малые, честное слово.
Теперь Женева ржала уже на пару с Мелло. К ним, тоненько подгыгыкивая, присоединилась я, а Л только улыбнулся как-то неуверенно, углом рта.
-Не вижу ничего смешного, - буркнул Ниа, - И вообще, вариантов у нас есть два: либо это Лайт, либо это не Лайт. Если это Лайт, то всё плохо, а если это не Лайт, у нас есть два варианта: этот кто-то за нас или этот кто-то против нас. Если этот кто-то против нас, то всё плохо, а если он за нас, то у нас есть два варианта:
-Ниа, помолчи, - вздохнул Л, - Во-первых, тебе не идёт многоречивость, а во-вторых, пора как-никак, а заниматься расследованием. Лайт это или не Лайт, а дело висит и это плохо. Давайте дружно вспоминать факты. Во-первых, мы имеем шесть жертв. Все они отравлены мышьяком. Первый, Дмитрий Кримов, умирает 7-го апреля. Так как агония длительна, предположительно отравлен 23-го марта. Но агонии замечено не было. Моя версия – убийца отравил Кримова, спрятал уда-то умирать, а сам переоделся им и жил под его видом в его доме, исчезнув, как только Кримов умер.
-Но этот тип жил в общежитии! – заметила я, - наверняка все его помнили и всполошились бы, узнав, что это не он!
-Не думаю, - грустно улыбнулась Женева, - вскрытие показало, что Дмитрий был горьким пропойцей, перемена в поведении не вызвала бы удивления со стороны его соседей.
-Почему ты это сразу не сказала? – изогнул бровь Л.
-Потому что ты не спрашивал, - пожала плечами Женева, взяв в рот вырванную откуда-то травинку.
-Работал Кримов уборщиком в фирме «Малая Невка», - невозмутимо продолжил Рюзаки, - и у него дома и в офисе этой фирмы нам следует побывать.
Жертва номер два – экстрасенс Пётр Лузанов, экстрасенс. Умер без помощи Тетради Смерти, но, возможно, с помощью людей. Обратите внимание на его слова – «…один человек занял место другого, а того отравил и утащил к воде…» Я почти на 83% уверен, что он говорил это о Дмитрие Кримове и его убийце. Видите, моя теория подтверждается. Далее, он, якобы, пошёл на квартиру к Дмитрию, чтобы «восстановить справедливость». Заметьте, отравление происходит в день смерти Кримова, то есть этот Лжедмитрий, убийца Кримова, нарвался на этого экстрасенса как раз в тот день, когда собрался уходить. Как он его отравил – не знаю, но ясно одно – надо погостить на хате у Дмитрия и хорошенько потолковать с соседями. Они должны подтвердить, что: а)За две недели до смерти Дмитрий сильно изменился, или ушёл в запой, или, наоборот – резко протрезвел; б)За день до ухода Дмитрия к нему кто-то заходил и он его чем-то угощал или что-то вроде того; в) Из дома пропала кочерга, но это не обязательно – кочергу можно и на рынке купить. Вот наша программа минимум на сегодня.
Далее.
Юрий Вяземский. По выражению Эльмиры, «двуличный тип», не настоящий экстрасенс, а так, жалкий фокусник. Убит так же, как и Лузанов, в то же время.
-Может, они были друзьями и пошли к Кримову вместе? – предположила Женева.
-Не исключено. – равнодушно ответил Л, - Но! Вяземского, по утверждению Эльмиры, «записали», и я уверен, речь идёт о Тетради Смерти. А Лузанова никто не записывал, так что вряд ли они были вместе. К тому же, мать Лузанова – Алиса Лузанова, - экс-директор той самой фирмы «Малая Невка», в которой при жизни работал уборщиком Кримов. И! Этот Вяземский, его заподазривали в контрабанде наркотиков. Он не дожил до суда. А напарником его был – Виктор Астафьев, муж Нины Астафьевой, нынешней владелицы фирмы «Малая Невка».
-У меня сейчас голова лопнет, - пожаловалась я.
-Расслабься, даже если ты всё поймёшь, то не сильно поможешь, - успокаивающе улыбнулся Л, - я сейчас объясню всё для коллег, а потом просто скажу тебе, что надо сделать и куда надо идти. Идёт?
Я кивнула. Какой же он всё-таки…гадкий!..иногда бывает.
-Кто там у нас дальше? Да, Василий Волкончук, серийный убийца. Может быть, это он убил Лузанова? Или Вяземского? Или Кримова? Или и того и другого и третьего? Как бы то ни было, но и сам он умирает, причём смерть его явно стилизована под другие.
-Есть версия, - промурлыкал Мелло, - что если кто-то выпустил Волкончука, чтобы тот перебил кого надо, а когда киллер сделал свою работу, нужды в нём уже не было? И его решили мало того, что просто обезвредить, да ещё и показать его непричастность! Как известно, - смерть – лучшее алиби, хоть и не самое достоверное.
-Может и так, - кивнул Л с таким важным видом, словно…А, у меня даже воображения не хватает. – К тому же, его убийство разительно отличается от остальных, пусть и выглядят они похоже. Как там было, Женева?
-Лодка плавала пустая по озеру. Забрызгана кровью, -покладисто вспомнила девушка, - на лодке найдена рапира, на рапире мозги Василия, его отпечатки и отпечатки, частично стёртые, Дмитрия Кримова.
-Всё это очень, очень странно. – отозвался Л, - Следующий и самый интересный. Александр Ермаков, продавец. В его кармане был найден клочок из Тетради Смерти, следовательно, и сама тетрадь может быть у него. Адрес не установлен?
-Нет, его опознали в милиции, - буркнула Женева, - он часто приходил поговорить с тем полицейским, который стал следующей жертвой. С Фёдором Брусникиным. Больше о нём ничего не известно.
-Это очень, очень интересно. – вздохнул Л. – Значит так. Помимо хаты Дмитрия нам надо: побывать в тюрьме и узнать, как отпустили Волкончука и кто его отпустил; побывать в милиции и поговорить с ребятами насчёт Ермакова с Брусникиным; побывать в фирме «Малая Невка» и узнать как можно больше всего. Предлагаю начать с коммуналки.
-Ты, как всегда, мозг. –улыбнулась я. Л скромно потупился и пошевелил пальцами ног.
Женева, вскрыв новую пачку жвачки, спрыгнула с подоконника и подхватила на руки Гада. Тот недовольно мяукнул, но больше для проформы.
-Может, не надо приходить к Кримову прямо так, всей гурьбой? – предположила она, - мало ли что подумают, мы ведь не из милиции всё-таки…
-Но-но! У меня есть удостоверение детектива! – насупившись, заметил Н.
-У меня тоже, но не думаю, что надо это афишировать. – настоятельно сообщил Рюзаки, - будет лучше, если моё воскрешение останется тайной для СМИ хотя бы на некоторое время.
-СМИ не знают и о твоей смерти. – заметил Н, - как не знаРи они и о шинигами и о Тетрадях Смерти. ДРя СМИ всё просто – деРо по Кире раскрыто с помощью детектива Рь. Множество вымысРов и догадок, но читатеРь в них, конечно, не верит. Они не знаРи даже о том, что я тебя смениР. Быр ЭРь  – есть ЭРь.
-Тоже верно, - кивнул детектив, - и всё таки, я настаиваю. Сейчас мы все пойдём домой, оттуда мы с Лизой идём в коммуналку, а Мелло, Женева и Ниа с Отами сидят дома и готовят обед. Кто из них быстрее найдёт две тысячи, спрятанные Лизиной мамой, будет моим наследником.
-Включая меня? – удивлённо спросила Жени.
Л задумчиво пожевал губами и одним махом спрыгнул с осыпавшегося края пола вниз.
…
У меня не было слов.
…
Нет, я, конечно, всё понимаю. Но как же я, чёрт возьми?
Я посмотрела в лицо Женевы. Никакого вселенского зазнайства, только счастливое удивление – ей-богу, святой человек. Я подавила желание тут же закатить истерику и покусать большую часть присутствующих. Видимо, на моём лице это отразилось – надулись щёки, вылезли из орбит глаза, мелко задрожала нижняя губа и всё в таком духе, потому что сзади подошёл расчувствовавшийся Мелло и ободряюще врезал мне между лопаток так, что я чуть не полетела вслед за Л, рискуя, однако, приземлиться с меньшим успехом. Кое-как наша компания собралась с мыслями, силами, тетрадями и прочими составляющими нашего неколебимого духа и через калитку(-_-) вышла на свежий воздух.
Путь домой оказался короче, чем путь в парк, не знаю уж почему. Добрались мы туда на удивление быстро.
Отами, сидевшая внизу, с увлечением делала самолётики из бумаги, Ниа, немного помявшись, присоединился к ней и попросил, чтобы его не беспокоили. Я спросила, почему бы ему не уехать на базу, там спокойнее, на что он ответил, что может там и спокойнее, но тут, несомненно, безопасней. Я разозлилась и стала топать ногами, но это не возымело должного действия. Поняв всю безысходность и нелепость ситуации, я села в уголок в своей комнате и зарыдала в голос, утирая нос и глаза рукавами.
Женева была где-то на кухне, поэтому не слышала зова моей души, а вот на Л и Мелло, которым выпало счастье находиться поблизости, действо произвело огромное впечатление.
Они, конечно, привыкли видеть людей, рыдающих по самым разным причинам, но, как правило, плакали эти люди от боли – физической, или реже – душевной. От обиды на их памяти никто не плакал, а если и плакал, то не так громко.
Я старалась, как могла. Била ногами по полу, проводила ногтями глубокие белые борозды на красном лице и виртуозно завывала, как самый настоящий английский old school ghost.
Примерно полчаса мне понадобилось, чтобы чётко сформулировать, что я хочу и ещё пятнадцать минут уговаривать Мелло не расстреливать Ниара прямо здесь и сейчас. Наконец несколько растерянный альбинос в обнимку с Отами исчез, за ним потянулись Мелло с Женевой, которых Л послал (цитирую дословно) «проветриться с глаз моих долой». Долго я уговаривала Мелло не брать с собой пистолет, а он на вполне сносном русском пытался мно объяснить, что по-русски он ничего не понимает, но потом сдался и оставил револьвер в прихожей, хищно вымолвив что, дескать, «иначе это было бы нелепо». Мы с л остались наконец одни. Я вымыла физиономию и съела глазированный сырок, после чего почувствовала себя вполне счастливым человеком, способным заняться делами насущными.
Любила ли я Л? Любила ли по-настоящему, глубоко, сильно? Меня терзали смутные сомнения. Не то, что бы, но вот ведь так-то кого-то тудой, да. Я даже почти не ревновала его к Женеве, но сил радоваться тоже не было. Я устала. Устала за эти несколько дней убийств, тайн, загадок, непоняток. Кто-то меня использует. Кто-то контролирует мои мысли. Кто-то всё время умирает, в конце концов! Л сел рядом со мной и поджал ноги. Положил руки мне на плечи.
-Что-то не так? – тихо спросил он.
-Всё не так, - честно призналась я. – Чего-то не хватает. Или, наоборот, чего-то слишком много. Почему-то мне не по себе от того, что происходит.
-Нам всем не по себе, - кивнул Л, - может быть, ты что-то забыла и чувствуешь, что тебе надо это вспомнить.
-Ты отлично разбираешься в людях, Л.
-Не в людях, к сожалению. – вздохнул Рюзаки, - но в чувствах. Ну что, пойдём к Кримову?
-Что-то мне не хочется.
-Мне тоже много чего не хочется, - строго сказал Л, нахмурившись, - но мы – служители закона.
Было около двух часов дня.
Я села на подоконник, выглянула в окно и….
…Лишилась дара речи.
Волосы начали медленно наэлектризовываться. Отросшая пост-эмовская чёлка, память пятого класса, потрепыхалась и вдруг встала вертикально вверх.
На фуре, остановившейся перед дверями магазина напротив, висел рекламный плакат. Хоть убейте, не помню, что там рекламировалось, но того, кого изображала больная фантазия плакатного художника, я не забуду никогда.
Этот львиный нос. Эта жёлтая коса. Эта синяя кожа, забинтованные руки и глазницы с вырванными глазами – они до сих пор снятся мне. Я помню их.
Мало того, чудовище шевелилось. Усы трепыхались на ветру, когтистая лапа прошлась по волосам. Рот зверя, зашитый с боков, расплылся в грустной гримасе, обнажив зубы. Я смотрела, как зачарованная даже после того, как фура уехала, увозя кошмар за собой.
-Ты тоже его видела? – шёпотом спросил Л, но я всё равно вздрогнула, сердце ухнуло вниз, больно ударившись о тазовые кости.
-Да. – выдохнула я.
-Это шинигами. Причём шинигами именно той тетради, кусок которой нашли в кармане у Ермакова, иначе ты бы не видела его.
-Он…-я зажмурилась, - он мне снился уже. Но тогда я не предала большого значения этому сну.
-Интересно, - сказал Л, вжав голову в плечи.
-Оно говорило что-то невнятное, я не разобрала, что оно имеет в виду. Но я его очень хорошо запомнила.
-Идём к Кримову. – быстро сказал Л, - чем быстрее мы во всём разберёмся, тем лучше будет для нас. Мне ужасно не нравится эта история, хотя бы потому, что я не привык, чтобы мои мысли кто-то контролировал. Почему бы нам действительно не воскресить этих людей? Хотя… Знаешь, мне кажется, они только больше всё запутают. Вдруг они сами кругом виноваты и будут усложнять дело, чтобы их не рассекретили, давать ЗЛП?
-ЗЛ-что?
-Заведомо Ложные Показания.
-Да, думаю, ты прав. К тому же, Л ясно сказал, что не стоит тревожить мёртвых.
-Но ты ведь меня потревожила? И Мелло?
-Вы - совсем другое дело. – серьёзно ответила я.
-Почему ты так считаешь? – насторожился Л.
-Я… - я попыталась разобраться в себе и понять, почему, но ничего не получилось, - я просто чувствую.
Л удовлетворённо кивнул.
-Это и есть самыё надёжный аргумент, если ты не в курсе.
Я была в курсе. На улице уже не моросило, а просто лило.
-Наши там не промокнут? – спросила я, садясь на подоконник. Надо заметить, это был весьма рискованный шаг, так как весь подоконник, кроме крохотного пятачка был уставлен горшками с оч-чень колючими кактусами.
-Промокнут, - тоном знатока сообщил Л. Потом он хотел ещё что-то сказать, но передумал и просто дёрнул плечами.
-Каланичка из берегов выйдет, - зевнула я, - трупики расплывутся…
-Ты полагаешь, будут ещё жертвы? – спросил Рюзаки с подозрением.
-Не знаю, - равнодушно ответила я, - ну, раз ты так настаивал, бери зонтик и пошлёпали в коммуналку. И да прибудет с нами Сила.
И снова Л хотел что-то произнесть и снова решил отмолчаться.
-Надень мои резиновые сапоги. – я вытащила из комода пару розовых блестящих сапожек. Я их никогда не одевала, так как презирала этот цвет и вообще больше любила калоши. – Ты же вроде как простужен.
-Они женские! – скривился детектив, - и на каблуках.
-зато непромокаемые. Не, ну вы посмотрите на эту ошибку природы – как торт «Девишник» жрать, так ничего, а как розовые сапоги – так брезгуем! Надевай без разговоров.
-Ну, торт – это совсем другое дело, - рассудительно заметил Л, - А ты как же без сапог?
-А я в калошах! – мстительно заявила я, помогая Элу втиснуть штаны в узкие голенища.
***
-Они неудобные!.. – ныл Л, когда мы под проливным дождём вышли на улицу.
-Можешь вытащить штаны поверх, - сжалилась я. Л, с трудом оставаясь в радиусе защиты зонтиком, балансируя на правой ноге, вытащил джинсу из левого сапога, потом проделал то же самое с правой ногой, прыгая на левой.
Дождь – настоящий Петербургский дождь, который не снился ни Лондону ни Венеции, дождь, на который обречён наш город, бил так, словно дал священную клятву пробить все зонтики несчастных пушкинцев, волею случая оказавшихся на улице. Метра за три всё покрывала звенящая серая пелена, так что двигаться приходилось наобум. Постояв на обуме, мы решили свериться с бумажкой.
-Магазейная, 4. Это вдоль по улице, - завопила я, стараясь перекричать шум дождя. Л кивнул. – Наши-то без зонтика, - сочувственно крикнула я на ухо великому детективу. Тот раздражённо посмотрел на меня и поковырял мизинцем в ухе, призывая не орать.
Мы двинулись вдоль мокрой, холодной Магазейной, щедро поливаемые со всех сторон. Оба мы смотрели только под ноги, пытаясь сгруппироваться под одним зонтом, толкаясь и сопя. Волосы Л были уже все мокрые, как и рубашка.
Вдруг он поднял голову и насторожился. Прищурил глаза, стараясь различить что-то в шуме ливня.
-Слышишь? – наконец спросил он, - люди. Много людей, где-то там, у Центра.
-А, это новый храм поставили. Точнее, восстановили. Сейчас купола ставят*, - объяснила я.
-Пойдем, посмотрим. – нерешительно сказал Л, останавливаясь.
Я удивилась.
-А разве нам не надо к Кримову?
-Успеется, - отрешённо сказал Л, - я очень хочу посмотреть на русский храм.
Я вздохнула и мы свернули в скверик, через который можно было пройти на площадь перед храмом.
Там действительно стояла толпа, большинство людей закрыли зонтики, чтобы не пропустить момент установки куполов и креста. Крест был золотой, купола – ещё медные, но блестящие и звенящие под дождём. Сам храм Святой Екатерины, ещё неотштукатуренный стоял под дождём, как огромный кирпичный корабль или замок какого-нибудь Властелина из второсортных приключенческих романов. Мы с Элом пристроились сбоку толпы и стали наблюдать.
Было холодно и мокро. Люди волновались. Наконец  огромный жёлтый кран наклонился, подцепил первый медный купол и медленно, но верно стал его поднимать. Запел священник, запел хор. Подхватили, не разбирая слов, люди. Купол качался в воздухе, звенел под барабанящим ливнем.
Я могла бы поклясться, что у Л захватило дыхание, его зрачки неестественно расширились. На мгновение, которое длилось несколько минут, мне показалось, что его волосы и глаза, обычно чёрные, приняли голубоватый оттенок и заблестели. Указательный палец он засунул в рот и улыбнулся. Но Боже мой, это было действительно ошеломляющее зрелище! Вслед за первым куполом вверх поплыл второй, третий… это продолжалось около часа. А потом начали поднимать крест. Хор запел громче, горожане выли с ним и атмосфера создавалась, прямо скажем, гипнотическая. Крест сиял, слепя глаза, и его свет отражался в каждой капельке дождя, и я не могу написать всего, потому что просто не помню – всякие вспышки подобного рода быстро стираются из памяти, остаются лишь ощущения, о которых вы, дорогой читатель, можете только догадываться…
Всё действо заняло не больше двух часов, уходили мы от храма мокрые и счастливые. Как добрались до нужной мне парадной зелёного дома – не помню, ибо оба были под впечатлением.
Я открыла скрипучую дверь и мы очутились в тёмном, застланном линолеумом коридоре.
-Значит так, - тихо сказал Л, - ты лучше молчи; а если неймётся, говори только то, что я скажу и только когда я скажу, ладно?
Само слово «ладно» предполагало то, что я могу и не согласиться, но интонация не оставляла сомнений – выбора у меня не было.
-Ладно, - обиженно протянула я. Однако, это просто бесчеловечно! Я тут тружусь, воскрешаю, из сил выбиваюсь, а он… Мысленно я решила наплевать на его слова и при первой же возможности сказать что-нибудь значимое и важное первому встречному. Л, судя по всему, просёк мои намерения и так посмотрел, что у меня зашевелились зубы. Нахмурившись, я отвернулась и ногой пихнула первую попавшуюся, довольно обшарпанную дверь. Дверь, однако, не пихнулась, но Л, как всегда, решил интеллигентно выпендриться.
-А вот в Японии..
-Начинается! Я уже наслышалась про «в Японии»!.. Ты же англичанин, разве не так? Далась тебе эта Япония!
-А вот в Японии двери не обшарпанные. – упрямо повторил детектив.
Я почувствовала, что хочу засунуть ему в ухо анальную свечку.
-У нас тоже не обшарпанные. Не везде. – как можно спокойнее сообщила я, - просто такой район попался, вот подальше – там мдоооооо…. Золотые унитазы! – я снова толкнула дверь. Никакого шевеления.
-А нафиг? – не понял Л.
-А нефиг! – гордо ответила я, с ожесточением колошматя в дверь.
Л потянул ручку. Дверь открылась. Я почувствовала острую необходимость сказать что-то умное, но не успела.
Мы вошли в полутёмную комнатку, которая явно задумывалась как кухня. Формой она больше всего походила но гроб. В комнате помещалась плита, некогда бывшая белой, три табуретки и стол, покрытый куском линолеума, видимо, вырезанного из полового покрытия. На стенах на крючках висели грязные полотенца, поварёшки и прочая кухонная утварь. Посреди комнаты, увешанная кучей рваных передников, стояла бабуська в голубом ситцевом платочке. Её лицо показалось мне смутно знакомым, но где и когда я его видела, я так и не смогла вспомнить. Бабуська помахала поварёшкой, чтобы разогнать клубы дыма, висящие в комнате и кивнула нам. Л кивнул в ответ и почесал одну ногу другой. Гениальный жест.
Я прокашлялась.
-Кримов тут живёт?
Бабуська поправила платочек на голове.
-Помре он.
-Как? – удивлённо воскликнула я, стараясь показать удивление.
-Нет, капельку. – ехидно хмыкнула та, пожевав губами.
Я сделала страдальческое лицо.
-Вот вы шутите, а он был моим другом! Я к нему из…из Японии ехала!
Л открыл было рот для какого-то важного дела, но свершить его не успел.
-Был друг, да весь вышел, - как-то злорадно отозвалась бабка, помешивая суп. – А что там в Японии?
-Там двери необшарпанные! – отчеканила я.
-Поди ж ты, - удивилась обитательница кухни, - а ну как обшарпаются, тогда что?
Я задумалась. Надо признаться, меня саму интересовало – что делают японцы с обшарпанными дверями? Не выбрасывают же, в самом деле?
-Красят! – подсказал Л.
-Красят! – сообщила я.
-О-о. – глубокомысленно протянула старушенция, - какие трудолюбивые…Даже жалко этих японцев. А ну как землетрясение или еще что? Всё порушится, земля потрескается, машины потонут, небоскрёбы лежмя полягут…Помрут, как пить дать помрут.
Л стал похож на недавнего утопленника.
-А мы? – с энтузиазмом юного натуралиста спросила я, - а если у нас землетрясение?
-А чего? Потрясёт и перестанет. Да и какое землетрясение на болоте? – удивилась та. – Кстати, - её голос вдруг приобрёл какой-то странный оттенок, как будто помолодел и понаглел, - если вас интересуют обстоятельства смерти Кримова, можете пройти в конец коридора и поговорить с его соседями.
Л кивнул. По его глазам было видно, что он просёк все, что только можно и сделал все возможные выводы.
Мы вышли. Бабка подняла со стула засаленный мобильник и набрала номер.
Л ушёл вперед оп коридору, а я отстала и припала к двери ухом.
-Алло? Душенька, были двое.
-…
- Что? Да, двое.
- …
- Из Японии. Интересовались.
- …
- Детектив, говоришь?
- …
- Ну и что делать?
- …
- Да? Ну ладно.
Она положила трубку и потянулась до хруста в костях. Я была готова биться головой об Фудзияму. Голос этой старухи разительно переменился – теперь это был абсолютно молодой женский голос. И я была уверена, что слышала его раньше.
Я хотела во что бы то ни стало сказать это Л, похвастаться и вообще произвести впечатление человека полезного, но потом… Что-то меня удержало. Что-то непонятное. Сначала я решила, что это просто проделки того Л, который может управлять моими мыслями, но потом поняла, что это не так. Л хотел, чтобы мы закончили расследование поскорее -  он наверняка бы заставил меня рассказать Л все детали, если уж ан то пошло. Нет, партизанскую позицию я приняла сама, осознанно. Если Л такой умный – пусть сам во всём разбирается. А я тоже буду собирать факты, самостоятельно. Воображение тут же услужливо нарисовало картину: Я нашла убийцу, заковала его в наручники, а рядом стоит смущённый Л и говорить: «Ну, ребята… Мы же вместе искали убийцу, просто Лиза оказалась проворней и наблюдательнее…» Мысль эта гладила меня по головке и вручала воображаемые шоколадки, но стоило мне посмотреть на непроницаемую рожу Л, как она тут же улетучилась и спасовала, хоть и продолжала сладко урчать что-то из космоса. Ну в самом деле, какого хрена?! Надо всё ему рассказать…
«Потом!» - сладко шепнул гаденький голосок, - «Когда он будет потерян и ударится в меланхолию. Ты спасёшь его самовлюблённую душонку, ну разве это не прекрасно!?»

Л толкнул дверь и я едва не задохнулась от удушающего запаха, преследовавшего меня в морге. Глаза моментально заслезились, нос зачесался, желудок скрутило и ладони вспотели. Я заранее знала, что долго так не продержусь, но старалась придать своей физиономии такое же философское и отстранённое выражение, как у Л и вообще осмотреться.
Мы очутились в первой половине комнаты, разделённой шкафом на две части. Вторая половина была завешена ситцевой занавесочкой, прикреплённой к шкафу. Там, куда попали мы, стоял диванчик, дешёвый, но чистенький, сервант с уймой старых парафиновых свечек (шесть из которых потухли, а семь догорали) и букетиком ивана-да-марьи в водочной стопке. Так же тут помещался стол с чёрной скатертью и бутылью водки, на котором стояла, перевязанная чёрной ленточкой, фотография человека с круглым серым, очень неприятным лицом, нечесаными волосами и затравленным взглядом.
За столом сидели четыре человека. Один, худой прыщавый юноша с засаленными, забранными в хвост волосами, в рваных на коленке спортивных штанах, нервно покачивал головой взад-вперёд и причмокивал толстыми, влажными губами. Второй, низенький, толстый, раскрасневшийся от выпитой водки дядька в старом пальто без подкладки, отчаянно сутулился и морщил лоб, отчего становился похожим на шарпея. Девушка, молодая, но смертельно бледная, с кое-как обстриженными серыми волосами, закутанная в засаленное чёрное платье, затягивалась тонкой сигаретой и мелко дрожала. Четвёртый человек одет был во всё чёрное, шляпа почти соприкасалась с воротником, отчего его лица вообще не было видно. На коленях у него имелся чемоданчик.
Л собрался что-то сказать, но вдруг всё остановилось.
Вообще всё.
Волосы Л снова поменяли цветовую гамму.
Хренов хамелеон.
Л уставился на человека с чемоданчиком.
Как на гуманоида, сплясавшего чечётку на крыше Кремля.
Я была в ошизе.
Хоть убей, не помню, что происходило в эту грешную секунду.
Почти не помню.
Только звонкий голос.
Никогда больше Л не говорил таким звонким голосом.
-В..Ватари?
А потом он упал в обморок.

Столько английских слов сразу я не слышала даже на уроке в английской школе. Ватари, который оказался потомком англосаксов, вскочил из-за стола, опрокинув стул и, причитая, бросился к лежащему телу. Смысл всей англобелиберды, произнесённой человеком, был примерно следующим: «Ой-ой-ой! Кажется, он вырубился». При этом субъект, которого Л назвал Ватари, бормотал минут десять кряду, садился рядом с ним и снова вскакивал, махал руками и очень по-стариковски охал. Шляпа, что неудивительно, упала, и я наконец рассмотрела его лицо – морщинистое, благородное, как у каких-нибудь английских лордов и наивно-взволнованное. Глаза у него блестели и, в отличие от глаз обычных старичков, не были мутными, а даже наоборот, чистыми и глубокими, хоть и маленькими. Его аккуратные седые усы испуганно топорщились, а брови постоянно двигались.
-Quick! Young lady, call a doctor, a doctor, we need a doctor… - забормотал он, приподнимая голову Л.
-I think we don’t. – Гордая за свой прекрасный акцент, ответила я, - It seems to me that he’s waking up. – У меня были только две пятёрки в четверти, в том числе и по английскому.
Л, действительно, приходил в себя. Он чихнул, как и тогда, когда я впервые обнаружила его на полу своей комнаты, нахмурился и вдруг резко сел, оттолкнувшись руками от пола. Его иссиня-чёрные глаза раскрылись и несколько минут обводили всех присутствующих, в том числе и соседей незадачливого уборщика фирмы «Малая Невка». Вдруг зрачки резко уменьшились, хотя на лице детектива не показалось ни следа удивления, волнения или чего-нибудь ещё. Он поджал к груди левую руку, а потом осторожно так, как будто боясь спугнуть наваждение, протянул её в сторону улыбающегося усатого лица, нависшего над ним.
-Вамми-сан, - тихо сказал он, странно улыбаясь. Усатый, тоже улыбаясь, обнял Рюзаки за плечи и так сильно прижал к себе, что мне показалось, что я слышу хруст хрящиков. Л, однако, судя по всему, был абсолютно счастлив и на такие мелочи, как хруст суставов, внимания не обратил. Тут я вспомнила, кто этот дядька – Л много рассказывал о Ватари и о том, как он скучает – Л упоминал, что ТАМ им не разрешали видеться, не называя причин. Впрочем, как я поняла, причин назвать было некому. Л не любил распространяться о загробной жизни, а я, несмотря на моё врождённое любопытство, почему-то очень не хотела его расспрашивать. Всё, что я поняла – он был где-то между небытием, адом и раем, в пространстве мучительного и вечного умирания. «Может, я до сих пор там умираю», - грустно говорил он мне, - «а это всё – больные галлюцинации». Я спешила уверить его, что всё не так и, кажется, у меня это получилось…
И вот теперь он, видимо, окончательно и бесповоротно понял, что жизнь не сон, потому что, умирая нельзя испытывать счастье, а именно этим он сейчас и занимался. Ватари держал его крепко и чуть не плакал от умиления.
-Watari, but… How did you get here? Someone used the Note? Near?
-It’s Mello, - улыбнулся Вами, - he is such a kind-hearted kid; he wanted me to surprise you.
- He successed after all. – улыбнулся Л, и вдруг перешёл на русский, - Ватари, это Лиза.
Люди за столом молчали, затаив дыхание. У меня снова закружилась голова от ужасного запаха, царящего в квартире.
-Ах, так это вы – та самая девочка, о которой Мелло прожужжал мне все уши? – очаровательно улыбнулся дядечка, нашаривая на полу шляпу и отряхивая его. Он говорил с сильным акцентом, но слов не коверкал. – У него просто рот не закрывался, я еле его успокоил… Такой взрывной молодой человек… - Ватари вздохнул и покачал головой, будто бы укоризненно, но я заметила улыбку, тщательно спрятанную в усы.
-Ох, ну да… - пробормотала я, - это я и есть. Л про вас очень много рассказывал. Он очень скучал.
-Правда? – англичанин просиял, - о, я всегда знал, что он никогда не забудет своего старину Ватари… - он сильнее прижал голову Л к себе и поцеловал его в темя. Л даже не сопротивлялся, наоборот, тоже прильнул к вами и что-то промурлыкал.
Я была в ауте. То есть я, конечно, понимала, что у Л должны быть близкие люди, но никак не могла себе представить, чтобы этот невозмутимый тип обнимался с кем-то с такой нежностью. Так маленький внучек жмётся к любимому дедушке, который подарил ему конфету. Л в роль любимого внучка не входил ни каким боком.
Скоро обнималово закончилось, и оба разом посмотрели сначала на меня, а потом на людей, которые, похоже, уже перестали понимать, что тут творится.
-Я как раз расспрашивал этих замечательных людей об их печально известном соседе, - начал Ватари, - они дали мне много полезной информации, мальчик мой. Я, собственно, ехал сюда, чтобы перехватить вас с Лизой, но вас долго не было, так что я пока побеседовал с товарищами. Только вот так и не смог понять, откуда этот ужасный запах. Все в один голос утверждают, что он с половины Аркадия, но никто не знает, откуда именно.
Л нахмурился, встал и подошёл к шторе. Рывком отодвинул её, ткань взметнулась, и в комнате завоняло пуще прежнего. Я зажала рот рукой, в глазах потемнело.
-По-моему, в комнате ещё один труп, - сказала я.
-не думаю, - равнодушно заметил Л. Чёрт, кажется, он снова стал собой! – А это что? – он вошёл в комнату, игнорируя запах и подошёл к дырявому красному полотну, висящему на стене. На полотне висели ножны от какого-то декоративного кинжала, вроде того, какими торгуют около Лицея. – Странно, такой бедный человек вряд ли мог позволить себе купить зачем-то декоративный кинжал. К тому же, такой дорогой. Это вам не какая-нибудь дешёвка, тут настоящие камни. И где он сам, почему ножны пустые?
-Аркаша сказал, нож спёрли, - сказала дама и залилась слезами.
-Без ножен? – у Л лоб полез на затылок, - а смысл? В ножнах дорогие камни. Не думаю, что какой-то бандит настолько туп, что украл оружие, не взяв такое сокровище. И опять же – откуда ЭТО взялось в квартире такого человека, как уборщик фирмы, пускай и преуспевающей?
-Это наградной, от его прапрадеда, - объяснил мужик в пальто. – по крайней мере, Аркадий сам так сказал.
-Ну, если Аркадий что-то сказал, это ещё ничего не значит, – пожал плечами Л. – слово мёртвого мало весит, верно?
Наступила неловкая тишина, но Л, нисколько не смущаясь, сел на корточки и принюхался. Я чуть не померла на месте. Я бы так точно не смогла. Голова у меня уже кружилась.
-Лиза, позвони Женеве и скажи, что нам срочно требуется помощь экспертов. Пусть помелет языковой мышцей и убедит коллег выслать нам бригаду. Мне плевать, как это у неё получится.
Ничёссе! Вот это я понимаю, подход… Сделай мне это, не важно как, но чтоб было сделано.
Я хотела набрать номер, но как только достала мобильник, тот сразу же зазвонил. Звонила как раз Женева.
-О, я как раз тебе собиралась.. – начала я и быстро выложила ей пожелания Л, правда, немного завуалированные вежливостью.
-Вы с Ватари уже встретились? – рассмеялась она в трубку, - такой обаятельный дедок… А ребят я, пожалуй, вызову. Не настоящую бригаду, конечно, а так, товарищей. Мы ведь хотим сохранить всё в тайне, так?
Я её не видела, но могла поклясться, что Женева подмигнула трубке.
-И ещё… - её голос вдруг стал неуверенным, - сегодня вечером за пирогом я вам кое-что расскажу. Я понимаю, надо было раньше, но…
-Как ты сказала - за пирогом?
-Всё, поки-поки!
Я ошарашено посмотрела на отрубившийся мобильник, но потом повернулась и пироги вылетели у меня из головы.
Л успел обнюхать помещение и понять, откуда идёт запах. Он, судя по всему, сочился из-под пола, потому что одну половицу они с Ватари уже благополучно выломали, и под ней обнаружилась наспех выдолбленная ниша.
В нише лежали две розовые лепёшки.
Это были многострадальные высосанные мозги.

-Мэтт, неси нашатырь.
-What?
-нашатырь.
-What da fuck is that na-sha-whatever?
-Matt, bring that little green bottle.
-Be right back.
-Hold her head.
-Carefully!
Я открыла глаза. Обморок – вещь неприятная, но как всё-таки хорошо проснуться у себя в кровати! Ухажёры, однако, не удосужились даже стащить с меня сапоги, не говоря уже о мокром плаще.
Первое, что я увидела, была философски нахальная морда какого-то рыжего субъекта.