[Аниме это жизнь]

Объявление

>

 

Добро пожаловать на форум: Аниме это жизнь Администраторы и модераторы

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » [Аниме это жизнь] » По Наруто » Хаширама/Мадара


Хаширама/Мадара

Сообщений 1 страница 19 из 19

1

Название: Один день - одна ночь.
Автор: Stupid_Sakura
Бета: Орочи-тян
Фэндом: Naruto
Жанр: angst, PWP
Рейтинг: R
Пейринг:
Хаширама/Мадара
Дискламер: все принадлежит не мне, и я никаких прав на это не хочу и требовать не буду.
Предупреждение: yaoi. Мадара написан по фанону Lily
От автора: А я маракуйя. Даже не знаю что сказать.(с)

Первое что видит Хаширама зайдя в свой кабинет это сваленные на пол документы и сидящего на его месте Мадару. Доказывать Учихе, что к чужому труду нужно относиться хоть сколько-нибудь уважительно бесполезно. В лучшем случае шаринганованный ниндзя кивнет, но все же пропустит информацию мимо ушей и сделает по-своему.
Его можно понять и глава клана Сенджу даже находит в себе силы, чтобы сделать это. А еще находит силы для того, что бы не показывать это понимание Мадаре. Незачем шаринганованному шиноби видеть все это, он и так сильно зазнается.
- И что же привело тебя в мой кабинет, Учиха? – Первый Хокаге останавливается за спинкой кресла, на котором сидит Мадара и аккуратно кладет перед ним только что поднятую с пола пачку документов. Он уже не сомневается что остаток дня, вечер и ночь он проведет в постели с этой красноглазой заразой, поэтому даже не злиться. К чему злиться на то, что неизбежно.
Учиха в ответ лишь усмехается и поднимается, не отводя красных, расчерченных черным узором шарингана глаз от лица Сенджу. В этот момент Хаширама предельно четко видит в глубине его темных зрачков тщательно замаскированную ненависть к нему лично и ко всей Конохе в целом.
Опасно. Мадара – источник открытого огня, не даром их техники, в отличие от древесных техник самого Хаширамы вызывают огонь. Он дикий, необузданный, его трудно, невозможно подчинить. Меч с обоюдоострой рукоятью. Он не умеет жить в союзе с кем-либо, не имеет привязанностей, семьи и чего-либо еще. Вся его жизнь подчиняется его же решениям и, что является насмешкой судьбы, правилам, которые диктует ему голос крови. Победа или смерть. Победи или умри. Это стремление передается в клане Учиха из поколения в поколения и проигрыш в битве считается жутчайшим позором. Каждая секунда в его обществе пропитана ожиданием ножа в спину. Каждое слово – медленный яд.
Учиха шепчет что-то, усмехаясь, и в этот момент Сенджу даже не понимает, что именно. А через секунду уже впивается в насмешливо изогнутые тонкие губы голодным, собственническим поцелуем предельно четко понимая, что снова попался в привычную ловушку. Старается не думать об этом и торопливо стаскивает с костлявых плеч Мадары плащ полиции Конохи.
Кьюби подери, и почему ему, истинному семьянину хорошо не в постели с законной женой, а в собственном кабинете с главой конохской полиции и к тому же его бывшим злейшим врагом. Хотя спать друг с другом они начали намного раньше, всего через несколько месяцев после заключения мирного договора, а врагом Учих Сенджу себя никогда не считал. Это для Мадары он был злейшим врагом и противником, сам же шаринганованный ниндзя пребывал в списке отношений Хаширамы под статусом соперника.
Документы падают на пол вместе с чернильницей, когда он подхватывает Мадару и усаживает на стол – они оба даже не замечают этого, упоено целуясь. В присутствии Мадары вообще очень трудно думать о чем-нибудь кроме его горячего, гибкого тела.
Хаширама и не думает, лишь впивается в открытую шею зубами и тянет любовника за волосы, пытаясь, заставить его откинуть голову сильнее, сделать беззащитное горло более доступным.
- Хока…аах…ге-сама.. вы используете служебное положение в личных целях?
Учиха с некоторым трудом усмехается, кривя тонкие губы, и демонстративно выворачивается из хватки любовника, умудрившись сделать это так, что у Сенджу перехватывает дыхание.
- Заткнись. – Почти рычит глава клана Сенджу и вжимает Учиху лицом в стол, впиваясь зубами в костлявый загривок. Сдавленный всхлип, который издает Мадара в этот момент, лишь подстегивает его возбуждение. Хаширама торопливо скидывает с себя плащ, штаны, сжимает пальцы на бедрах Мадары и упоенно стискивает зубы на костлявой шее.
Мадара выдыхает и изгибается дугой, шипит сквозь зубы сдавленные ругательства и царапает пальцами столешницу, но Хаширама не обращает на это внимания, ему сейчас совсем не до этого. Гораздо больше его привлекает узкая Мадарская задница, в которую он вбивается раз за разом.
Если бы он мог, он увидел бы, что в глазах Учихи больше нет ненависти. Она скрыта за обжигающей, горячей страстью и похотью, и лишь где-то на самом дне трепыхаются похожие на дохлых головастиков запятые готового в любую секунду активироваться шарингана.
Он резко укладывает Учиху на спину и не отрывает взгляда от его лица. Мадара стонет и извивается под ним, не на секунду не закрывая ярких алых глаз. Хаширама срывается, старается двигаться грубее, надеясь выбить хоть один болезненный стон из горла любовника, заставить его болезненно зажмуриться, лишь бы не видеть больше этот дьявольский узор шарингана.
Утром он приоткрывает глаза и видит сидящего на подоконнике Мадару. На костлявые плечи накинут плащ Первого Хокаге, Учиха кутается в него и смотрит в окно, щуря глаза. Солнце поднимается над ненавистной ему деревней.
- Ты фетишист.
Ему даже лень подняться, хотя полуобнаженный любовник снова вызывает легкое ощущение тяжести в паху.
Учиха молча поднимается и подходит к нему. Алые глаза горят безграничной ненавистью и злобой.
- Что. Это?
Он говорит четко и раздельно, едва не срываясь на злобное шипение, и протягивает Сенджу листок. Приказ о назначении Вторым Хокаге Тобирамы Сенджу. Объяснения не нужны, оправдания тоже. Если начать оправдываться Учиха вспыхнет как порох и чем это может кончиться неизвестно. Потому Сенджу просто закрывает глаза и вздыхает. Плащ Хокаге летит ему в лицо. Шорох одежды, Учиха одевается.
Солнце встает над ненавистной Учихе деревней, и он растворяется в лучах этого солнца.. И знак клана Учиха на его черном плаще заметен словно мишень.
___________________­____________________­_______

Теги: Yaoi

0

2

Название: Жить с Учихой
Автор: Stupid_Sakura
Бета: Серпентарий, Орочи-тян
Фэндом: Naruto
Жанр: angst
Рейтинг: PG-13
Пейринг: Хаширама/Мадара
Дискламер: все принадлежит не мне, и я никаких прав на это не хочу и требовать не буду.
Предупреждение: yaoi.
От автора: Это первый фанфик после долгого перерыва. Слюни и сопли.

Если бы в день подписания мирного договора кто-нибудь сказал бы Хашираме Сенджу, что через много лет, глядя на заходящее солнце, он будет думать лишь о том, что ему предстоит убить главу полиции Конохи, он бы рассмеялся этому человеку в лицо. Сейчас, когда ярко-алые лучи заката окрашивали Коноху в красные тона, он действительно не мог думать о чем-то другом. И даже не пытался.
Его ненависть была сильной. Густой и, несомненно, праведной. Коноха, его детище, его родная деревня, построенная с трепетом и любовью, была в опасности, и виноват в этом был Учиха. Остальное не имело никакого значения.
Клан Учиха всегда был проклятым – это Хаширама Сенджу впитал еще с молоком матери. Их проклятые глаза, получившиеся от порочного союза демона-тенгу и девицы из клана Хьюга были очень опасны – так издавна считали злейшие враги Учих, Сенджу. Обладатели шарингана могли призвать на головы простых жителей гнев Девятихвостого демона Кьюби и, не дай ками, прогневить и остальных демонов.
В младшем возрасте, встречая встрепанного костлявого малявку из клана Учиха в периоды перемирия обоих кланов, Хаширама думал, что никакой опасности этот представитель шаринганованных ниндзя представлять не может. В старшем возрасте, глядя на эту мелочь, уже освоившую шаринган и старательно срывающую его свидания с невестой в лесу Сенджу думал, что хочет его убить. Молодой организм требовал девушек, приводить же законную, выбранную родителями невесту в дом и слушать комментарии и советы брата Хаширама не хотел, потому встречался с ней лишь в лесу. Пару раз поймав любопытный взгляд малолетнего вуайериста из кустов Сенджу разозлился и возненавидел Учиху всей душой.
В тот день, когда он, по желанию отца был назначен главой клана Сенджу и его торжественно, пусть и с натянутыми улыбками познакомили с главой клана-соперника, Хашираме пришлось резко поменять свое мнение о клане Учиха. Худой, почти костлявый юноша с алыми глазами и встрепанными, черными, как смоль волосами оказался вполне достоин уважения. Учиха Мадара определенно был достоин называться главой клана.
Когда будущий Первый Хокаге Конохи решил подписать с кланом Учиха мирный договор их с братом родители давно уже покоились в семейном склепе. Будь это не так, Хаширама лишился бы благословления родителей сразу и навечно – его отец, прошлый глава клана, никогда не мог и помыслить о союзе с _этими Учихами_.
В тот день, когда он проснулся с Учихой Мадарой в одной постели, был, наверное, самым запоминающимся днем во всей его биографии. Во всяком случае, на тот момент Сенджу считал именно так.
Отношения с Мадарой были подобны постоянному нахождению на вулкане. Учиха взрывался как порох, но зато за все то время как они спали вместе, Хаширама изменял ему только разве что с женой. В постели Мадара был абсолютно бесконтролен, стонал так громко что иногда срывал голос, но Сенджу никогда в жизни не испытывал ни с кем из своих любовников и любовниц такого удовольствия.
Строительство Конохи было отдельной историей, достойной зубоскальства писателя-летописца. Мадара злился, сердился, уходил, но все же помогал построению деревни. Но зато злость его, когда на место Второго Хокаге был назначен Тобирама была непередаваема. Когда же оба брата без лишних вопросов напророчили своему юному ученику звание Третьего Хокаге Мадара устроил скандал и ушел из деревни. Его не устраивал пост начальника полиции Конохи, но Сенджу не имел в планах приближать его к власти. Он знал, как это может отразиться на Конохе, и не хотел своей деревне такой судьбы.
Хаширама не знал, что произошло тогда в клане Учиха, и почему Мадара бросил свой клан, но встретился с ним через какое-то время и узнал, что тот подчинил Девятихвостого демона-лиса. Сенджу и сам не мог объяснить себе, почему шаринган в глазах Учихи стал пугать его.
Бой состоялся на закате, в горах. Это должен был быть просто мирный разговор, но если бы Сенджу знал, что последствием этого разговора станет обширная долина с водопадом, он никогда бы не пытался разговаривать с Учихой. Позднее он списывал все это на случайность, хотя гораздо лучше кого-либо знал характер своего любовника.
А когда тело Мадары Учихи скрылось в глубинах окрашенного в алые тона водопада, Сенджу Хаширама впервые понял что значит потерять все.
________________________________________________

0

3

Название: нет
Автор: gero_likia
Бета: нет. Может, когда и появится... но, видимо, не судьба *разводит лапками* Простите.
Пейринг: Хаширама/Мадара, младший брат Хаширамы/Хаширама
Рейтинг: NC-17
Жанр: romance, почти PWP
Предупреждения: насилие
Примечание: написано на 4й тур кинк-феста по Наруто по заявке 4~3: Хаширама/Мадара, Мадара хочет Хашираму, но тот видит в нём только друга. Связывание, насилие.
От автора: возможно, не лучший мой фик, но хотелось бы знать ваше мнение a) И помните, я не кусаюсь, я люблю критику!

Иногда Мадара задумывался: а если бы он родился женщиной, что-то изменилось бы?
Изменилось. Наверняка к лучшему, хотя было бы еще сложнее...
Впрочем, по порядку.
Когда Мадара познакомился с Хаширамой, сразу же стал относиться к этому Сенджу со снисходительной насмешливостью. Слишком серьезные люди, начисто лишенные чувства юмора, вызывали у Мадары именно такую реакцию независимо от их положения в обществе. Хотя нет, чем выше стоял изо всех сил пыжащийся чурбан, тем с большим удовольствием Учиха доказывал, что на всякую чурку найдется пила. Терпеливая, безжалостная и беспощадная. Подпиливающая основу и в конце концов ломающая.
Вот только под внешним слоем дерева Хаширамы скрывалась сталь.
Он не менее, а в последнее время все более и более терпеливо реагировал на любые подначки со стороны Мадары, сводя их к серьезным разговорам так незаметно и искусно, что Учиха отнюдь не сразу почуял наигранность и понял, что это не он, это над ним смеются.
Впервые в жизни он испытал боевой азарт не в бою.
А Хаширама, заметив, как изменилось отношение Мадары, тоже сменил тактику поведения. Теперь он был откровенно ироничен, и Учиха просто поражался, как мог не замечать этого так долго. А также усвоил урок - недооценивать Хашираму не стоило.
Однако как только Мадара решил, что уже знает главу Сенджу, тот приподнес очередной сюрприз. Всегда старающийся избежать ненужных конфликтов, он ни с того ни с сего развязал войну с кланом Наоши и, приглашая союзников-Учиха поучаствовать в финальном бою, объяснил Мадаре причину уничтожения нейтрального, в общем-то, клана простым "Мне так хочется".
Разумеется, Мадара дал людей и даже помог лично.
Так происходило каждый раз: слой сменялся слоем, и пусть все они были тысячу раз истинными, Мадара никак не мог понять - где настоящий Хаширама?
Этот человек гипнотизировал его, словно заклинатель - змею. И если в течение недели не открывал какую-нибудь новую грань своего характера, Мадара начинал беспокоиться - что, если это лишь игра, призванная отвлечь внимание, а теперь некая цель достигнута, и Хаширама больше не нуждается в маскараде?
Но все повторялось снова и снова, из недели в неделю, иногда чаще, иногда реже - заставляя Мадару сходить с ума от неопределенности, - и вскоре он заметил, что жизнь превратилась в сплошной цикл, от общения до общения с Хаширамой. Остальные действия, даже определяющие судьбу клана, воспринимались как промежуточные и незначительные. Фон для основного.
Если бы Мадара не знал точно, заподозрил бы Первого Хокаге в использовании гендзюцу.

Но гендзюцу не было, и все было настолько упоительно, настолько ярко и свежо, что Учиха попросту не мог заставить себя это прекратить. Он, гордившийся своей железной волей, спасовал перед своими же чувствами. Но у него имелось оправдание - именно они заставляли его верить, что он все еще жив.
По правде говоря, еще до более близкого знакомства с Хаширамой жизнь Мадары напоминала цикл, только не расцвеченный чем-то столь захватывающим, чем стали редкие встречи с главой Сенджу.
На самом деле виделись они часто: на официальных мероприятиях, которые время от времени устраивал то один, то другой клан, на совместных миссиях и в боях, просто случайно сталкиваясь на улицах Конохи. Но Мадара ценил лишь те редкие встречи, когда никто не мешал, и можно было обыгрывать Хашираму в го или в шоги - пока он поддавался, разумеется, - беседовать, накручивая на каждую фразу по десятку смыслов и с удовлетворением получая ответ, в котором при желании можно было отыскать не только десятое, но и сотое дно, или просто вместе молчать, глядя в облака. Такой вид отдыха сначала казался бессмысленным гиперактивному Мадаре, однако Хаширама научил его смотреть на мир под другим углом и ценить не только мгновения действия, но и мгновения покоя.
Черт возьми, одного того, что Хаширама его чему-то научил, было достаточно, чтобы заболеть этим человеком.
И Мадаре пришлось смириться со свершившимся фактом.
Вот только все было бы куда как легче, если бы в Хашираме чувствовался тот же интерес, та же страсть. Но Сенджу мало интересовал Учиха. Со своим младшим братом Хаширама проводил куда как больше времени.
Если бы Мадара родился женщиной, он сумел бы, наверняка сумел очаровать это бесчувственное полено: Хаширама любил высоких, тонких и бледных женщин с длинными темными волосами. Но Мадара был мужчиной, и единственной доступной близостью оставалась дружба.
Пока Учиха случайно не застал братьев Сенджу вместе.
Целующихся.
Отнюдь не как братья.
Он не помнил, когда в последний раз так боялся за свою жизнь. Ведь убьют, наплевав на возможные политические осложнения, если узнают, что Мадара стал свидетелем их... близости.
Да, это было правильным словом. Близость. Что-то очень теплое, проскользнувшее в том, как младший ласкал шею старшего - а ведь мог бы сломать позвонки одним движением пальцев, - как смотрел на него после поцелуя, как прижал к стене - отнюдь не угрожающе.
Миг, когда Мадара случайно поймал взгляд Хаширамы, показался самым долгим в жизни. Безграничное обожание и готовность пойти на все ради брата перехлестывали в главе Сенджу все его существо, и это... завораживало.
Ждать развития событий Учиха не стал. Насколько мог бесшумно ушел, обдумывая вероятности. Десять раз проверил, не идут ли за ним, и на всякий случай долго запутывал следы, чтобы точно не нашли, даже если обнаружат, что их кто-то видел.
То, что он задумал, было безумием, но, увлекшись Хаширамой, Мадара уже сошел с ума, так какая разница? Однако все-таки перед осуществлением дикого в своей дерзости плана Мадара попытался жить без главы Сенджу, ограничиваясь лишь мимолетными встречами.
Не вышло.
Подсел, как на наркотик, без которого начинается жестокая ломка. Без спокойной, ироничной улыбки Хаширамы можно было обойтись. Без его жесткого взгляда - тоже. Как и без многих других мелочей: привычки заправлять за уши постоянно мешающиеся волосы, изящно встряхивая при этом головой, манеры сидеть на любой поверхности, даже на трухлявом пне, словно на троне, а еще способа вести разговор - рассказывая что-то и наводящими вопросами аккуратно подталкивая собеседника к нужным ему, Хашираме, выводам. Если говорить начистоту, каждая из этих особенностей по отдельности безмерно раздражала Мадару.
Но без всего этого вместе, без личности, носящей имя "Хаширама", Учиха обойтись не смог.
Более того, спустя две недели холодности глава Сенджу сам поинтересовался, что случилось и почему Мадара прервал отношения. Это стало последним гвоздем в крышку гроба, и Учиха сдался.
Он кружил, выжидая момент, словно дикий кот вокруг пугливого оленя. Иногда ластился, иногда скалил клыки - особенно в присутствии младшего Сенджу, действовавшего на нервы похуже вражеского куная у горла. Впрочем, ему Мадара доставлял не меньше, а то и больше неудобств, но блондинчик, как про себя прозвал его Учиха, не выказывал открытого недовольства. Знал, что Хашираме это не понравится. Мадара же пользовался преимуществами на всю катушку, играя со старшим и заодно - мелочь, а приятно! - выводя из себя младшего.
Хаширама делал вид, что не замечает поползновений в свою сторону. А может, действительно не замечал, с ним никогда и ни в чем нельзя было быть уверенным до конца. Уж это-то Мадара уяснил накрепко.
В любом случае, встав на эту скользкую дорожку, сходить на середине дистанции он не собирался.
И добился, с огромным трудом, призвав в помощь все свои умственные и актерские способности, добился приглашения на ночь в дом Сенджу. Правда, для этого пришлось инсценировать пожар в своем квартале, начисто спалив основную резиденцию (наконец-то этот жуткий образец безвкусицы, творение какого-то свихнувшегося архитектора, исчез с лица земли), а потом неделю жить у разных людей и жаловаться Хашираме на их надоедливость и ограниченность. Но цель стоила любых средств, даже небольшого унижения.
Хаширама выделил гостю лучшие комнаты, лично показал гостевую часть дома и заверил, что Мадара может распоряжаться всем и всеми. Но где расположены его комнаты, Хаширама не сказал.
Сначала Учиха попробовал найти их сам, а потом, плюнув, поинтересовался у кого-то из многочисленных Сенджу. Однако все подобные вопросы игнорировались, и пришлось отлавливать кого-то из младших, дабы с помощью Шарингана "уговорить" поведать сей бесценный секрет.
Личные покои Хокаге находились на третьем этаже, и проникнуть туда было непросто: широкий жест Хаширамы распространялся только на гостевые комнаты, в личные Мадару без сопровождения не пускали. Да, оно было ненавязчивым, но оно было.
К тому же, вставала проблема несогласия главы Сенджу на то, что задумал Учиха. Не драться же с ним! Мало того, что Мадара отнюдь не мог ручаться за свою победу, драка обязательно привлечёт внимание других обитателей дома.
Хашираму, скорее всего, придется опоить и потом быстро связать, потому что ни один наркотик не воздействует на него настолько сильно, чтобы сохранить сознание и всё-таки не дать пользоваться техниками. Сенджу уже не раз доказывал, что его стальная воля сильнее любых препаратов, чего стоило только то, что Хаширама не умер после того, как получил смертельную царапину отравленной очень редким ядом иглы.
Самым сложным пунктом плана стала подборка наркотика. Во-первых, сильный, во-вторых, незаметный, в-третьих, быстродействующий, в-четвёртых, редкий - Мадара точно знал, что Сенджу принимает снадобье, приучающее его ко всем известным ядам и наиболее распространённым сонным зельям. И, наконец, в-пятых, снадобье надлежало готовить самому, потому что доверить кому-либо такой секрет Учиха не мог.
Он окопался в библиотеке, Хаширама даже пошутил, что незачем было переезжать к нему в гости, если Мадара всё равно собирался дневать и ночевать среди гор свитков и книг. Увидевший в этом намёк Учиха ответил, что переезжал, чтобы общаться, а не сидеть в одиночестве, но раз у Сенджу-сама нет времени, то остаётся только черпать интеллектуальную пищу из другого источника. Хаширама немедленно пригласил Мадару на ужин.
Слишком быстро!
Наркотик был готов, но ещё не прошёл полевых испытаний. Мадара планировал опробовать его на младшем Сенджу и, если всё получится, тем же вечером осуществить свои намерения относительно Хаширамы. Но глава Сенджу попросту не оставил Мадаре времени, и пришлось действовать на свой страх и риск.
Ужин прошёл в дружеской атмосфере - даже более дружеской, нежели обычно. Хаширама смеялся - открылась новая его ипостась, в другое время увлёкшая бы Мадару, но сейчас оставшаяся незамеченной.
Учиха ждал момента, чтобы подсыпать порошок.
И не мог дождаться - потому что Хаширама, взяв на себя роль радушного хозяина, сам разливал саке и сам подкладывал на тарелку Мадары лучшие куски. И ни на секунду не отводил взгляда от стола.
Было ли так и раньше, во время предыдущих их трапез, или Сенджу что-то заподозрил?
Мадара пил саке литрами и не пьянел. Как и Хаширама. Алкоголь сказался только на теме беседы - они начали обсуждать девушек. Хотя, в отличие от Учихи, у Сенджу это не вызывало особого энтузиазма. Впрочем, когда Мадара аккуратно намекнул о парнях, Хаширама остался таким же равнодушным. И тут уж Учиха всласть отыгрался, припомнив несколько виденных извращений и изобретя парочку собственных в надежде пошатнуть невозмутимость собеседника. Не удалось. Единственным результатом стал совет Хаширамы найти себе девушку посговорчивее... и повыносливее.
Мадара обиделся.
Всё шло не так: наркотик подсыпать не удалось и уже вряд ли удастся, потому что руки всё-таки начали трястись, разговор свернул не в ту сторону, да ещё и Хаширама насмехается... Даже саке больше не влезает, и напиться не осталось ни малейшего шанса.
Усилия оказались потрачены совершенно впустую. Но делать что-то просто так Мадара очень не любил, и потому решился на последний, отчаянный шаг. Улучил момент, когда Хаширама отвернулся, и высыпал порошок на язык, а потом дёрнул Сенджу на себя и, пока тот не успел опомниться, поцеловал. И целовал долго, агрессивно, несмотря на попытки сопротивления, которые с каждой секундой становились всё слабее. На Учиху снадобье не действовало, потому что он заранее принял антидот, предполагая, что ему придётся пить и есть из одной посуды с Хаширамой.
Наконец, оторвался, посчитав, что Хаширама достаточно одурманен, и встретил невероятно злой взгляд. Такой - или почти такой - был у Девятихвостого. Но намерения намерениями, а двигаться глава Сенджу не мог, и Мадара воспользовался его состоянием, чтобы надёжно связать особой проволокой, напитанной чакрой. Такую не разорвать даже Хашираме. Разве что распутать - но на это ему потребуется масса времени.
- Ты понимаешь, что творишь? - спросил Сенджу. Внешне он оставался спокоен, только глаза уже горели, горели золотом с зелёными искрами, таким непривычным, чужим и страшным, что Мадара на секунду действительно испугался. А потом взял себя в руки и почти рассмеялся от облегчения - так вот он, истинный Хаширама Сенджу, такой, каким его и хотелось видеть, и его глубинная суть - вечная ярость жизни, прикрытая плёнкой безмятежности, игривая, безжалостная, жестокая и заботливая, думающая о других и не думающая ни о чём вовсе. Рождение и смерть. Многоликая стихия.
И ни одной её части, пусть сколь угодно могущественной, не равняться с целым. А потому будет правильно не так, как изначально хотел Мадара.
Сейчас он чувствовал себя ничтожным и великим - он на время, но обуздал эту мощь. Однако даже связанный, Хаширама внушал благоговение, и потому Мадара встал перед ним на колени. И потому предельно аккуратно разрезал кунаем одежду. И потому склонил голову и неуверенно лизнул член, а затем прошёлся вдоль всей длины губами, посасывая.
Бешенство, полыхавшее внутри Хаширамы, нашло выход, и его член почти мгновенно поднялся. Мадара долго вылизывал его, не торопясь перейти к главному.
Хаширама тяжело дышал, но всё равно презрительно кривил губы. Он больше ничего не говорил и не спрашивал, только щурил глаза, и этот прищур не сулил ничего хорошего.
Мадара знал, что после сегодняшнего, после того, как сел на колени Хаширамы, после того, как долго опускался на его член, заставив Сенджу прочувствовать каждый сантиметр горячей тесноты внутри, после того, как поцеловал его в шею и заработал рваную рану от клыков на левой щеке, пути назад не будет. Но он давно хотел уйти из селения, так и не ставшего родным, и бросить бесперспективный клан, так легко поддавшийся чужому воздействию. Коноха была выработана, здесь не осталось цели, не осталось стремлений - уже не осталось, потому что Мадара осуществил последнюю мечту, державшую его здесь: увидел Хашираму беспомощным. Более того, сам стал причиной его беспомощности.
А потом он осуществит и ещё кое-что - выиграет неизбежную битву не на жизнь, а на смерть, и можно будет забыть о Конохе, чтобы заняться своими делами.
Пока же - ещё есть время! - можно сполна насладиться скоростью, жаром, ненавистью, греющей лучше любви, и стекающей по подбородку кровью.
Если бы Нидайме Хокаге знал истинную причину поединка в Долине Свершения, он никогда не вручил бы клану Учиха полномочия внутренней полиции. Но Хаширама ничего не сказал брату, и история пошла своим чередом...

0

4

Название: Зайка
Автор: Meow-chan
бета: maroo все ошибки принадлежат мяу
Жанр: Юмор, стеб
Персонажи\Пары: ХаширамаМадара
Фэндом: Naruto
Отказ от прав: Не мое…
Рейтинг: PG-13
Написано для: kecune в рамках баннер-челленджа
Баннер в обмен на который написан драббл.

«Это был долгий и сложный путь», - глядя в зрительный зал густо накрашенными красными глазами, подумал Мадара. – «Путь, переполненный потерями и терниями».
Тело самого знаменитого обладателя шарингана выгнулось соблазнительной дугой, выставляя на всеобщее обозрение аккуратный маленький хвостик. Медленно и соблазнительно поднялась в воздух пушистая белая лапа, легкая улыбка заиграла на тонких, серебрящихся нежно-розовым блеском губах.
«Действительно, долгий и тернистый путь регресса».
Мадара прыгнул.

Два года назад.
1.
- Аники, ситуация очень серьезна! Все Учихи так думают! – С несвойственным для Учихи жаром сообщил Мадаре младший брат.
- Да, мы все так думаем! Надо что-то делать! – С синхронностью, наводящей на мысли о долгих часах тренировки, поддержали его остальные представители известного клана.
- Нас так боятся, что больше не хотят нанимать! Про нас ходят ужасные слухи! – продолжал свою речь слепой Учиха.
- Ужасные слухи! – поддержали его остальные.
- Но я нашел решение!
- Он нашел решение! – вторила толпа.
- Мы покажем миру совершенно другую сторону Учих!
- Покажем!
Мадара смотрел на своих родственников и не мог отделаться от мысли, что видит хорошо отрепетированный спектакль.

2.
Учиха Мадара внимательно смотрел на сценарий. Он мог поклясться, что сценарий тоже смотрел на него.
Когда его младший брат собрал всех остальных Учих и сказал Мадаре, что им надо серьезно поговорить, глава знаменитого клана мысленно подготовился к худшему. По крайней мере, он сам так думал, но он ошибался.
- Поправь меня, если я неправильно понял: мы поставим детский спектакль и устроим гастроли по всей стране Огня, чтобы показать, что мы совсем не такие чудовища, как о нас говорят?
- Именно! – подозрительно радостным тоном ответил ему слепой Учиха.
- Можно у тебя еще одну вещь спросить?
- Конечно!
- Почему именно «Зайка-попрыгайка»?

3.
- Аники! – уже в тот момент, когда Мадара только увидел брата в обществе остальных Учих, он понял, что ничего хорошего его не ждет. – Мы проголосовали и решили, что есть только один человек достойный главной роли в нашем спектакле!
- Только один! – поддержали остальные Учихи.
Мадара понял, что предчувствие его не обмануло.

4.
- Нет, нет, нет и еще раз нет!! – в очередной раз остановил Мадару специально приглашенный ради такого случая профессиональный режиссер. – Мадара-сама, это никуда не годится! Вы прыгаете как медведь! Легче, Мадара-сама! Легче! Вы же зайка!
Мадара поправил упавшее на лицо пушистое длинное ухо и с ненавистью посмотрел на своего мучителя.
- И чего вы все время такой недовольный? Почему вы не улыбаетесь? Вы же звезда!
«Я прыгаю по сцене в костюме зайца-переростка. – Мрачно подумал глава клана Учиха. – Действительно, почему я не улыбаюсь?»
- Давайте попробуем еще раз, и на сей раз легче, Мадара-сама. Давайте, прыг-прыг!

5.
- Я отдам тебе все, что у меня есть, только помоги мне отомстить. Я сделаю все, что ты попросишь. – Бесстрастно произнес Мадара.
- Стоп! – вскочил режиссер. – Мадара-сама, это очень важная сцена. Зайка-попрыгайка только что вернулся домой с миссии и обнаружил, что весь его клан убит волками. Движимый местью, он просит помощи у своего бывшего врага. Он готов на все, он переполнен отчаянием и чувством вины, а его сердце разрывается от боли! Он казнит себя за то, что не смог их защитить, он хочет умереть и тем самым искупить свои грехи, но он не может позволить себя уничтожить, пока не отомстит. Больше экспрессии, Мадара-сама! Это самый трагичный момент во всем спектакле!
Как ни пытался, Мадара так и не смог понять, что такого трагичного в смерти кучки зайцев.
- Еще раз!
- Я отдам тебе все, что у меня есть.
- Больше экспрессии!!
- Я отдам тебе все, что у меня есть, только помоги мне отомстить!!

6.
- Я сделаю все, что ты попросишь.
- Вот на этом моменте, Мадара-сама, добавьте чувственности. Зайка-попрыгайка должен не просто вымолить у Змея-популзуна помощи, он должен его соблазнить, покорить его сердце и его душу. Почувствуйте в себе эту силу, это примитивное желание размножаться! Осознайте себя как Зайку-попрыгайку! Посмотрите внимательно – разве не у вас самые мягкие лапки? Разве не у вас самые изящные ушки? Разве не у вас самый аккуратный хвостик? Сексапильнее, Мадара-сама, сексапильнее!
Мадара посмотрел на режиссера долгим пронзительным взглядом и подумал, что сходит с ума.

7.
Учиха Мадара скорее позволил бы выколоть себе оба глаза, чем признался бы, что он волновался перед премьерой.
- Это аншлаг, Мадара-сама! Все билеты проданы, в зале ни одного свободного места, весь высший свет страны Огня пришел посмотреть на вас! Удачи вам, - режиссер порывисто обнял знаменитого Учиху, - и ни о чем не волнуйтесь! Вы прекрасно играете, я горжусь вами! Ну, вперед!
Мадара вздохнул, настраиваясь на спектакль, вспомнил долгие месяцы репетиций, вышел на сцену легкой, летящей походкой и застыл в картинной позе, глядя в зал.
В первом ряду, прямо напротив знаменитого Учихи сидел его давний враг и соперник Санджу Хаширама.
«Вот же бл$дь!», - успел еще подумать Мадара прежде, чем заиграла веселая радостная музыка и спектакль «Зайка-попрыгайка: месть демона» официально начался.

8.
- Я обагрил мой белоснежный мех теплой алой кровью, – сценическим шепотом говорил Мадара, - этими пушистыми лапами я похоронил всех моих родных, всех, кто был мне дорог, но я отомстил за их смерть. Не плачь из-за меня, я умираю спокойно. Хорошо, что все закончилось.
Мадара закрыл глаза и откинулся на руки Змея-поползуна.
В первом ряду зрительного зала, не сводя глаз со сцены, сидел Санджу Хаширама. На его щеке блестела скупая мужская слеза.

9.
Дайме и главы других кланов синоби, родственники, бывшие враги, посторонние люди и театральные критики – Мадару поздравляли все. Премьера прошла прекрасно, публика нарекла Мадару не иначе как гениальным актером-синоби. Но все рано или поздно заканчивается, и поздравления тоже. Гости разошлись, рабочие принялись разбирать сцену и уносить декорации, и знаменитый обладатель шарингана отправился домой.
Думая, что игра на сцене – это не так уж плохо, уставший, но довольный Учиха Мадара, открыл дверь в свою комнату.
Лилии. Белые лилии и больше ничего. Где его оружие? Где его кровать?
Только лилии и…
- Мадара-сама, - сжимая Учиху в медвежьих объятьях, хрипло прошептал Санджу Хаширама, - я - старый солдат и не знаю слов любви.
«Чего?» - Мадара, уже собравшийся всадить наглецу кунай в спину, помедлил.
- Но, клянусь, с этого момента я буду защищать вас даже ценой собственной жизни! То, что вы делаете, прекрасно! Я прошу лишь об одном - позвольте мне быть на ваших спектаклях!
Мадара посмотрел в эти полные щенячьего обожания, немного глуповатые глаза и неожиданно для себя самого покраснел.

Два года спустя.
Изящное тело выгнулось соблазнительной дугой, выставляя на всеобщее обозрение аккуратный маленький хвостик. Медленно и соблазнительно поднялась в воздух пушистая белая лапа, легкая улыбка заиграла на тонких, серебрящихся нежно-розовым блеском губах.
«Долгий и тернистый путь регресса».
Взгляд Учихи-Санджу Мадары встретился с взглядом сидящего в первом ряду Санджу Хаширамы – его законного супруга.
«Но со своими плюсами».
Мадара прыгнул.
- Прыг-прыг, а я Зайка-попрыгайка, я обязательно выполню ту миссию, что поручил мне мой замечательный клан Зайцев!

0

5

Название: Мирный договор
Автор: Luminosus
Бэта: Алая птица
Пейринг: Хаширама/Мадара
Рейтинг: NC-17
Жанр: ангст
Дисклэймер: кое-что здесь не моё.
От автора: писалось на тур naruto-kinks.

Да будет праздник. «Да будет праздник!» - звенело в воздухе, проносилось над крышами домов, где потрёпанные нескончаемыми битвами преданные псы расслабленно отряхивались и принимались тщательно вылизывать старые раны. Казалось, каждый лез из кожи вон, чтобы этот долгожданный первый день мирной жизни запомнился обоим кланам горами риса и реками лучшего саке. Из каких только закромов всё бралось, ведь совсем недавно в поселениях было шаром покати. А теперь хозяева один за другим распахивали двери, чтобы великие лидеры почтили своим присутствием их обиталища.

Мадара быстро уморился считать подносимые плошечки с саке и давить из себя покровительственную улыбку. Но если растягивать губы можно было сколько угодно раз, пока скулы не сведёт, то с алкоголем дело обстояло сложнее. Отказ лидера выпить «заздравную» с десятым человеком в пятнадцатом ряду мог вызвать недовольство – и не имело никакого значения, сколько уже литров бултыхалось в желудке этого самого лидера. Учихе, который был непривычен к такому количеству спиртного, совсем не хотелось окончательно захмелеть, и он при случае старался незаметно выплёскивать «подношение» на землю.
Подперев щёку рукой, Мадара лениво косился на своего врага, так неожиданно ставшего союзником, на того, кем он восхищался, но без зазрения совести удушил бы собственными руками. Разрезал на куски и отдал на растерзание диким зверям и на оплевание общественностью. Если бы смог. Чёртовы Сенджу.
В полутёмной комнате, битком набитой народом, пропитанной потом и подобострастием, символ клана матово мерцал на начищенных доспехах. Движения Хаширамы были плавными и уверенными – пожимал ли он руку, непринуждённо подхватывал чашку с саке или откидывал со лба надоевшую прядь. Он улыбался тепло и естественно, на лице не отражалось ни капли усталости, а взгляд оставался незамутнённым и волевым. Мадара чуть ли не впервые видел своего соперника в непринуждённой обстановке. И понял, что может любоваться этим лицом даже тогда, когда оно не искажено болезненной страстью борьбы. Тело пробила дрожь, кровь ускорила свой бег, и Учиха не смог понять, что именно скатывает сладкие мысли в клубок – излишек спиртного или что-то совсем другое. Пальцы задумчиво скользнули в гладкие пряди волос, спадающие на один глаз, рассеянно пропустили их сквозь.

«Уважаемые...» Противный, заискивающий голос. «Великие...» Зовёт куда-то. «Преклоняюсь... Моё заведение...» Почести на горячих источниках. Колени, затёкшие от сидения, и шествие куда-то в ночь. Там «господ» оставили одних, проводив до купальни.
Быстро скинув с себя парадную одежду и надоевшие запылённые доспехи, Мадара обернул бёдра белой тканью и, по привычке тряхнув непослушной гривой, принялся разминать уставшие мышцы. Все старания были брошены на то, чтобы не выдать своего глупого и неуместного волнения. Эта совершенно иная «уединённость» свалилась на голову как-то неожиданно и, честно говоря, Мадара не совсем понимал, как её можно использовать. Кинув быстрый взгляд на Хашираму, он увидел, что тот уже снял с себя груду металла, но всё ещё оставался в нижнем облачении. Шныряя взглядом по ниспадающим складками чёрного косодэ, Учиха вдруг поймал себя на мысли, что тело, всё ещё скрытое тканью, ему... знакомо. Ощущения были странными – видеть, как мысленно прорисовывается волевая покатость плеч, плавные линии мускулов, уверенная осанка...
Волосы рассыпались тёмными волнами по смугловатой коже, когда Хаширама, отбросив «ненужную тряпку» в угол, повернул голову.

- Учиха.

Слово плавно прокатилось по языку, напоследок стегнув по нёбу. Может ли гордость за клан заставить в момент покрыться мурашками?..
Мадара застыл вполоборота, сцепив руки на пояснице.

- Признайся мне, только честно.

Голос Сенджу звучал непринуждённо, а сведённые у переносицы брови вкупе с ухмылкой на тонких губах придавали лицу немного дерзкое и задиристое выражение. Учиха нетерпеливо дёрнул плечом.

- Сколько раз ты мыл руку после того... «мирного» рукопожатия? Сто или двести?

- О...

Хаширама вальяжно развернулся, поймав удивлённый взгляд соперника.

- Только слепой бы не заметил, насколько трудно тебе далось это перемирие. Ты бы и сейчас не отказался свернуть мне шею, представься такая возможность.

Слегка склонив голову, Мадара насмешливо буркнул сквозь зубы:

- Ещё бы. Но... кроме всего прочего, этот союз отобрал у меня сильного противника.

- ... и напоследок ты решил превратить мою кисть в костяное крошево.

Огромное пространство было заполнено людьми. В центре образовался небольшой круг, в котором сошлись лидеры для завершающего примирительного ритуала. Их глаза встретились – оба взгляда были тёмными, тяжёлыми, словно соперничающими между собой по непроницаемости; их руки соединились и долгое время не могли разжаться. Оба окаменели лицами, упорно держали выражение спокойствия, пытаясь раздробить друг другу суставы. Мадара с остервенением впивался в чужую ладонь эти несколько минут, словно желая отыграться за всё, что в этот момент окончательно пошло крахом. «Ну же, скривись… Хотя бы сейчас… Ну же… Докажи, что правота – за мной», не отрывая взгляда от карих холодных глаз, мысленно взывал он к противнику. Но лёд не тронулся.

- Скажи, что это стало для тебя неожиданностью. Сенджу.

- Нет, не стало.

Хаширама несколько секунд молчал, задумчиво глядя на человека перед собой – немного изучающе, слегка прищурившись. А потом просто вытянул вперёд правую руку.

- Так или иначе – теперь нам придётся действовать вместе во благо обоих кланов. Как бы это ни было противоестественно для твоей натуры... или для моей. Поэтому мне хочется заключить этот мир без противоборства. Нашим людям нужна устойчивость и уверенность. И сейчас, когда за нашими спинами не стоит внимающая толпа, я предлагаю тебе повторить наше рукопожатие. Как союзники.

Чужая рука с длинными крепкими пальцами и широкой ладонью, испещрённой линиями, уходящими вглубь кожи. Мадаре хватило этих минут, чтобы изучить её досконально. Этот Сенджу опять сделал первый шаг. Что там болтали старики о значении длинных и чётких линий?..
Этот человек всегда впереди, не замечая этого. Даже в схватках он гораздо чаще атаковал первым, не ожидая выпада противника, вместо того, чтобы обернуть против другого его собственную промашку. Воина, действующего так, можно было бы назвать безрассудным смельчаком в случае поражений – или отличным стратегом при победах.
Мадара не заметил, как его ладонь уже соприкоснулась с шероховатой кожей. Руки легко, почти небрежно, сжали друг друга, делясь прохладой. Что будет, если ногтями осторожно царапнуть напрягшееся запястье?
Резко «расцепившись» и по инерции согнув пальцы в кулак, Учиха прошёл сквозь раскрытые сёдзи туда, где в мутной темноте летней ночи курился источник.

***

Над водой стоял пар. Свет плыл блёклыми волнами, предметы теряли очертания, тонули в ночной темноте. Осторожно спустившись в купальню, Мадара приник спиной к бортику и расслабленно запрокинул голову. Алкоголь и горячая влага делали тело мягким и непослушным, а мысли – невыносимо размеренными и тягучими. Но от этого они не становились менее определёнными. Учиха не был привычен отмахиваться от своих идей так же, как и мучиться сомнениями. Бессмысленно искать обходные пути в своём собственном разуме. Тем более, когда объект желания стал настолько очевиден. Эта длинная сумасшедшая ночь развязала руки.

Пару минут спустя подле обосновался Хаширама. Незаметно, слово за слово, завязался неспешный разговор: плавный, спокойный, без больных тем и жёстких интонаций. Оба словно поддались нежданному порыву настроения, когда существует только «сейчас», а вся человеческая сущность будто качается в волнах долгожданного отдыха. Да и сама эта беседа текла от желания делиться с кем-то ощущением внутренней устроенности и мимолётного чувства, напоминавшего гармонию.
Влажные пряди распущенных волос тугими змейками скользили по смугловатым плечам и груди Хаширамы. Лицо его выражало спокойствие и благостное равнодушие: смягчалась чёткая линия подбородка, разглаживались морщины сосредоточения на высоком лбу. Капля воды неспешно текла по распаренной коже. Жаркий воздух заставил плотно сжатые губы полуоткрыться, вдыхая мелкими прерывистыми глотками.
Зачерпнув полную пригоршню воды, Мадара резко опрокинул её себе на лицо, чувствуя, как влага, коснувшись горячих щёк, кубарем скатилась вниз. Она коснулась ключиц, торса, пощекотала напрягшийся живот и исчезла где-то ниже, оставляя ощущение дерзкой игры девичьих пальцев.

- Сенджу...

Губы разлеплялись с неохотой, а слово сломалось, превратившись в томно-каркающий звук. По воде всё ещё бежали круги. Мадара вдохнул ещё немного обволакивающей духоты, чтобы продолжить.

- ...знаешь ли ты, когда человек может досконально изучить тело другого? Все изгибы, все движения... какой сустав у него хрустит... и что может заставить его кровь кипеть в жилах...

Он почувствовал взгляд кожей лица, но не повернул головы. Для того чтобы ощутить чужой интерес, Учихе никогда не требовались лишние движения.
Мадара легко провёл подушечками пальцев по своему нижнему веку, потом, словно обессилев «отпустил» свою руку ниже, к подбородку, шее, скользнув к ямке между ключицами – он словно повторял путь, который недавно был пройден падающими каплями воды.

- Конечно же, это когда занимаешься с ним сексом, или...

Пальцы неспешно добрались до рёбер, дотронулись до плохо зажившего рваного шрама, расплывчато красневшего на фоне бледной кожи, погладили его почти любовно.

- ... дерёшься в рукопашную.

На последних словах Учиха повернул голову и увидел, что Хаширама пристально следил за мерным движением руки по ране, которую он сам недавно нанёс. Потом Сенджу медленно поднял глаза, встретившись с Мадарой взглядом.
В тёмной карей тяжести нельзя было ничего разобрать. Сенджу созерцал чёрную, без грамма блеска, радужку, не говоря ни слова и не показывая каких-либо эмоций. Потом он отвёл глаза и приглушённо сказал в сторону:

- Я уже видел у тебя такой взгляд. Однажды.

После этого оба не проронили ни слова. Ещё немного понежившись в источнике, Хаширама удалился первым, оставив Мадару наедине со своими мыслями и желаниями.

Ну конечно видел. В тот раз, когда умудрился сломать моё гендзюцу и чуть не лишил клан Учиха его законного лидера. Тогда я не мог подняться с земли и в моей груди теснились два чувства: бессильной злобы и то, неожиданное – я впервые увидел твои глаза так близко и вдруг подумал, что вполне бы позволил тебе ...

***

Кимоно, скроенные из роскошного шёлка цветов родного клана, в замысловатых узорах, с витыми поясами. Покои, уставленные свежайшими фруктами, дорогими яствами и выпивкой. Жёлтые отблески бумажных фонариков лениво лизали татами, на которых, отдыхая, расположились оба великих шиноби.
Хозяин обхаживал почётных гостей изо всех сил. Лучшая еда, питьё. И превосходные девушки. Они возникали будто бы из ниоткуда, принося с собой изысканнейшие сладости и нежнейшие удовольствия, и были готовы на всё. Когда Мадара разомкнул слипающиеся от тепла и ароматного полумрака веки, он увидел, что Хаширама расслабленно опёрся на локти, позволяя миловидной девице с чёрными длинными волосами распахнуть на нём полы кимоно. Та выгнулась, опускаясь между раздвинутых ног, и принялась за свои ласки, умело действуя ртом и руками.
Машинально Мадара потянулся к стоявшему рядом блюду со свежим виноградом, сорвал одну ягоду и положил в рот. Не сводя глаз, он следил за мерными движениями, медленно катая языком сочную виноградину. Когда Хаширама, изнемогая, принялся толкаться бёдрами вперёд, Мадара резко раскусил спелую мякоть плода, стискивая зубы. Сладкий сок ещё сочился сквозь оболочку, когда по татами хлестнул сорванный в одно движение пояс от кимоно. Сделав пару шагов, Мадара схватил трудившуюся девицу за волосы и, намотав их на руку, резко потянул. Когда рывок бросил ту спиной на пол, она в удивлении подняла глаза... и, съёжившись, поспешила убраться восвояси, едва услыхав глухое «пошла вон». Жизнь ей была дороже самых высоких гостей.

Низко склонившись, Мадара словно приобнял Сенджу за плечи. Прижимаясь ближе, он чувствовал скользящий шёлк расходившейся ткани, жаркую расслабленность тела и бешеный, такой растерянный рывок вперёд, когда сведённые за спиной руки оказались плотно стянуты узорчатым поясом, расцветшим красно-белыми веерами. Но ещё большее, втайне желаемое наслаждение Мадара ощутил, увидев в глазах Хаширамы яростное изумление.

- Ты… - только и сорвалось с губ, когда Учиха гибко и легко опустился на его бёдра. Остальные слова превратились в судорожный выдох, едва стоило чужой ладони медленно сжать напряжённую влажную плоть. Мадара чуть подался вперёд, сокращая расстояние между лицами до крайности, и язвительно прошептал, почти касаясь кожи:

- О… не говори мне, что ты даже не подозревал, к чему в итоге всё сведётся…

Сказав, он резко откинулся назад, с силой насаживаясь на член. С каждым движением раз за разом пронзала боль, которая словно сплеталась с ощущением некого освобождения, почти физически сжигавшего всё его существо. И когда удовольствие наконец-то начало вспыхивать изнутри, подстёгиваемое рваными метаниями «пленённого» тела желанного противника, кровь стала бешено стучать в висках, будто пытаясь задать свой истинный ритм. Мадара с силой изогнулся – с плеч стремительно скатился шёлк кимоно, полуобнажив болезненно напряжённую спину, разрисованную волнами приглушённого света. Серебряная вышивка поблескивала в складках упавшей ткани.
Высоко задрав острый подбородок, Учиха хрипло дышал. Метавшиеся от сквозняка огоньки фонарей кидали неровные всполохи, углубляя тяжёлые тени под его глазами. Взгляд был наполнен точно каким-то удовлетворённым безумием – прошитый насквозь алыми лентами Шарингана.

Разомкнув губы, Мадара принялся хрипящим шёпотом, с натугой выплёвывать слова:

- Вот оно всё… По другому и быть не могло… Нас кидает друг к другу… Но мы – как зверьё…

Резко прикусив губу, он задавил рвавшийся стон и продолжил, коснувшись кончиком языка кровоточившей ранки:

- … будем рвать друг друга до самой смерти… но всё… всё одно… вот она, твоя победа… Чувствуешь?

Приподнявшись так, что член едва не выскользнул из него, Мадара снова опустился до самого основания, вбирая дрожь и ожесточённые движения бедёр.

- … вот она, твоя грёбаная борьба…

Хаширама откинул голову, пряди распущенных волос, извиваясь, хлестали по татами. Его глаза были плотно зажмурены, а в неистовстве сведённые губы побелели. Двигая рукой по собственному члену, Мадара смотрел, как капельки пота скатываются по выгнутому торсу, как напряжены обласканные солнцем плечи, как вверх-вниз дёрнулся кадык. Чувствуя, что завершение уже не за горами, Учиха наклонился, дотрагиваясь губами до шеи, проводя пальцем по влажной скуле.

- Ну же… не смееей…. Не смей вот так вот просто молчать… Давай… - выдохнул он в суматошно стучащую жилку и впился зубами в нежную кожу. Хаширама содрогнулся всем телом и кончил, издав какой-то воистину звериный рык, словно прорвавшийся сквозь его сущность.
Мадаре показалось, что он извлёк себя из тела вон, перед тем, как без сил уткнуться куда-то в район ключиц Сенджу.

Оба ещё долго молча дышали, не двигаясь, не проронив не звука. Потом Учиха с усилием приподнял голову и дотронулся до пересохших губ Хаширамы своими.

- И вот он, твой грёбаный мир… - тихо, выговаривая каждый слог, произнёс он.

- Развяжи меня. Немедленно.

Ослушаться этого ровного, слегка осипшего голоса было невозможно. Одно простое движение – и узел распался.

Сильный удар мгновенно припечатал Мадару к полу. Дыхание перехватило, а рот стремительно наполнялся кровью. Первые лучи рассвета пробежались по серому потолку. Всё оставалось по-прежнему. Так, как и должно было быть.

0

6

Название: Из жизни животных
Автор: Meow-chan
Жанр: стеб
Персонажи\Пары: ХашиМада
Фэндом: Naruto
Отказ от прав: Не мое…
Написано для:Господин Клубничка в рамках баннер-челленджа.

Жизнь клана Санджу шла своим чередом: война, завтрак, война, обед, война, полдник, 15-ти минутная панихида по погибшим, торжественная патриотическая речь Санджу Хаширамы, ужин, война, здоровый получасовой сон, время для досуга, снова война. И все повторялось. Положение дел, в общем-то, всех устраивало.
И вот из этой стройной цепи размеренной жизни исчезло одно очень немаловажное звено. Санджу Хаширамы нигде не было. И что уж вовсе неслыханно, на полднике его тоже не было.
Клан сообща попытался вспомнить, когда их бесстрашный и могущественный лидер в последний раз пропускал полдник, и пришел к выводу, что не в обозримые пять лет.
Все взгляды обратились на Тобираму(1). Тобирама поежился и опустил глаза. Он просто ничего не знал.

Учиха Мадара был истинным синоби, сохраняющим хладнокровие в любой ситуации, поэтому, проснувшись в ошейнике в каком-то темном помещении, он не стал громко кричать и звать на помощь. Он попытался достучаться до собственной чакры. Чакра Мадару проигнорировала: то ли обиделась на совершенно позорное поражение, то ли была блокирована печатью в ошейнике.
Поняв это, Мадара со всем возможным достоинством принялся грызть цепь, на которой сидел.

История позорного поражения Мадары:
- Мокутон-но-дзюцу!
- Кучиесе-но-дзюцу!
- Удар ломом-но-дзюцу!
- Ты же не думаешь так легко победить меня, Санджу?
- Мадара, смотри! Твой слепой брат вышел на поле боя, ударился головой об дерево и умер!
- Где?
- Второй удар ломом-но-дзюцу!

- Я смотрю, ты проснулся, мой пет, – тихий хриплый голос Санджу Хаширамы и внезапно загоревшийся свет заставили Мадару вздрогнуть и подавиться цепью. – Ты, наверное, хочешь знать, что все это значит?
Мадара оглядел помещение, в которым находился: огромная кровать с балдахином, плети и наручники на стенах, трон с Санджу Хаширамой у дальней стены.
Мадара мрачно смотрел на своего заклятого врага исподлобья:
- У меня есть некоторые догадки.
- Ты станешь моим любимым, о, очень часто любимым, домашним животным.
Мадара подумал, что всегда подозревал Хашираму в зоофилии.
Пока Санджу привязывал его к кровати, Мадара пообещал себе две вещи: 1. попытаться получить от ситуации хоть какое-то удовольствие. 2. При первой же возможности нагадить на сандалии Хаширамы.

День укрощения Мадары №1.
Мадара прокусил Хашираме лодыжку и подробно объяснил, что он думает по поводу кошачьего корма. Задушить мерзкого Санджу цепью ему не удалось.

День укрощения Мадары №2.
Мадара снова отказался от кошачьего корма, после чего его насильно напоили молоком и помыли. Снаружи и почему-то внутри. Лодыжка Хаширамы на сей раз осталась цела – Мадара прокусил ему руку. Задушить Санджу цепью ему не удалось.

День укрощения Мадары №3.
Утро началось с того, что Хаширама принес брошюрку «Дрессировка для чайников». За что поплатился второй лодыжкой. Но от цепи опять увернулся.

День укрощения Мадары №4.
Мадара выкрал и изорвал в клочья «Дрессировку для чайников». Вечером его снова привязали к кровати, а цепь заменили на парализующую печать на ошейнике.

День укрощения Мадары №5.
- Мадара, скажи «мяу».

День укрощения Мадары №6.
- Ну, пожалуйста, ну скажи «мяу».

День укрощения Мадары №7.
Весь день Мадара провел в кровати. Не один.

День укрощения Мадары №8.
Мадара сказал «мяу».

День укрощения Мадары №30.
Хаширама снял ошейник и печати, не стал привязывать Мадару к кровати.
Мадара дал ему в глаз.

День укрощения Мадары №31.
Хаширама пришел на полдник. Он выглядел тихим и печальным, дважды ошибся в своей патриотической речи.

День укрощения Мадары №35.
Мадара пришел на полдник к Хашираме и очень подробно и обстоятельно сказал ему «мяу». Несколько раз об стол.

День укрощения Мадары №36.
Кланы Санджу и Учиха объединились и основали Коноху. Учихи всем довольны, потому что раньше у них не было полдника.
Хаширама и Мадара на полднике не появляются.
----------------------------------------------------
1. Брат Хаширамы, второй хокаге.

0

7

Название: Что бывает ночью
Автор: Stupid_Sakura
Бета: Берцелиус
Фэндом: Naruto
Жанр: pwp
Рейтинг: NC-17
Пейринг: Хаширама/Мадара/Тоб­ирама
Дискламер: все принадлежит не мне, и я никаких прав на это не хочу и требовать не буду.
Предупреждение: ООС всех троих. Хотя Мадара получился исключительно Лилевский.
От автора: Прошу прощение за то, что эта идея пришла глубоко из моего детства.

­­

В своей жизни Тобирама Сенджу повидал многое. Красивые женщины не обходили его стороной, так и норовя броситься в объятья, алкоголь его тоже вполне устраивал, прочие развлечения, которые могла дать ему эта жизнь, также не оставляли младшего Сенджу равнодушным. Но если бы он заранее знал, что увидит в спальне своего старшего брата той ночью, то в жизни бы не переступил порог его покоев.
В спальню Хаширамы его вело ничто иное, как потребность посоветоваться. Так повелось с давних пор – они делились друг с другом самыми сокровенными тайнами, спрашивая совета. Постепенно, когда братья повзрослели, потребность делиться пропала, но по привычке Тобирама все же приходил к брату жаловаться на свою беспорядочную личную жизнь, тем более что Хаширама вполне мог дать дельный совет.
Сейчас Тобираму занимала мысль о том, что делать с капризной девицей, которая слишком наглела по отношению к нему.
Покои Хаширамы представляли собой несколько комнат, объединенных между собой арками. Выходов было всего два: один из них, официальный, охранялся едва ли не больше, чем Сенджувская сокровищница, и пройти туда можно было лишь с позволения Хаширамы, или же если у проходящего были белые волосы, наглые карие глаза и статус младшего брата главы клана. Второй вход был тайным, и до сегодняшнего дня Тобирама был уверен, что он нем знает только он и Хаширама. Как оказалось, он все же ошибался.
Раньше младший брат главы клана Сенджу никогда не задумывался о том, насколько удобны покои брата для занятия вуайеризмом, зато сейчас он полностью оценил все богатые возможности такого расположения комнат. Спальня была соединена с кабинетом аркой, как и остальные помещения, но проход оставался занавешенным тяжелой алой тканью, внося в обстановку намек на то что за ней находится личное пространство. В щель между этой занавесью и стеной было великолепно видно все, что происходит на Хаширамовской кровати, которую Тобирама никак иначе, кроме как «траходромом» и не называл. Но всего этого младший Сенджу еще не знал, потому что он только что был пропущен охранниками, трепетно оберегавшими покой Хаширамы, внутрь и сразу же услышал весьма знакомые голоса.
Спокойный голос главы клана Сенджу не узнать было невозможно, Тобирама мог по малейшей интонации определить, какое у брата настроение, и о чем он думает, но сейчас сразу насторожился – с кем мог разговаривать брат столь поздно ночью. Ответ пришел незамедлительно – голос Мадары, главы клана Учиха, спутать с голосом кого-либо еще было очень сложно. Только он умел так тянуть гласные и говорить таким тоном.
Впрочем, судя по интонациям, эти двое не ругались, но о чем шел их разговор, Тобирама не слышал, потому аккуратно пробрался ближе и заглянул в щель между стеной и шторой. Картина, открывшаяся взору младшего Сенджу, подвергла его в шок.
На той самой кровати происходило нечто такое, что, по мнению Тобирамы, там происходить никак не должно было. Во всяком случае, не с теми, с кем происходило. В попытках убедиться, что это все сон, младший Сенджу ущипнул себя за руку, но видение не пропало. Наоборот, кажется, стало еще более явственным. На кровати, тесно прижавшись друг к другу, целовались лидеры двух некогда враждующих кланов. Тобирама тихо сглотнул.
- Хааши… - Внезапно донесся от кровати громкий стон и Мадара изогнулся под прикосновениями, распахнув глаза. Что такое умудрился сделать Хаширама, его младший брат не заметил, но, судя по всему это «что-то» явно принесло Учихе определенное наслаждение.
- Ксо… - Едва слышно пробормотал Тобирама, с трудом удерживаясь, чтобы не запустить руку в собственные штаны и не предаться тому единственному занятию, которому он мог предаться в этой ситуации.
Происходящее на кровати тем временем перешло в глобальные масштабы. Тобирама пару раз моргнул, надеясь, что ему это мерещится, но зрелище никуда не пропало. Хаширама, склонив длинноволосую голову, неторопливо покрывал умелыми ласками член Учихи, причем делая это с явным мастерством и сноровкой.
Сам Тобирама спал исключительно с девушками и спал не раз, но о сексе между двумя мужчинам предпочитал не задумываться. Сейчас же, слушая громкие стоны Учихи Мадары, вызванные тем, что Хаширама Сенджу брал у него в рот, Тобирама неожиданно подумал, что зря он выпускал из внимания такой вид отношений.
Мадара же тем временем вплелся пальцами в длинные волосы Хаширамы, пытаясь заставить его подчиняться определенному, приятному Учихе темпу, на что тот лишь мотнул головой, не давая управлять собой. Учиха как-то сдавлено всхлипнул, видимо потому, что любовник сжал губы, но свои попытки оставил, сгребая пальцами простынь.
Через пару минут, упустив момент, когда все началось, Тобирама пронаблюдал, как Учиха изогнулся в спине, судорожно закусил губу и резко подался бедрами навстречу губам Хаширамы, после чего обессилено обмяк на постели. Впрочем, его обессилености хватило всего на несколько секунд, потому что почти тут же он довольно раздвинул перед любовником ноги.
Глава клана Сенджу довольно улыбнулся и легким движением руки откинул с лица пряди длинных волос, устраиваясь между этих самых разведенных ног.
Едва услышав протяжный стон Учихи и хриплый выдох брата, Тобирама зажмурился и подумал, что лучше валить отсюда, пока не поздно. Но, вопреки здравомыслию, он запустил руку в штаны и сжал так настойчиво требующую ласки плоть.
Остальное он помнил смутно.

- Мм… Смотри кто к нам пришел. – Это было первое, что услышал Тобирама Сенджу, придя в некоторое подобие сознания, после того, как под аккомпанемент синхронных стонов Мадары и Хаширамы его накрыл оргазм. Ровно через секунду сиятельный затылок младшего брата Хаширамы гулко встретился с полом. Тобирама неожиданно понял, что семьдесят пять килограммов в прыжке это не такое уж и приятное ощущение. Видимо, во время оргазма он слишком громко застонал, выдавая собственное присутствие.
Сидящий на кровати Хаширама выглядел недовольным, но даже не старался прикрыть собственную наготу, совершенно не стесняясь брата. Судя по всему, Мадара имел наглость заинтересоваться подозрительными движениями за шторой прямо во время процесса и не закончить предыдущее дело.
- Тобирааама… Как я рад тебя видеть. – Учиха потерся об его пах бедрами и довольно мурлыкнул, любуясь покрасневшим лицом лежащего под ним шиноби.
«Более чем унизительная ситуация» - печально отметил про себя Тобирама и недовольно застонал. Учиха явно издевался, умудряясь ерзать так, что задевал все наиболее чувствительные места.
- И что тут делает наш маленький Тоби-чан? – Фамильярно поинтересовался Мадара мурлыкающим тоном, устраиваясь на бедрах Тобирамы поудобнее и за счет этого забывая, что они почти ровесники. То, что руки Учихи уже старательно борются с завязками на его штанах, младший Сенджу понял слишком поздно, потому удержать столь важную часть своей одежды не успел. Хаширама продолжал безмолвствовать, и Мадара решил расценивать его молчание как разрешение действовать дальше.
- Оох… - отозвался Тобирама, когда тонкие губы сжались на его члене.
- Аа… - пробормотал он, когда Учиховские ногти царапнули его бедро.
- Ммм! – возмущенно вознегодовал младший Сенджу, когда Мадара оторвался, вылизывая его бедро.
- Отпусти его, – подал голос Хаширама, когда Тобирама уже почти был готов кончить во второй раз. Мадара оторвался, повернул голову к любовнику, сдул с лица прядь волос и громко фыркнул.
- Нет.
- Отпусти его, – Хаширама потянулся, наливая себе из стоящего у кровати кувшина сакэ и делая небольшой глоток. Мадара в ответ зашипел и поерзал, проводя языком по бедру лежащего под ним альбиноса.
- Я столько времени хочу затащить его в постель, а сейчас ты говоришь мне отпустить его?! – Учиха недовольно, но аккуратно сжал зубы на бледной коже и снова громко фыркнул.
- Отпусти его, – в третий раз, что уже было удивительно, повторил Хаширама, убирая пиалу и спокойно любуясь на любовника.
Тобирама даже охнул протестующе, когда тяжесть с его бедер неожиданно исчезла и переместилась на бедра Хаширамы, недовольно пофыркивая и вгрызаясь в его смуглую шею зубами.
- Зануда.
- Шлюха, – отозвался глава клана Сенджу, довольно впиваясь в насмешливо изогнутые губы, переворачиваясь и вжимая любовника в постель. – Тебе кроме секса ничего больше не надо. Шалава, – Хаширама довольно оставил на его шее яркий засос.
- Я так люблю, когда ты так говоришь, – Мадара восхищенно мурлыкнул, отзываясь на укус довольным стоном, прикрыв алые глаза.
- Похотливая сучка. – Учиха в ответ закусил губу и повел бедрами как прожженная шлюшка.
- Раздвигаешь ноги перед любым, кто предложит, да, Учиха? – Хаширама довольно потянулся, не отводя взгляда от закушенных губ Мадары и его туманного взгляда, мягко двинул бедрами, входя в податливое тело.
Тобирама тихо охнул. Оба любовника тут же обернулись, и по их чуть обескураженным лицам тот сразу понял, что о его существовании совсем забыли.
- Эээ… Можешь идти, – Хаширама чуть запнулся, явно надеясь побыстрее вернуться к прерванному занятию.
- Неет…- отозвался Учиха мурлыкающим тоном и прикрыл глаза. – Его я тоже хочу.
- Шлюха, – восхищенно отозвался Хаширама и резко двинул бедрами. – Тобирама… Иди сюда.

- Мы его порвем, – лениво пробормотал Тобирама, устроив голову на плече брата и неторопливо гладя его по плечу.
- Конечно, – отозвался Хаширама, сквозь ресницы наблюдая, как Мадара пытается обхватить губами оба их члена одновременно. К большому разочарованию Учихи, это не получилось, потому пришлось довольствоваться лишь старательным облизыванием.
- Тебе его не жалко? – Тобирама аккуратно извернулся, вылизывая братскую грудь и покрывая поцелуями каждый миллиметр золотистой кожи.
- Мадара… - Учиха поднял голову и посмотрел на Хашираму из-под ресниц, облизнув губы. – Мне тебя жалко?
В ответ Мадара помотал головой и вернулся к прерванному занятию.
- Вот видишь, – шепнул в губы брата Хаширама, усмехаясь.

- Хааши… мать твою! – ругательство оборвалось невнятным всхлипом, и Мадара покрепче впился пальцами в плечи любовника, кусая губу и стараясь расслабиться. Два разгоряченных члена, разрывающих его внутренности, вызывали у Учихи более чем противоречивые эмоции.
- Подстилка клана Сенджу, – отозвался Хаширама, глядя на лицо Мадары и довольно отмечая каждое изменение в его выражении.
- Потаскушка, – пробормотал Тобирама, резко двигая бедрами и сжимая зубы на бледном Мадарском плече.
- Ублюююдки… - протяжно и громко простонал глава клана Учиха, переходя на бессвязные мольбы.

- Мадара? – Тобирама аккуратно погладил Учиху по бедру и едва успел увернуться от пинка.
- Уйди, – донеслось из подушки.
- Как хочешь, – младший Сенджу аккуратно забрал у брата кувшин и сделал большой глоток сакэ.
- Печалишься, что долго не сможешь сидеть? – сочувственно и участливо поинтересовался Хаширама, целуя любовника в обнаженное плече.
- Нет, – Мадара глубоко зарылся в покрывало и подушки и громко фыркнул.
Братья Сенджу переглянулись.
- Тогда что? – опасливо поинтересовался Хаширама как самый старший.
- Я еще хочу, – буркнул Учиха, выползая из одеяла и непостижимым образом умудряясь оказаться на обоих Сенджу сразу.
Пустой кувшин из-под сакэ покатился по полу.

0

8

Название: Иллюзия собственной чистоты
Автор: Stupid_Sakura
Бета: Берцелиус
Фэндом: Naruto
Жанр: angst
Рейтинг: NC-21
Пейринг: Хаширама/Мадара, Мадара/Идзуне намеки на Хаширама/Тобирама
Дискламер: все принадлежит не мне, и я никаких прав на это не хочу и требовать не буду.
Предупреждение: AU. ООС. Можно считать, что есть намеки на Self-insertation. Внимание, смерть одного из персонажей. Инцест.

­­

От автора:
Моей бете посвящается. Нии-сама любит тебя, глупый маленький брат.
Я хочу выразить свою благодарность всем, кто помогал мне в написании.
Хашираме, за то, что был и есть рядом, когда трудно. Отото, который исправлял мои ошибки и не покидал меня, и надеюсь, не покинет еще долго. Тобираме, который есть в моей жизни. Мадаре-сану, за то, что идея смогла найти воплощение. Внуку Итачи, за то, что ты заставляешь меня жить и бороться. Также спасибо Ниалиту за то, что „здесь больше психоделики, чем порнографии“ (с)
Спасибо _тебе_ за то, что у фанфика есть название.
Прошу извинить,у нас с бетой легкие проблемы и последняя часть чуть-чуть недобечена.

Тебе шестнадцать лет, ты глава своего клана и сильнейший ниндзя среди своего окружения. И ты – слеп. Это довольно горькая ирония, но изменить что-либо тебе уже не под силу.
Ты просыпаешься за несколько часов до рассвета и открываешь глаза, пытаясь понять, сколько же все-таки времени. Ты еще не знаешь, что ты слеп, и потому ты спокоен. Поднимаешь руку, пытаешься различить в темноте смутно белеющее пятно ладони, но ничего не видишь. Тебе вдруг кажется, что тебя не существует, что руки твои медленно пропадают, рассыпаясь из живой плоти на сотни мельчайших осколков, а эти осколки – на атомы и молекулы. В конце концов, ты просто точнейший механизм, химический сбор, потрясающая конструкция, в которой соблюдены все дозировки, баланс и механизмы взаимодействия. Ты сбор атомов, молекул, частиц, кварков и пустот, связанных между собой разнообразными силами, тонкость работы которых тебе недоступна. И вот сейчас тебе кажется, что ты рассыпаешься на миллион осколков и перестаешь существовать. Тебе кажется, что твои губы немеют, и что ты больше не чувствуешь рук, но все это не более чем иллюзия, фантазм твоего воображения, которое играет с тобой злую шутку. Это лишь твои страхи. И, осознавая это, ты невольно ненавидишь себя за слабость, стараясь справиться со своими страхами.
Неужели ты сомневался в том, что ослепнешь? Неужели, зная ту правду, что повисла над тобой Дамокловым мечом в тот день, когда глаза твои обагрились огнем Мангекью шарингана и когда твой клан пал к твоим ногам. Конечно же нет, ты всегда знал это, и знаешь сейчас. Знаешь, что в каждом бою ты активировал шаринган, стремясь получить победу любой ценой, с молоком матери впитав закон «Победи или умри». Ты знал, что однажды твоя сила покинет тебя, ты знал это с того момента, когда твои бледные щеки были расчерчены полосами кровавых слез, ты знал, но не желал верить, подобно капризному ребенку.
Тебе было пятнадцать, когда на твои не в меру костлявые плечи была возложена должность главы клана. Пусть ты и сам возложил ее на себя, тобой не управляло ничего, кроме желания защитить свой клан, сделать его великим.
Зимой того года тебе исполнилось шестнадцать, и ты, превозмогая боль в глазах, исправно исполнял свои обязанности, пусть и тяжелые для тебя, но ставшие чересчур важными за это время.
До весны остается три дня, и вчера вечером, когда старейшины смотрели на небо, предвещая, что завтрашний день обещает быть гораздо более теплым, чем сегодняшний, глаза твои горели от боли, как будто в них насыпали песка. Ты еще не знал тогда, что холод уйдет, унеся с собой твое зрение, твой шаринган, оставит твои зрачки черными и пустыми, лишенными жизни.
Эту зиму, когда начали покрываться инеем золотистые листья японского клена, и порывы ледяного ветра бились в створки седзи, ты провел в обнимку с братом, тесно переплетаясь с ним телами, словно вы были вовсе не братьями, а сиамскими близнецами. Огонь тихо трещал в переносной печке, и ты позволял себе греть замерзшие костлявые ступни и запястья, лишь изредка позволяя себе выйти на улицу с невозмутимым лицом и отдать приказания, как и должен глава клана. Пусть даже этот глава клана всего лишь мальчишка со встрепанными волосами цвета воронова крыла и алыми глазами.
Ощущение темноты вокруг кажется тебе давяще болезненным, но позволить себе закричать ты не можешь, потому лишь судорожно тянешься, цепляясь за стену, стараясь найти опору в этом помещении, известном тебе с детства. Ты никогда не утруждал себя запоминанием, где что расположено, и сейчас это играет против тебя, точно так же, как и футон, с которого ты поднялся, расстеленный посередине комнаты, далеко от стен и ты не можешь найти опору сразу.Ты даже не знаешь, обо что спотыкаешься и почему падаешь, но сдерживаешь недостойный вскрик испуга просто потому, что ты – лидер клана. А лидер клана не имеет права вскрикивать, даже если в момент падения ему кажется, что он летит в бесконечную, давящую темноту, лишенную малейших проблесков света.
Седзи распахиваются с тихим стуком в тот момент, когда ты замираешь на краю расстеленного футона, поджимая под себя ноги и рвано дыша сквозь судорожно стиснутые зубы. Сейчас ты больше похож на животное, чем на человека, твоим разумом до конца овладела обжигающая, слепая боль. Действительно «слепая».
- Мадара!
Ты отбиваешься от ласковых прикосновений брата. Тебе неприятны касания его теплых, мягких рук, которые, в отличие от твоих, не истерты до мозолей постоянными тренировками.
Тебя зовут Мадара Учиха, тебе шестнадцать лет, и ты глава своего клана. Твое имя означает «дефект», или же «пятно позора». Его дал тебе при рождении целитель, читавший твою судьбу по звездам.
Ты не знал, что он сказал тогда твоим родителям, и не помнишь из своего детства ничего, кроме отблеска алого закатного луча в темных глазах своей матери, но это имя преследовало тебя своим роком постоянно, заранее определяя твою судьбу.
Ты бьешься в руках брата, которые сейчас кажутся тебе гораздо более сильными. Или же просто ты чересчур слаб для того, чтобы сопротивляться. И затихаешь лишь после того, как он придавливает тебя к постели своим телом, не давая шевелиться. В этот момент ты почти рефлекторно чувствуешь его изучающий взгляд, направленный в твои опустевшие, слепые глаза. Ты подсознательно ненавидишь его, задаваясь лишь одним вопросом, почему именно ты, а не он. И находишь ответ лишь в том, что он сильнее. Младшие всегда получаются лучше старших, и ты сейчас ненавидишь его за это.
Ты проводишь в молчании несколько дней, отвергая еду молчаливыми движениями руки и с трудом сдерживая рвущийся из горла крик. Тебе кажется, что ты сходишь с ума и что безумие твое белого цвета. Что оно белее снега и холоднее льда. И уже ни одна печка не согреет тебя в этом давящем, режущем душу холоде.
И что бы не сойти с ума окончательно и хоть сколько-нибудь отвлечься от своего безумия ты начинаешь думать о Хашираме Сенджу.

Ты познакомился с ним два года назад, в тот день, когда времена суток равны между собой. Это был один из редких дней перемирия, и оба клана оплакивали мертвых и лечили раненых, пользуясь временной передышкой.
Все утро ты вместе с братом провел в лесу, у подножия огромного старого дерева на берегу озера, то шутливо носясь друг за другом по сверкающей на солнце от росы траве, то проводя время в бесчисленных тренировках.
На обратном пути ты останавливаешься, услышав за ближайшими деревьями чьи-то голоса и звук, безошибочно распознанный тобой как звон оружия. Ты узнал бы его из тысячи других многоголосых звучаний, но сейчас он кажется тебе враждебным и неприятным, точно так же, как и чужие голоса. Ты предупреждающе сжимаешь руку брата, легким усилием воли заставляя запятые шарингана вынырнуть из твоих зрачков. Первым, что видишь, являются знаки клана Сенджу на одежде незнакомцев, и лишь потом ты обращаешь внимание на то, что дерущиеся юноши не на много старше тебя. Вернее, что один из них твой ровесник, а второй – старше на несколько лет, и что черты их лиц очень схожи, давая тебе понять, что ты видишь перед собой братьев. Ты разглядываешь их, затаив дыхание, словно бы делая что-то постыдное, и боясь, что они заметят тебя. Волосы одного из дерущихся белы, как снег, и ты невольно отмечаешь, что катаной он владеет несколько хуже тебя, что тут же вселяет в твою душу некоторую самоуверенность. Впрочем, гораздо больше твой взгляд привлекает другой юноша, чьи длинные темные волосы при каждом выпаде рассыпаются по плечам, отражая солнечные блики. Глядя на него, ты почему-то понимаешь, что это глава клана Сенджу, и точно знаешь, что не ошибся, потому сильнее стискиваешь руку брата в своей ладони. Осознание того, что этот юноша, который старше тебя всего на несколько лет, уже является главой клана-противника, болезненно ранит тебя. Ты чувствуешь, что брат, прижавшийся к твоему плечу, встревожен и пытается понять причину твоего интереса к этому темноволосому Сенджу.
Эта причина проста. Движения старшего Сенджу гипнотизируют тебя, завораживают твой взгляд своей грациозностью, своей силой. Ты не можешь отвести взгляда от его смуглой кожи, золотистой в солнечном свете, от черных глаз, от чуть искривленных в напряжении губ. Когда Сенджу скрываются с поляны, ты тянешь брата за руку, и вы направляетесь домой. Всю оставшуюся дорогу ты молчишь и не слышишь ничего из того, что говорит тебе младший брат. Ты думаешь лишь о темноволосом главе клана Сенджу.
В эту ночь тебе снится его спокойное, сосредоточенное лицо и длинные волосы, рассыпавшиеся по доспехам.
На следующий день ты постигаешь Мангекью шаринган.

В тот день, когда все, в чьих жилах течет кровь Учиха, преклоняют перед тобой колени, ты думаешь лишь о том, что сделал еще один шаг, чтобы достигнуть того Сенджу.
Ты узнаешь его имя в тот же день и повторяешь про себя, сидя на футоне и поджав под себя ноги. Брат не тревожит тебя, он понимает, что произошло что-то важное. Не только для тебя, но и для вас обоих. А ты сидишь и шепчешь его имя, словно это может помочь тебе найти разгадку.
Хаширама. Хаширама Сенджу.

Ваша встреча лицом к лицу происходит через несколько дней после того, как ты становишься главой клана.
Хаширама Сенджу спокоен и невозмутим, а ты не можешь отвести взгляд от его лица, жадно впитывая в себя каждое движение, малейшую мимику, оттискивая все это в своей памяти. Он улыбается и изучающе смотрит на тебя своими темными глазами. Губы его расслаблены, и ты невольно вспоминаешь, как они были напряжены во время боя, свидетелями которого были лишь вы с братом и
лес. Сейчас пределом твоих мечтаний является битва с Хаширамой. Ты мечтаешь даже не о том, чтобы победить его, а о том, как будут точны и уверенны его движения, и как весь окружающий вас мир сузится до размеров вашей одной-единственной маленькой, но такой огромной битвы.

Ты сгибаешься от боли, снова окунувшись с головой в свое ледяное безумие, осознавая, что теперь Сенджу навсегда останется для тебя недосягаемым. Ты стискиваешь пальцами покрывало так, что белеют костяшки пальцев на твоих и без того бледных руках, и понимаешь, что больше никогда не «увидишь» в его глазах даже долю уважения, хоть намек на равенство между вами. Лишь почувствуешь, возможно, его полный жалости взгляд, направленный на тебя. И это знание вгрызается в твою душу подобно голодному псу, заставляя тебя кусать губы в кровь, и лишь скулить как раненное животное.
Ты снова погружаешься в свое белое безумие, и уже ничего не может отвлечь тебя.

Кажется, что ты распят на снегу, и что лед ласкает твое обнаженное тело. Распахиваешь глаза и не можешь даже пошевелиться в хватке стиснувших руки ледяных оков. И внезапно осознаешь, что смерть твоя будет медленна и похожа на сон. Видишь рядом своего палача, но лицо его закрыто капюшоном темно-алого, как кровь, плаща. Это единственное яркое пятно, которое есть в этой заснеженной пустыне, в этом царстве снега и льда. Ты чувствуешь боль и понимаешь, что это _существо_ рисует что-то на твоей коже лезвием ножа. В мороз кровь из твоих порезов течет быстрее, и ты чувствуешь, как тебя покидает тепло жизни. Ты видишь, как кровь покрывается тонкой пленкой льда, и думаешь, что нет ничего прекраснее сочетания алого и белого. Крови и снега.
Тебе кажется, что смерть твоя похожа на сон. Что снежинки, падающие на твои черные волосы, тихо напевают тебе какую-то странную песню, по мелодии своей напоминающую колыбельную. Твой палач бережно приподнимает тебя и укладывает твою голову на свои колени, закрытые алой тканью. Ты смотришь на его смуглые руки, так четко выделяющиеся на фоне алого балахона и белого снега, и чувствуешь, как медленно, словно замерзая, застывают твои зрачки. Ты засыпаешь, но каждый удар ножа принуждает тебя снова просыпаться, снова надрывать горло в беззвучном крике. А твой палач гладит тебя по волосам, касается ладонью лба, будто проверяя, нет ли жара. На самом деле ты знаешь, что он всего лишь интересуется, достаточно ли остыла твоя кожа. Ты медленно засыпаешь, снег уже не тает на твоей коже, и ты все тише и тише вздрагиваешь от очередного удара ножом, до тех пор, пока не затихаешь совсем.
Капюшон падает с лица твоего палача, и ты видишь знакомое смуглое лицо в обрамлении прямых темных волос. Твоя смерть имеет лицо Хаширамы Сенджу. Но, не успев осознать это, ты умираешь…

… чтобы очнуться через несколько минут в руках брата от собственного крика. Ты быстро и рвано хватаешь ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба. В действительности же так и есть, но твоя вода это твое безумие, а ты вовсе не рыба. Ты Учиха Мадара, ты Лидер своего клана, и тебе шестнадцать лет. И ты – слеп. Тебе очень хочется плакать, уткнувшись в плечо брата. Глухо скулить от боли, сжиматься, чувствовать, как брат гладит тебя по волосам и молчит, зная, что слова здесь не нужны. Но ты не заплачешь. Ты не плакал даже тогда, когда погибли твои родители. Когда ты увидел, как в глазах твоей матери потух тот алый луч солнца, который был единственным твоим воспоминанием из детства. Ты не плакал тогда, не заплачешь и сейчас. Лидеры клана не плачут, даже если им всего шестнадцать лет.

У тебя не хватает сил, чтобы подняться и отстраниться от брата, а он продолжает осторожно гладить твои встрепанные, спутанные волосы, будто надеясь, что это утешит тебя. И почему-то сейчас это вдруг начинает тебя раздражать, хотя не более чем пять минут назад ты не желал ничего, кроме этих прикосновений. Ты отталкиваешь руку брата и отстраняешься, чувствуя сотрясающую твое тело дрожь. Потом с силой сжимаешь зубы, чувствуя, как рот наполняется кровью из прокушенной губы, и с трудом сдерживаешь рвущийся наружу крик.
Вокруг все белое. Белое. Твое безумие белого цвета.
Тебе кажется, что крик разрывает твое горло в клочья, и что ты навечно останешься нем и слеп. Что больше ничего в этом мире не может заставить тебя чувствовать, жить, дышать. Потому ты сжимаешь пальцы на плечах брата и стараешься заглушить свой крик в его губах, вдохнуть в свои легкие его дыхание и жить хотя бы на несколько секунд дольше. Дышать.
В детстве, когда ты был совсем ребенком, мать объясняла тебе, что этот жест обозначает любовь и привязанность. Ты помнишь, что когда она говорила тебе это, ты сидел на залитом солнцем дощатом полу и играл с братом, который едва-едва научился ходить. Сейчас же ты не чувствуешь любви, но почему-то тебе кажется что это единственное, что спасет тебя от этой пустоты и боли.
Ты тянешь брата на футон за собой и чуть вздрагиваешь от ощущений. Губы твои не отрываются от его губ, и ваш поцелуй становится все более жадным. Тебе кажется, что вы падаете в пропасть, и почти с нетерпением ждешь, когда твое тело коснется ее дна, чтобы ты мог рассыпаться в пыль. Но пропасть не столь глубока, и твое падение занимает всего несколько секунд, а потом ты чувствуешь соприкосновение своей спины с футоном. И действительно рассыпаешься, когда темноту вокруг тебя взламывается слепящим светом, слепящим не твои глаза, но твое сознание. Оно покидает тебя, и ты уже не видишь, как брат отстраняется, как бережно укрывает тебя покрывалом, как прикладывает к твоим вискам компрессы, смоченные в отваре лечебных трав. Ты не знаешь где ты и кто ты. Твое сознание окрашивается в алые и черные тона и тебе начинает казаться, что ты попал в иллюзию Тсукиеми. Но тут же понимаешь, что эта мысль абсолютно абсурдна.
Все это пропадает так же внезапно, как и появилось. И ты вдруг видишь себя сверху, еще не осознавая как это прекрасно – видеть. Ты сидишь на полу залитой солнцем веранды, опустив ноги в зеленую траву, и ветер треплет край твоей алой юката. Почти умиротворяющее зрелище. Ты видишь жизнь в своих глазах, и это вселяет в тебя долю надежды. Надежды на то, что вся твоя слепота всего лишь сон, а ты, сидящий в солнечных лучах, это жизнь.
Неожиданно ты слышишь шум и поворачиваешься к его источнику. Странно, но ты не ощущаешь разрозненности. Ты един, ты одно целое. И ты, который сидит на полу, и ты, который наблюдает за этим сверху.
Ты видишь седзи – светлое дерево и белая бумага. И темный проем, в котором стоит твой палач. На этот раз плащ его бел, как снег, а ты не можешь подняться, чтобы убежать или подойти ближе. Палач делает шаг вперед, и капюшон падает с его головы, но вместо лица ты видишь лишь белую маску. Маску с широкой улыбкой-прорезью, похожей на черную дыру и черными провалами глазниц, из которых сочится черная кровь. Вокруг тебя сгущается тьма, и ты пытаешься подняться, но понимаешь, что это невозможно. В этой темноте четко видна белая маска, из глазниц и рта которой бьет слепящий свет. Ты тянешь руку, чтобы сорвать маску с лица палача, но сначала твои пальцы хватают лишь воздух. Потом ты ощущаешь что-то твердое и прохладное, скорее всего дерево или кость. Ты тянешь маску за край и видишь…
…еще одну маску.
И после – просыпаешься.

Придя в себя, ты с трудом поднимаешь отяжелевшие веки, хотя в этом и нет необходимости. Ты неуютно чувствуешь себя с закрытыми глазами, хотя даже когда открываешь их, видишь лишь темноту.
С губ твоих непроизвольно срывается слабый стон, который позволяет твоему брату понять, что ты очнулся. Он бережно меняет компресс на твоем лбу, и ты готов поклясться, что брат обеспокоено смотрит в твои слепые глаза. Несколько секунд ты не понимаешь, зачем это, но позже осознаешь, что тело твое сотрясает дрожь, и ты весь горишь от жара. Губы твои еще хранят вкус губ твоего брата.
- Идзуне…
Ты с трудом извлекаешь из своего горла звуки, и на это короткое имя у тебя уходит неожиданно много сил, хоть ты и произносишь его едва различимо. Шепот твой подобен шуму ветра за окном, но брат слышит тебя. Он склоняется к тебе ближе, бережно касается твоих волос и шепчет с неповторимой заботой твое имя.
Ты благодарен ему хотя бы за то что он не жалеет тебя. Брат прекрасно знает, что жалость причинит тебе лишь боль и потому старается быть рядом и каждую минуту окружать тебя заботой.
- Я… хочу на улицу.
Вторая фраза выходит значительно лучше. Ты с трудом поднимаешься и трясешь головой, сбрасывая компресс, который с неприятным хлюпающим звуком падает на пол. Брат не спорит с тобой и не пытается убеждать, что такая прогулка плохо скажется на твоем и так пошатнувшемся здоровье. Он лишь молча помогает тебя подняться и отходит, готовый в любую минуту броситься к тебе на помощь. Он знает, что его рука будет отстранена тобой при любой попытке поддержать. Ты не хочешь, и не будешь признавать свою слабость и беспомощность даже перед своим младшим братом, потому направляешься по коридору как можно более уверенно, не обращая внимания на то, что движения даются тебе с трудом. Сад встречает тебя свежестью и прохладной, ты плотнее запахиваешь юката и обуваешься, зная, что прикосновение ступней к холодной земле будет неприятным.
Ты медленно ступаешь по дорожке сада, низко опустив голову, что бы никто не увидел твоих слепых глаз. К тому же тебе кажется, что стоит поднять глаза к солнцу, и оно сведет тебя с ума, снова вернув в твое сознание то белое безумие. Ты неспешно соскальзываешь на влажную от росы траву, слыша, как брат замер невдалеке, боясь тревожить твой покой. Ты делаешь вдох и слабо улыбаешься, когда легкие наполняются свежим чистым воздухом. Улыбаешься до тех пор, пока перед глазами твоими не проносится снова безумная вспышка снежно-белого света. Воздух в твоих легких тут же становится вязким и густым, тебе кажется, что ты чувствуешь привкус меди. Ты судорожно пытаешься вдохнуть, но не можешь, лишь стискиваешь пальцами ткань юката на своей груди, будто надеясь таким образом утихомирить бешено бьющееся сердце. Воздух кажется тебе слишком плотным, и ты чувствуешь запах крови. Запах, который ты, выросший во время войны двух кланов, не можешь спутать ни с чем. Ты подносишь руку к лицу, касаясь пальцами губ, стремясь таким образом почувствовать, что ты еще жив, после чего судорожно выдыхаешь и резко поднимаешься, едва не упав обратно в траву.
Брат едва успевает подхватить тебя на руки и помочь удержаться, после чего склоняется и касается губами твоего лба, что бы определить, спал ли жар или нет. Он снова молчит, не позволяя себе упрекать тебя в безалаберности по отношению к собственному здоровью, потому в тишине ведет тебя в дом, укладывая на футон и снова делая свежий компресс. Лишь в доме, чувствуя терпковатый запах целебных трав от компресса, ты ощущаешь, что воздух снова стал нормальным. Через несколько глубоких вдохов и выдохов ты забываешься беспокойным сном.

Ты открываешь глаза и не видишь вокруг себя ничего, кроме темноты, но глаза твои постепенно привыкают к этому. Через несколько минут ты уже можешь различить смутно белеющее пятно собственной ладони и замечаешь, что пальцы твои обагрены кровью.
Ты слышишь размеренные шаги за своей спиной и резко разворачиваешься. Несколько секунд смотришь на знакомую белую маску, после чего зажмуриваешься, стараясь прогнать это видение. Но оно преследует тебя даже сквозь плотно сомкнутые веки.
- Кто ты?
Ты не узнаешь свой голос и чувствуешь, что язык твой как будто прилип к небу, и губы немеют, переставая слушаться. Ты смотришь в горящие белым светом глаза маски и понимаешь, что это не он. Не тот, кто истязал тебя на снегу, не тот на чьих покрытых алым балахоном коленях ты засыпал, погруженный в мир холода и льда.
Но ответом тебе служит лишь молчание, и ты почти как ощущаешь, второй раз за этот день, как сгущается вокруг тебя воздух, и как немеют твои руки. Как блекнет свет в глазницах маски, как это существо пропадает в темноте.
Страх оказаться во тьме одному охватывает твою душу и заставляет сердце биться быстрее и сильнее. Ты никогда не боялся темноты, этот детский страх был недоступен тебе, но сейчас ты не задумываешься о столь простых вещах. Ты судорожно тянешь руку и пытаешься подцепить маску, скинуть ее, вернуть свет в этот мир. Ты надеешься даже, что та маска, которая находится под этой, вернет тебе свет.
- Мне нужен свет.
Ты едва слышно выдыхаешь это и рывком снимаешь маску со своего мнимого палача. Руки твои тут же покрываются кровью, но ты не замечаешь этого. Тебя слепит яркий, режущий глаза свет. Твой брат улыбается тебе, и ты не можешь отвести взгляд от его пустых глазниц.

Первое что ты видишь, когда открываешь глаза, это потолок. Ты всегда видишь его, когда просыпаешься по утрам, за исключением последнего месяца – всегда. Второе – это твой брат, сидящий на коленях рядом с тобой и уткнувшийся лицом в твою грудь. Несколько минут ты смотришь на него, не понимая, что произошло, а потом видишь свою руку, измазанную кровью. Брат поднимает голову, и ты замечаешь виноватую улыбку на его губах и тонкие струйки крови, текущие из его растерзанных глазниц.
Тебе хочется плакать. Ты Учиха Мадара, тебе шестнадцать лет, ты глава клана. Ты больше не слеп, потому что твой младший брат заплатил огромную цену за то, что бы ты прозрел.
Тебе хочется плакать, но лидеры клана не могут плакать. Потому ты садишься, касаешься губами окровавленных глазниц брата, чувствуя привкус крови, а потом громко и безумно смеешься.

Ты сидишь на полу и смотришь в лицо своего младшего брата, на его изуродованные глазницы, на расчерченные алыми кровавыми подтеками щеки. Сейчас на его лице застыло выражение человека, который отдал все, что имел, но ничуть не жалеет об этом.
И только глядя в его лицо, ты понимаешь, что ничего не кончилось. Ты понимаешь это после того, как у тебя темнеет в глазах, и сознание взламывается беспощадным светом твоего безумия.
И единственный способ унять, усмирить собственную боль заключается в чужой боли. Ты сжимаешь запястья брата и смотришь в его пустые, изуродованные глазницы. И захлебываешься в собственном безумии, уже слабо осознавая, что делаешь. Ты валишь брата на футон, жадно впиваешься губами в его податливые губы, чувствуешь вкус вашей общей крови. Крови, которая течет в венах вашего клана.
Тебе неожиданно хочется убить своего брата, выпить его досуха, дышать воздухом из его легких, взять его всего.
Распороть горло – для это вполне подойдет катана – набирая крови в ковш ладоней, свежей, алой крови, и пить ее, пить, упиваясь солоноватым вкусом, пить, чувствуя себя убийцей. Братоубийцей.
Умыться его кровью, промыть ей глаза, дарованные тебе братом, смешаться с ним в одно целое, чтобы не было этой досадной преграды из кожи и костей между вами. Ты бы снял эту кожу с себя и с брата и приник к нему как можно теснее, действительно оголенным телом, чувствуя каждый сосуд на своем и его теле, превращаясь в единый комок плоти и нервов. В единое целое.
Ты покрываешь поцелуями грудь брата и думаешь о том, что хотел бы проломить его грудную клетку и достать сердце, забрать его, прикоснуться губами к еще трепещущей живой плоти, чувствовать, как бьется на ладони этот маленький орган и ощущать это биение целую вечность.
Ты разводишь бедра брата, сжимая пальцы на его коже до алых следов, и думаешь только том, как нежна под этой досадной оболочкой покровных клеток его плоть, как хочется тебе обладать им до конца.
С лица твоего брата ни на секунду не сходит робкая, виноватая улыбка, словно он извиняется за то, что ты делаешь сейчас, словно это его вина, и он осознает ее. Глядя на его улыбку, хочется плакать от боли, но ты не плачешь. Ты, глава клана Учиха, борешься со своим безумием. И не можешь плакать. Потому прижимаешься к брату теснее и чувствуешь, как член медленно преодолевает сопротивление узких девственных мышц.
В вашем клане вопрос кровосмешения всегда стоял очень остро. Отношения между родственниками никак нельзя было обойти, ведь от каждого разбавления крови Учиха возможность получить шаринган все сильнее снижалась. Потому чаще всего браки заключались между родственниками столь дальними, что не несли в себе большой опасности.
Но сейчас ты не думаешь об этом, лишь покрываешь поцелуями лицо брата и прижимаешь его теснее к себе, чувствуя струящуюся по его бедрам кровь и думая, что не хочешь ничего, кроме этих ощущений. Кроме чувств сжавшихся вокруг тебя мышц, кроме тихих стонов брата.
За свои шестнадцать лет ты не раз спал с женщинами, но сейчас, занимаясь сексом со своим братом, думаешь, что это ощущение кажется самым безумным из всех, что ты когда-либо испытывал, но остановиться не можешь.
Твой брат слабо стонет при каждом движении, и по его напряженному телу ты понимаешь, насколько болезненны испытываемые им ощущения. Губы его кривятся от боли, и теперь улыбка кажется вымученной. Ты покрываешь поцелуями его лицо, как делала когда-то давно в детстве ваша мама.
Может быть, отзываясь на эту ласку, может быть, просто боль переходит во что-то иное, но тело, лежащее под тобой, расслабляется, и стоны приобретают несколько другую тональность.
Тебе кажется, что до конца твоего безумия остается лишь чуть-чуть, и тогда ты с похожим на рык стоном грубо в последний раз толкаешься в тело брата, чувствуя, как разум застилается наслаждением. Ты слышишь слабый и жалобный вскрик брата, осознаешь, что он вцепляется в твои плечи и всхлипывает от ощущений. Ты мягко касаешься губами его виска и прикрываешь глаза.
Твой брат всегда недолюбливал женщин.

За месяц до того, как тебе должно исполниться восемнадцать, клан Сенджу предлагает вам перемирие.
Ты сидишь на полу и раз за разом вспоминаешь спокойный голос Хаширамы Сенджу.
- Мы ждем вашего ответа на четырнадцатый день.
Ты понимаешь, что хочешь этого, и глава клана Сенджу больше никогда не покинет твоих мыслей. Ты думаешь о том, что не должен хотеть подписания этого договора, и перед лицом старейшин доказываешь - ваш клан должен быть независим. Нельзя заключать мир с людьми, в бою с которыми проливали кровь ваши предки, и в битве с которыми погибли твои родители и многие другие твои соклановцы.
Но старейшины уповают на то, что ты еще слишком молод, чтобы принимать столь ответственные решения и, в конце концов, ты с негодованием соглашаешься. Но душа твоя полна ликования.

В тот момент, когда ваши руки соединяются в рукопожатии на глазах обоих кланов, тебе хочется кричать.
«Сними кожу с моих ладоней!» – хочется кричать тебе. - Забери ее, лиши меня судьбы, лиши меня свободы! Хочешь, я отдам всю свою кожу тебе, чтобы ты мог порезать ее на ошметки? Хочешь?»
В тот вечер, когда вы вместе садитесь за стол, и Хаширама пьет из своего кубка вино за союз двух кланов, ты кусаешь губу и пьешь как можно быстрее, лишь бы не дать крику вырваться из горла.
«Сенджу, позволь мне наполнить твой кубок своей кровью, дать тебе выпить ее. Это будет гораздо более совершенный напиток, чем кровь виноградных ягод. Хочешь этого, Хаширама Сенджу? Хочешь, я вырву свои глаза, спасенные жертвой моего брата, и подарю тебе их? Ты сможешь целовать мои зрачки и держать глазные яблоки на ладони. Хочешь?»
Но когда взгляд твой встречается с полным ненависти взглядом Тобирамы Сенджу, ты понимаешь, что все будет не так просто. И именно в этот момент клянешься себе, что Хаширама станет твоим.

В ту ночь ты спишь без сновидений, потому что сознание твое задурманено алкоголем.

Несколько следующих месяцев ты проводишь бок о бок со старшим Сенджу в бесконечных битвах с вашими, теперь уже общими, врагами и в не менее бесконечных тренировках в короткие моменты перемирия. С каждым днем ты узнаешь Хашираму Сенджу все ближе и ближе. Теперь ты знаешь, какими бывают его глаза в пылу боя, как они темнеют от боли и светлеют от радости. Тебе кажется, что твоя одержимость этим человеком переходит все границы.

В один из дней, вернувшись домой из очередного похода, ты валишь брата на футон, впиваясь поцелуем в губы, и стаскиваешь с его глаз повязку, которую сам одел на него на следующий день после того, как переспал с ним первый, и до этого момента последний раз. Сейчас он пытается закрыть свои глаза ладонями, скрыть свое уродство, зная, что обычно это зрелище неприятно тебе и не вызывает ничего, кроме отторжения и воспоминаний о том, чем ты обязан брату. Но сейчас все по-другому, и ты силой отводишь руки от его лица. Стискивая запястья, так что кости готовы хрустнуть и сломаться. Ты целуешь его и понимаешь, что на самом деле не его губы ты хочешь чувствовать на своих губах, и не его тело хочешь ощущать рядом с собой.
Ты целуешь его грубо и жадно, терзая губы в кровь и распаляясь от собственной грубости и душевной боли. Ты царапаешь его бедра, оставляя на них следы собственных пальцев и ногтей, рывком разводишь его ноги, едва не разрывая мышцы, потому что брат смеет сопротивляться тебе. Ты бьешь его, стараясь стереть с губ эту чертову виноватую улыбку. Ты грубо вбиваешься в его тело, рвешь его и снова не даешь себе заплакать, потому что это будет признанием твоего бессилия. Ты чувствуешь себя до безумия слабым просто потому, что осознаешь, даже если ты снимешь с себя кожу, ты не сможешь стать ближе к своему брату, что между вами навечно выросла стена твоего безумия. Ты кончаешь в его тело и брезгливо отстраняешься, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота. От взгляда на покрытое следами твоих пальцев и ногтей, подтеками крови и спермы тело твоего брата тебя мутит.
Ты торопливо накидываешь на себя кимоно и уходишь в сад, чтобы там упасть на траву и впиться ногтями в свою грудь, чувствуя, как пухнет, разрастается в твоем солнечном сплетении гулкая сосущая пустота. Ты царапаешь свою кожу, словно надеясь добраться до этой пустоты, вытащить ее из собственной плоти, из собственного тела, из собственной души.
Твой брат неподвижно лежит на футоне, похожий на сломанную игрушку. Если бы ты мог сейчас подойти и присесть рядом с ним на корточки, ты бы почувствовал его боль. Если бы у него были глаза, ты увидел бы в них отчаянье, сгустившееся до такой степени, что его можно потрогать руками.
Но ты не присядешь рядом, потому что ты лежишь в саду, пытаясь выцарапать ногтями пустоту из своей груди. Ты не заглянешь в его глаза потому что теперь они в твоих глазницах. Ты мог бы подойти к зеркалу и увидеть все это, но пустота в груди не дает тебе даже подняться.

«Хаширама Сенджу»
Думаешь ты, отражая очередной удар катаны и торопливо откидывая прядь волос с лица. Уже полчаса вы ищете изъяны в собственном искусстве владения катаной на одной из полян посреди леса.

Вчера ты узнал, что у главы клана Сенджу есть наследник. Наверное, ты был единственным, кто еще не знал об этом. Все утро ты проводишь в лагере Сенджу, обсуждая тактику будущего нападения на вражеские кланы, а потом видишь ее. Женщину, с которой каждую ночь делит постель Хаширама. Она мила, вежлива и дружелюбна, как и положено жене главы клана. Но, глядя на нее и на маленького пухлощекого мальчишку лет пяти, ты думаешь только о том, что они принадлежат Хашираме. Принадлежат так, как хотел бы принадлежать ему ты.
Глядя в глаза этой женщины, ты видишь ее лежащей под своим мужем с рассыпавшимися по подушке смоляными волосами, с искаженным страстью лицом. Глядя на этого ребенка, ты понимаешь, что это его сын, что он для Хаширамы значит гораздо больше, чем просто определенное количество миллилитров спермы, пущенных в его мать, и уж, тем более, гораздо больше, чем глава бывшего клана-противника.
Внезапно ты ловишь себя на мысли что ненавидишь эту женщину. Но тебе хватает силы, чтобы сдержать эти чувства в себе.

Ты чувствуешь боль в щеке и тут же падаешь. Не стоило задумываться о чем-то постороннем в битве с Сенджу.
- Учиха, да что с тобой сегодня?
Хаширама склоняется к тебе и протягивает руку, предлагая помощь. Ты сам не понимаешь, почему послушно протягиваешь руку в ответ, и уж тем более не понимаешь, почему упоенно целуешь Хашираму в пересохшие во время боя губы.
Ты ждешь чего угодно. Удара катаной, пощечины, язвительных слов, но ни в коем случае не ожидаешь, что он начнет жадно отвечать тебе.
Ты с трудом отстраняешься через пять минут вашего рваного поцелуя и с трудом натягиваешь на губы привычную усмешку.
- Что ты себе позволяешь, Сенджу?
Ты никогда не думал, что твой голос может так исказиться от страсти. И уж тем более, никогда не думал, что вместо достойного ответа Хаширама повалит тебя на траву и снова начнет терзать твои тонкие губы поцелуями.
«Вырви мое сердце - хочется закричать тебе. - Вырви и забери его себе, навсегда. Разорви мою кожу. Сломай мою грудную клетку, вытащи сердце, поднеси его к губам. Достань пустоту из глубины моей груди, которую я тщетно пытался выцарапать оттуда самостоятельно. Заполни ее собой, сделай меня своим, Хаширама Сенджу»
Но ты не произносишь ни слова, лишь стонешь, чувствуя, как тело сдается под прикосновениями, видя, как Хаширама снимает с тебя доспехи, распахивает косодэ. Ты притягиваешь его к себе и целуешь, стараясь передать таким образом все, что не можешь сказать. Ты притягиваешь его к своей груди, запуская пальцы в пряди прямых темных волос, и чувствуешь, как губы касаются твоей кожи, как гулко бьется твое сердце в такт с биением крови в твоих висках. Ты чувствуешь, что твое сердце рвется навстречу этим прикосновениям, и что пустота в груди заполняется чем-то обжигающе горячим

0

9

Название: Иллюзия собственной чистоты
Автор: Stupid_Sakura
Бета: Берцелиус
Фэндом: Naruto
Жанр: angst
Рейтинг: NC-21
Пейринг: Хаширама/Мадара, Мадара/Идзуне намеки на Хаширама/Тобирама
Дискламер: все принадлежит не мне, и я никаких прав на это не хочу и требовать не буду.
Предупреждение: AU. ООС. Можно считать, что есть намеки на Self-insertation. Внимание, смерть одного из персонажей. Инцест.

­­

Тебе кажется, что мир вокруг рушится от боли, из-за которой твое сознание рассыпается как сияющий паззл. Ты судорожно пытаешься ухватиться пальцами за скользкие пластины доспех, которыми закрыты плечи Сенджу. Тебе кажется что это самая восхитительная боль, которую ты чувствовал когда-либо. Тебе все равно, что по твоим бедрам течет кровь. Алое на белой коже. Ты вспоминаешь свой давний кошмар, посетивший тебя в момент слепого безумия, и вспоминаешь окровавленное тело брата все те оба раза, когда ты позволил себе изнасиловать его.
Волосы Хаширамы пахнут солнцем, а золотистая кожа – базиликом. Ты всхлипываешь, утыкаясь лицом в шею своего союзника и любовника и стискиваешь зубы, обессилено кончая оттого, что он прижимает тебя к себе, оттого, что вы вместе лежите на траве, тесно прижавшись друг к другу, оттого, что плоть Сенджу двигается внутри тебя. Лежа в объятьях Хаширамы и чувствуя внутри себя его сперму, ты думаешь о том, что пустота внутри тебя уже не причиняет такую боль. Ты приподнимаешь голову и осторожно касаешься искусанными, припухшими от поцелуев губами золотистой, так сладко пахнущей кожи на шее Сенджу и довольно улыбаешься. Хаширама поднимается, аккуратно накидывая на твои плечи измятое косодэ и лишь после этого одевается сам.
Шорох кустов застигает вас, когда вы снова упоенно целуетесь на траве, а руки Хаширамы снова стаскивают с твоих плеч наспех накинутую одежду.
Глядя в изумленные глаза Тобирамы Сенджу, и видя, как изумление сменятся жгучей ненавистью, ты утыкаешься в шею Хаширамы и сотрясаешься от беззвучного смеха.

Ты возвращаешься домой в смешанных чувствах и, завернувшись в теплое кимоно, думаешь об отношениях двух братьев.

Но о том, что же все-таки происходило между ними на самом деле, ты узнаешь через несколько дней, когда, после очередной тренировки и ставшим традицией секса на траве, лежишь на груди Хаширамы, лениво водя пальцами по его доспехам. Он так и снял их, даже сегодня. Зато ты, оставшийся без одежды в первые пять минут после того, как оружие было сложено на землю, без труда находишь повод для того, чтобы теплые ладони Сенджу сейчас сжимали твои ступни.
- Он ревнует.
Говорит тебе Хаширама Сенджу, и ты чувствуешь, как вздымается под доспехами его грудь.
- С тех пор как я впервые увидел тебя, я стал очень интересоваться кланом Учиха.
Ты едва слышно фыркаешь, закрывая глаза и пряча замерзший нос на его шее.
Теперь ты знаешь, что твой любовник испытывал к тебе те же чувства. И потому ты прижимаешься к нему и отстранено думаешь, что никогда еще не был так счастлив.

Эта зима начинается очень рано и каждую ночь ты проводишь в лагере Сенджу пробираясь туда среди ночи и грея замерзшие конечности на груди и в ладонях Хаширамы. Ты уходишь незадолго до рассвета, не раз встречая сидящего на траве Тобираму, спиной чувствуя его полный ненависти взгляд.
Этой зимой твой брат заболел. Ты не знаешь, какие чувства теснятся в твоей душе когда он сгибается в приступе кашля и испуганно стискивает окровавленными пальцами ткань своего белого кимоно. Алое на белом. Твой давний кошмар.
Ты смотришь на бледное лицо, на то, что с каждым днем его тело становится все более худым.
Этой зимой ты впервые увидел Хашираму полностью обнаженным. Вы продолжали свои тренировки и следующее за ними развлечение до тех конца лета. Потом – осенью, когда золотистые листья стали опадать с деревьев. Лежа на груди Хаширамы ты думал, что кровь на красных листьях будет почти незаметна, а желтые листья в алой лужице будут похожи на золотистые кораблики.
Ты вплетаешь облетевшие листья японского клена в волосы Хаширамы и хочешь отдать свое сердце. Чтобы он выпил тебя без остатка, сделал своим навечно.
Ты любовался его золотистой кожей и длинными волосами, рассыпавшимися по спине.
Целовал каждый его шрам, хотя знал, что шрамированная кожа бесчувственна. Ты изучал каждый миллиметр его тела, в то время как бьющийся в седзи ветер пел вам обоим свою холодную зимнюю колыбельную.
Эту зиму тебе каждый день хотелось умереть, и ты мечтал лишь о том, как заснешь в объятьях Сенджу навсегда.
За три дня до весны из твоего дома вынесли гроб из светлого дерева, и ты последний раз повязал на глаза своего брата пронзительно алую ленту. После того как тело твоего брата опустили в промерзшую холодную землю, ты вернулся в лагерь Сенджу и первый раз за время ваших отношений попросил его ударить тебя.
Когда тонкая плеть опускалась на твою бледную спину и следы ударов вспыхивали на ней пронзительно алыми, как повязка на глазах твоего брата, ранами ты думал только о теле, лежащем глубоко под землей.
В ту минуту тебе как никогда хотелось плакать. Ты знал, что содранная кожа больше не поможет, но не плакал. Ведь лидеры клана никогда не плачут.
Оставалось три дня.
До весны.

К двадцати восьми годам основать вместе с Хаширамой Сенджу собственную деревню и получить в ней статус главы внутренней полиции – довольно успешное достижение. Но сегодня, сидя на траве и глядя на то, как солнце медленно выползает из-за горизонта, что бы осветить землю, ты думаешь, что не так уж многого достиг. А если быть с собой откровенным, то не достиг абсолютно ничего.
Тот день, когда Хаширама предложил тебе подписать союз еще с несколькими кланами, а потом создать общее селенье ты помнишь предельно четко.
Зима, тебе только-только исполнилось двадцать лет, и ты сидишь на полу, лениво водя кисточкой по бумаге, вырисовывая аккуратную каллиграфию. Кутаешься в кимоно, которое еще хранит тепло тела Хаширамы, и недовольно поджимаешь ноги от холода.
- Как думаешь, может быть стоит объединить еще несколько кланов и создать селенье, подобное селеньям в Песке и Камне?
Сенджу аккуратно касается губами твоей лодыжки, дышит на мраморно бледную кожу, стараясь согреть.
«Весь мир у ног - это для тебя. Мне достаточно, чтобы у моих ног был ты. Тогда мир сам склонится предо мною»
Думаешь ты, прикрывая глаза и запускаешь пальцы в мягкие темные пряди его волос.
- Я согласен.
Ветер бьется в створки седзи как в вашу первую зиму, ты прогибаешься под каждым прикосновением и судорожно цепляешься пальцами за плечи Хаширамы. Сейчас все кажется таким далеким и таким ненужным, как никогда ранее.

В этот же вечер Хаширама надевает на твою шею свой кулон, который раньше при тебе никогда не снимал себя. Всю ночь ты лежишь без сна, сжимая в пальцах зеленоватый длинный камень.

Весна наступает необычайно рано. Рано тает снег, который ты так ненавидишь. Рано распускаются на деревьях обнадеживающе-зеленые нежные листья. Эта весна началась слишком рано, думаешь ты и вспоминаешь о том что твоему брату не хватило до весны совсем чуть-чуть. Несколько наполненных болью и кашлем замерзших дней. Несколько пустых ночей, лишенных сна и дыхания.
Этой весной сакура не отцветает особенно долго.
Эту весну ты проводишь на холме невдалеке от деревни, которую вы назвали Конохой. Там, под тонкой сакурой, украшенной нежными и хрупкими розовыми лепестками лежит в земле твой брат. Ты сидишь, прислонившись спиной к его надгробию, и смотришь на небо, чувствуя, как ветер треплет твои волосы, а летящие лепестки сакуры касаются твоего лица нежнейшими поцелуями.
Этой весной Хаширама почти не появляется в деревне, улаживая какие-то недоразумения на юге страны Огня. Никто не мешает тебе смотреть в небо и чувствовать спиной холод каменного надгробия.
Брат приходит к тебе всего один раз. Обнимает сзади за плечи, утыкается лицом в твои встрепанные волосы и улыбается.
У него холодные руки и темные глаза. Ты проводишь тыльной стороной ладони по его щеке и думаешь, что он похож на фарфоровую куклу. Его глаза снова видят, ведь Идзуне давно мертв, но, глядя в его темные зрачки, навеки лишенные шарингана ты думаешь, что хочешь вернуть все.
Тебе кажется, что ты сходишь с ума.
Брат склоняется к тебе, медленно распахивая твое кимоно и касаясь холодными, мертвыми губами солнечного сплетения. Ты видишь запутавшиеся в его волосах комочки земли и понимаешь, что кожа его имеет мертвенный оттенок. Брат тихо смеется и касается двумя ладонями твой груди. Чуть надавливает и разводит ладони, словно стараясь прорвать кожу.
Ты заворожено смотришь на то, как ладони его погружаются в твое тело, будто стараясь вынуть душу.
- Тебе больно?
Шепчет брат в твои губы и поглаживает кончиками мертвых бледных, с сероватым отливом пальцев твоего судорожно бьющегося сердца.
- Нет.
Таким же шепотом отвечаешь ты, целуя брата и чувствуя на его губах терпкий привкус земли.
- А должно быть больно.
Смеется твой брат и исчезает, рассыпаясь у твоих ног лепестками сакуры.
«Этой весной сакура цветет особенно долго…»
Думаешь ты, сжимаясь на земле и царапая ногтями собственную грудь, будто стараясь добраться до сердца. Где-то там, в районе солнечного сплетения снова поселилась давящая пустота, принесенная холодом мертвых рук.

Те вечера, когда Хаширама отсутствовал по каким-то своим делам, ты проводил в новоявленной библиотеке, перебирая свитки клана Учиха и клана Сенджу, сваленные туда, едва это помещение возникло в резиденции Хокаге. Хокаге. Так Хаширама предпочел назвать себя, когда Коноха набрала достаточный политический вес. Кагэ, как звание принятое в других странах и селеньях и Хо, как принадлежность к огню.
Ты не ищешь чего-то определенного, но сердце твое замирает и пропускает несколько ударов, когда пальцы нашаривают среди множества прочих документов аккуратно запечатанный техниками и воском свиток. Ты в нетерпении срываешь и то и другое, уже зная, что увидишь там.
Кьюби. Кьюби Но Йоко,
Девятихвостый демон-лис, бог огня, олицетворением которого является Катон. Лис, подчинить которого может лишь обладатель шарингана. И в тот момент ты понимаешь, что тем, кто подчинит это дьявольское животное, полное нескончаемой чакры будешь ты.

Сейчас ты не хочешь вспоминать о том, как впервые увидел так близко перед собой эти горящие желтые глаза с верными вертикальными зрачками. И тем более не хочешь вспоминать о том, какую плату потребовал Кьюби за свое подчинение. Ты возвращался в деревню наполненный новой силой, не обращая внимания, что саднят расцарапанные бедра, но уже забыв о пустоте в груди. Она была наполнена чем-то горячим и бурлящим. Чакрой Девятихвостого лиса.

Ты проводишь несколько лет, наслаждаясь своей силой и ощущением того, что теперь можешь защищать деревню, которую вы так кропотливо создавали вместе с Хаширамой. До тех пор пока однажды не встает вопрос о назначении второго Хокаге, и ты не предлагаешь на это место свою кандидатуру. Через несколько дней ты, изнеможенно сползешь со стола Хаширамы в обессиленном состоянии не находишь на полу написанный его рукой приказ о назначении Хокаге Тобирамы Сенджу. Силы беруться неожиданно и неоткуда, всколыхнув всю твою сущность изнутри. В тот день ты впервые даешь любовнику пощечину и впервые за долгое время возвращаешься обратно в дом, где прошло твое детство.

Ты спишь, беспокойно разметавшись на футоне и сжимая пальцами простынь. Тебе сниться снег и холод, сняться мертвые губы брата на твоих губах.
- Теперь тебе больно, Мадара?
Шепчет он, покрывая поцелуями твое лицо, и ты не можешь сделать ничего, кроме как вплестись пальцами в его испачканные в земле волосы.
- Мне больно.
Послушно отвечаешь ты и смотришь на то как снежинки, падающие на кожу твоего брата даже не думают таять.
- Подумай… разве это не было безумием?
Говорит он и аккуратно поддевает тонкими сероватыми пальцами кулон на твоей шее.
- Помнишь, сколько раз ты изгибался под ним от оргазма?
Шнурок покидает твою шею, а ты не можешь даже пошевелиться.
- Оргазм называют маленькой смертью… У тебя было столько этих смертей что Хаширама может захотеть увидеть и настоящую.
Говорит Идзуне, целуя тебя и рассыпаясь на тысячи легких белых снежинок.
- Он убьет тебя, запомни это.
Слышишь ты, прежде чем проснуться в холодном поту.

Первое что ты делаешь, едва понимаешь, что кошмар закончился, это судорожно тянешься к шее, нащупывая шнурок на ней. Кулон на месте и это хоть немного успокаивает тебя. Остаток времени до утра ты проводишь в раздумьях, с болью понимая, что брат прав.
Когда первые лучи восходящего солнца освещают землю, ты лежишь на футоне и смотришь в потолок, стараясь не думать о грызущей душу боли.
Хаширама Сенджу, тот, кого ты любил всей душой использовал тебя все это время лишь в своих целях. В его мыслях никогда не появлялось желания сделать тебя своей правой рукой, он руководствовался лишь тем, что так будет безопаснее. Безопаснее для него и его клана. Он предпочел перенаправить твою бешенную активность в более мирное русло, услаждая тебя в постели и не желая больше думать о том что в любую минуту в его спину моет вонзиться остро отточенная катана.
Ты понимаешь это, и знание режет тебя не хуже заточенного куная.

Днем ты собираешь собрание клана, стараясь убедить их в том, что не так давно понял сам. В том, что ваш клан используют, в то, что вас держат как можно дальше от власти.
Они не понимают этого, потому что невозможно поверить, что глава клана Учиха изначально был так глуп.
Они думают, что выгнали тебя, но ты уходишь сам. Навстречу закату. Чтобы через несколько дней отдать Кьюби приказ стереть Коноху с лица земли.

Сенджу оказывается не так глуп и не так слаб, что бы не сдержать это нападение.
Ваш бой состоится на рассвете, в долине, расположенной недалеко от холма, где покоится в земле твой брат. Ты не желаешь помнить ничего из этого боя, и твое сознание податливо позволяет закрыть эти воспоминания на замок.
Ты замечаешь, что пальцы дрожат, когда ты вытаскиваешь боевой веер из-за спины, с перевязи. Тебе хочется закрыть глаза и закричать, но не видеть больше никогда этого спокойно взгляда темных глаз, которые, как тебе кажется, будут преследовать тебя всю жизнь.
Ты не знаешь, что нужно делать, боль, разрывающая твое сердце, слишком сильна, чтобы можно было задумываться о чем-то еще. Сосущая пустота в груди давит, будто надеясь найти и выпить твое сердце до дна.
Сейчас ты не знаешь, что тебе придется делать в следующий миг и смотришь, смотришь в глаза человека, который был твоим любовником столько лет, чувствуя, как постепенно рушится на осколки то, во что ты верил все это время.
Тебе хочется плакать, потому что ты бывший глава клана Учиха, потому что все отвернулись от тебя. Но ты не плачешь, потому что это позорно – заплакать во время битвы.
Тебе хочется убить его. Прямо сейчас. Посмотреть какое у него сердце. То сердце, которое билось в унисон с твоим все эти дни. Но также ты знаешь, что если убьешь его, тебя ничто не спасет. Но другого выхода нет, так тебе кажется.
Ваш бой осложняется тем, что вы оба знаете все свои движения наперед, успев изучить их за то время, что вы вместе. Ты с легкостью уворачиваешься от каждого удара Хаширамы, нанося в ответ свой, от которого он уклоняется с такой же легкостью. Те техники, которые вы используете, настолько сильны, что после нескольких промахов место, где проходит ваш бой, превращается в живописную долину с водопадом. Ты все ближе и ближе к краю, к воде.
Что-то болезненно обжигает твою шею, когда ты позволяешь себе отвлечься на секунду чтобы заглянуть в эти ледяные темные глаза, которые еще недавно горели для тебя страстным живым огнем. Кулон соскальзывает с твоей шеи и теряется в траве, но ты пытаешься сделать вид, что не заметил этого. Сейчас это не важно. Важно то, что ты нашел другой выход.
- Хаширама Сенджу.
Шепчешь ты, когда лезвие со всей силы пробивает доспех на твоей груди, вонзаясь в нее. Ты встречаешься взглядом с Хаширамой и удовлетворенно улыбаешься. Видя, как постепенно его холодность спадает, оставляя место безграничному удивлению. Он не думал, что ты попадешься так просто. Он надеялся, что сможет не убивать тебя.
- Я ненавижу тебя, Хаширама Сенджу.
Четко и спокойно говоришь ты, торопливо слизывая с уголков губ сочащуюся кровь. Ты слышишь отдаленный, звонкий смех откуда-то издали, но все же думаешь, что это померещилось тебе. Рука Хаширамы дергается, его глаза, черный шоколад пополам с расплавленным золотом, темнеют от чувства, которое ты не можешь идентифицировать. Ты громко смеешься, наплевав, что кровь булькает в пробитом катаной легком и широко улыбаешься, хотя тебе до боли хочется плакать. Хаширама резко дергает катану, вытаскивая ее из твоего тела и ты, не удержав равновесия и, все также улыбаясь, летишь в водопад.
Последнее что ты видишь сквозь толщу воды, прежде чем потерять сознание, это одинокая, кажущаяся совсем маленькой фигурка Хаширамы на вершине скалы. Твои глаза закрываются, и ты погружаешься в жидкую, давящую пустоту.

- Здравствуй, брат мой…
Слышишь ты и открываешь глаза, чувствуя на своих губах соленый прикус крови. Ты лежишь в пещере, которая образовалась под водопадом, с твоей одежды уже натекла лужа воды. Твой брат сидит рядом, опустив ноги в воду. Длинные волосы, рассыпавшиеся по его обнаженным хрупким плечам, придают ему сходство с девушкой.
- Видишь…все случилось так, как я и предсказывал.
Он неспешно болтает ногами в воде, любуясь на свое отражение. Ты садишься, пытаясь увидеть отражение его в воде, но видишь лишь каменистое дно.
- Он не убил меня. Я остался жив. Я обманул его.
Каждое слово дается тебе с болью, ты сам не понимаешь, что говоришь и закрываешь глаза на несколько секунд, надеясь, что это прояснит твое сознание.
- Ты уверен в этом, нии-сама?
Он поворачивается, и ты невольно отшатываешься, видя бледную кожу его лица и изъеденные могильными червями глазницы. Отвратительное зрелище.
- Неужели ты не любишь меня, нии-сама?
Шепчет он, оказываясь рядом и прильнув к твоей груди. От его волос пахнет тленом и ты закрываешь глаза и уши, чтобы не видеть и не слушать, но его голос все равно звучит громко и резко.
- Да будет проклят наш клан… Слышишь, Мадара? Я проклинаю их всех. И я проклинаю тебя.
Голос его затихает, а на руках твоих остается лишь пепел.

Ты стоишь и молча смотришь на заходящее солнце. У тебя больше нет судьбы, у тебя больше нет клана, Лидером которого ты был столько времени. Тебя тоже больше нет.
Пустота в груди, кажется, выпила тебя досуха, лишив всех сил. Тебе кажется, что ты давно уже умер.
Без судьбы, без жизни, без любви. С навеки нависшим над головой проклятьем.
Тебя зовут Мадара Учиха, твое имя означает «дефект» или же «пятно позора». Тебе очень хочется заплакать, но ты не можешь. Лидер клана не может плакать, даже если клан отвернулся от него.
Но сейчас, когда ты смотришь на закат, чувствуя, как дыра в груди постепенно разрастается все больше и больше, я прошу тебя, плачь, Мадара.
Плачь…

0

10

Название: Марево
Автор: gero_likia
Бета: Эстебан Бореад
Пейринг: Хаширама/Каэдэ (младший брат Мадары)
Рейтинг: NC-17
Жанр: angst, romance, PWP
Предупреждения: нет
Статус: закончен
Примечание: имя Каэдэ взято из замечательного фика Mokushiroku "Красное и Белое".
От автора: 1. Автор в курсе, что МБМ зовут Изуна. Увы и ах, пока он пишет для Моку, МБМ у него будут звать Каэдэ.
2. Моку, это тебе... опять :lol:
3. Штеф, я тебя люблю :kiss:
4. Дорогие читатели! Этот текст отбечен... но автор, хотя искренне любит свою бету, прислушался ровно к половине замечаний. Так что за все ошибки бить его :)­
Дисклеймер: ничего не моё... а жаль.

Марево дымки раздалось в стороны, словно отхлынув от глаз, и встревоженный голос, уже несколько минут упорно звеневший в ушах, наконец-то обрёл внешнее воплощение. Длинные волосы, сбившиеся и перепутанные, несколько прядей явно липкие от крови, стекающей из рассечённой брови. Бледное - чересчур бледное - лицо, усталое и измождённое. Огромные глаза... красные... Шаринган...
Рука сама метнулась к кунаю, но запястье перехватили с неожиданной силой - точнее, это Хаширама был слишком слаб, поэтому в первый момент ему и показалось, что противник силён.
- Сенджу-сан! Как вы себя чувствуете? Вы сможете идти?
Впервые в жизни Хаширама попал в плен.
- Смогу.
Что ж, проигрывать тоже надо уметь.
Отправляясь ловить Двухвостую, Хаширама взял с собой только двоих сопровождающих - и тех скорее как дань формальности, оставив их подальше от места сражения, чтобы под ногами не путались.
С Двухвостой он справился относительно легко, хотя чакры пришлось потратить солидно - Кошка умудрялась жечь даже его Мокутон. Проблемы начались после.
Когда на него напал отряд Учиха с Мадарой во главе.
Хаширама отбился от всех рядовых - их было двадцать, - но Мадара только стоял и ждал, пока его вымотают окончательно. И дождался.
Схватку Хаширама помнил только до того момента, когда Мадара почти нежно шепнул: "Цукиёми".
- Пойдёмте, нам нельзя здесь долго находиться. Мои гендзюцу не сумеют задержать его надолго, - Учиха подхватил Сенджу под мышки, помогая подняться. Голова немедленно закружилась, и Хашираме пришлось опереться на подставленное плечо.
Тем не менее, хотя ориентация в пространстве была на некоторое время утрачена, здравый смысл никуда не делся. Слова Учихи противоречили выводу о том, что Хаширама в плену.
- Что случилось? - хрипло каркнул он. - Кто вы?
- Меня зовут Учиха Каэдэ. Пожалуйста, я позже вам всё объясню! Идёмте!
Земля под ногами качалась, периодически норовя уйти из-под ног Хаширамы, однако он упрямо бежал вперёд, почти ничего не осознавая и лишь изредка хватаясь за своего проводника. Каэдэ поминутно оглядывался, проверяя, не отстал ли Хаширама, и одаривая его сочувственными взглядами.
Они опередили само время. Битва с Кошкой началась на закате, а к первой звезде Хаширама с Каэдэ были уже недалеко от одной из перевалочных баз Сенджу.
Почти час на то, чтобы пересечь Страну Риса. Один и в максимальном темпе Хаширама добирался от границы три часа.
Но об этом он мог подумать и позже - потому что провалился в забытье, даже не дойдя до кровати в рукотворной пещере базы.

Прохладная струйка стекла со лба на висок, затерялась в волосах. Липкая от пота одежда и простынь, в которой запутался Хаширама, вызывали настоящее омерзение, куда более интенсивное, чем боль от ран. Левое плечо - обширный ожог. Правый бок - длинная рваная рана от куная странной формы. Правое бедро - похоже, трещина в кости. Всё перебинтовано - значит, его раздевали и одели снова.
- Вам лучше?
Всё тот же Учиха. Каэдэ?..
- Вы обещали рассказать, - Сенджу сел в постели.
Как бы Хашираме ни хотелось немедленно раздеться и искупаться, прежде всего следовало выяснить, что всё-таки произошло и каково его положение.
Хотя учитывая, что он не был связан и не получил ни одной Печати, а чакра успела худо-бедно восстановиться, всё обстояло не так уж плохо...
- Да, конечно, - подтвердил Каэдэ, взглядом прося разрешения и присаживаясь на край кровати - другой мебели в комнате, которую правильнее было бы назвать кельей, не помещалось.
С потолка опять капнуло на подушку - так вот откуда взялась вода на лице! Сырость пещер... Вполне возможно, через сотню лет здесь наклюнется сталактит...
- Дело в том, что мой брат решил объявить войну Сенджу, - зябко передёрнув плечами, начал Каэдэ без всяких вступлений. - И убить вас. Но я... я не считаю это правильным. Мадара ослеплён яростью, он вас ненавидит и не в состоянии адекватно оценивать силы. Если бы сегодня он преуспел, об этом стало бы известно. Даже если бы не нашли улик, подозрение пало бы на нас, а Мадара не станет ничего отрицать. Ваш брат практически не уступает вам в силе, но он не настолько великодушен. Погибни вы - и наш клан обречён. Я этого не хочу. Я... знаю, что после такого не имею права просить вас ни о чём, но... пожалуйста... если желаете кого-то казнить, казните меня! Я...
- Тебе не кажется, что ты слишком много на себя берёшь? - перебил его Хаширама.
Каэдэ запнулся. Было видно, что эту речь он готовил уже давно, и, как только её прервали, растерялся. Он молча опустил голову и больше не смотрел в глаза Хашираме. Решимость словно утекла из него, как вода из прохудившегося сосуда.
- Пожалуйста, Сенджу-сан...
- Каэдэ, - снова перебил его Хаширама. Но на сей раз мягче. - Успокойся. Если ты так хочешь, я никого не трону и не стану мстить. Я об этом даже упоминать не буду.
Учиха вскинул глаза - огромные, чёрно-чёрные даже среди окружающего полумрака пещеры, слегка рассеянного только чахлым светом единственной свечи. Хаширама почему-то только сейчас ощутил, что на нём нет доспеха - видимо, Каэдэ его снял, прежде чем положить союзника - всё-таки союзника - на кровать.
Мышцы заныли как-то особенно остро, адреналин, выплеснутый в кровь, когда Хаширама пришёл в сознание, почти убрал боль, но требовал каких-то действий. Сидеть спокойно Хашираме было физически сложно, да и думать в таком состоянии он почти не мог. Беспристрастный и взвешенный анализ ситуации - точнее, попытки его совершить, - были погребены под примитивной химией организма, восторжествовавшей над разумом.
...под видением красных глаз, словно выжженым на веках изнутри...
С другой стороны, немедленно куда-то идти тоже не годилось - Хаширама давно изучил своё тело и прекрасно сознавал, что адреналиновый всплеск не продлится долго.
- Вы в порядке? У вас нездоровый румянец. Я обработал раны, но, похоже, начинается лихорадка... - обеспокоенно подхватился Каэдэ, вглядываясь в лицо Сенджу. А потом протянул руку и коснулся прохладными пальцами лба.
Видимо, у Хаширамы действительно была лихорадка, спровоцировавшая помутнение рассудка. Как иначе объяснить то, что он поймал ладонь Каэдэ и за руку потянул его к себе?
А ещё лихорадка была заразной. На щеках Каэдэ проступило что-то, подозрительно напоминающее румянец, и Учиха покорно подался вперёд.
Он совершенно не умел целоваться и потому предоставил Хашираме полную свободу действий. Только отвечал - неловко, смущённо, слишком осторожно. Хаширама смеялся и, прерывая поцелуи, объяснял, что не нужно бояться... на что Каэдэ только смущался ещё больше.
Причину смущения Хаширама выяснил не сразу, а когда выяснил, не смог удержаться от удивления.
Каэдэ шёпотом, словно рассказывая большой-большой секрет, признался, что у него "ещё ни разу".
- Почему? - не выдержав, спросил в черноволосую макушку Хаширама. Каэдэ, уткнувшийся ему в шею, невнятно пробормотал:
- Не хотелось... вообще.
От этого ответа Хашираму захлестнуло нехорошее подозрение, но высказывать его вслух было попросту глупым. Даже если оно правдиво... оно останется таким в течение первых пары минут, не более того. Потом Каэдэ захочет Хашираму искренне, а не в уплату за безопасность клана.
- Тогда расслабься, - посоветовал Сенджу, массируя напрягшиеся плечи.
Каэдэ постарался последовать совету. Даже попробовал обнять Хашираму в ответ, но задел обожжённое плечо и застыл с виноватым выражением на лице.
- Всё в порядке, - утешил его Хаширама. Боли он действительно почти не чувствовал. - Забудь про мои раны, они не должны тебя волновать.
- Почему? - возмутился Каэдэ. - Тебе же больно!
Внутри словно лопнул шарик, наполненный теплом, и оно, щекоча нервы, разлилось по всему телу от этих слов, от невероятной искренности, прозвучавшей в них.
- Просто не думай о них. Это моя забота.
- Я не...
Протесты Хаширама заглушил поцелуем, а потом подцепил край рубашки Каэдэ и потянул её вверх. Учиха поднял руки, позволяя себя раздеть, и не возражал, когда Хаширама взял его за плечи и уложил на постель, нависнув сверху.
Было немного больно - всё-таки ожог оказался серьёзным, рана на боку - глубокой, а бедренная кость точно треснула. Но это всё стоило таких глаз - полных какого-то странного, потустороннего света - словно Шаринган пытался проявиться, а Каэдэ подавлял его усилием воли.
Это стоило рук, закинутых на шею, и тяжёлого дыхания, когда Хаширама ставил метки на его белой коже.
Это стоило дрожащих ресниц - когда Хаширама раздел Каэдэ полностью.
Это стоило тихих стонов, когда Хаширама начал ласкать его член вместе со своим.
Это стоило ловких пальцев, развязавших пояс и избавивших от одежды самого Хашираму.
Это тысячекратно стоило короткого болезненного вскрика и долгой напряжённой тишины, в которой даже ласковый шёпот Хаширамы вяз, словно пчела в меду.
И это было в десятки, сотни тысяч раз меньше, чем следовало бы отдать за то, как отвечал Каэдэ в ответ на боль вторжения, в ответ на власть над собой, в ответ на короткую вспышку взаимной принадлежности Хаширамы.
И потом, после, во второй раз - неизбежный второй раз, потому что слишком коротко и больно было в первый - Хаширама постарался отдать полученное хотя бы частично, отдать лаской, заботой, вниманием и полным погружением в Каэдэ, не только физически, но и...
Красные глаза, запятые, всё-таки всплывшие из глубины. И снова ощущение, что время вокруг замедлено, как когда бежали от Мадары - впервые в жизни Хаширама Сенджу от кого-то бежал! - почему?
Никогда не бегал от противника и никогда не хотел никого, в ком не чувствовал родства.
Никогда не засыпал в одной постели с врагом.
Никогда.

Марево заката погасло. Хаширама теперь часто смотрел на садящееся солнце - такое же ласково-алое, как пламя единственного Шарингана, не нёсшего угрозы.
Он сдержал обещание и ни словом, ни действием не упоминал о нападении Учиха. Вернулся в Селение с Двухвостой - даже странно, что свиток с демоном не потерялся во всех перипетиях того страшного дня, - получил заслуженные почести и целый день ничего не делал под предлогом ранений.
Каэдэ утром сказал, что если Хаширама не убьёт его сам, то это всё равно сделает Мадара, а Хаширама отказался наотрез и пообещал его защитить.
И защитил бы, не ускользни Каэдэ из его рук.
Мадара вернулся через несколько недель после Хаширамы, с больными, кровоточащими глазами, то и дело харкающий кровью, но злой и активный, как и прежде. Хаширама не задавал вопросов о Каэдэ - чёртово обещание связало его по рукам и ногам, - а Мадара не вспоминал о брате, словно его у него не было.
О судьбе Каэдэ Хаширама узнал только спустя несколько лет, сражаясь с Мадарой в долине, прозванной потомками Долиной Завершения.
Хаширама не знал, сколько Каэдэ рассказал Мадаре перед смертью. И было ли упоминание о том, что Мадара теперь владеет его глазами, бездумной местью или тонким расчётом. Но только оно и спасло Мадаре жизнь.

0

11

Название: Зимний сон.
Автор: Saso-kun aka Хаширама счастливый и в Мадаре
Бета: Kyoran-no-Madara ака kyoranshita
Пейринг: Хаширама/Мадара.
Рейтинг: R.
Жанр: юмор, повседневность, чуточку ангста.
Состояние: закончен.
Дискламер: персонажи принадлежат Кишимото.
Примечание: ООС всея и всех, полу АУ, авторский бред.
Саммари: А вдруг всё это только сон?
От автора: посвящается любимому мальчику - kyoranshita

Размещение: только с этой шапкой.

­­

Учиха Мадара проснулся.
То, что вокруг что-то не так, он понял сразу. Во-первых, нигде не было его любимой оранжевой маски Тоби, во-вторых, вместо привычно-серых стен пещеры, были нежно бежевые обои с изображенными на них веточками сакуры. В-третьих, в комнате он явно был не один. Громкий храп и крепко обнимающие мужчину руки это подтверждали.
Мадара напряг память, пытаясь понять, когда он последний раз напивался так, чтобы не вспомнить, что было вчера. Оказалось, что в не обозримые шестьдесят лет. Гадая, как же все-таки он здесь оказался, а главное что это за “здесь”, Учиха решил, наконец, обернутся и посмотреть на своего, очень хотелось надеяться, что не любовника.
Сначала у Мадары пропал дар речи, потом появилось навязчивая мысль, что его дурят каким-то гендзюцу, затем он просто вывернулся из объятий цепких рук и отодвинулся к противоположной стене, пытаясь понять – то, что он видит перед собой и правда существует? Ведь на соседней подушке сладко спал Первый Хокаге Конохи, его лучший враг и любовник, Хаширама Сенджу, уже лет пятьдесят, как покойный.
- Уже проснулся милый, - хриплым со сна голосом произнес мужчина, на ощупь, хватая Мадару за край юкаты и притягивая к себе. Тот не сопротивлялся. Он всё ещё силился понять, правда ли перед ним сейчас живой Хаширама и что же это такое вчера произошло, что они сейчас так мирно лежат на одной постели. Губы Сенджу нежно коснулись его лба.
- Дара, да у тебя жар, - обеспокоено проговорил мужчина, спешно поднимаясь с кровати и натягивая халат, - Надо же, заболеть в такой день! Подожди, сейчас я принесу аспирин…
Шатен скрылся за дверью, напоследок авторитетно сверкнув полами не запахнутого халата. А Мадара сел на кровати, задумчиво рассматривая обстановку комнаты в которой ему посчастливилось проснуться.
Шкаф у дальней стенки, стол с каким-то белым монитором (сознание назойливо подсказывало, что это следует называть компьютер), большой белый ковер на полу, тумба рядом с кроватью, а на стене огромный веер из рисовой бумаги. Бежевые, в тон обоям, шторы задернуты, но сквозь тоненькую щель всё же пробивался яркий луч утреннего солнца. Юноша, качнул головой, вдруг ощутив ясное желание раздвинуть их и убедиться, наконец, в том, что это только…
- Дара! – взволнованно произнес кто-то сзади, - Ты уверен, что тебе стоит вставать?
Учиха обернулся, встречаясь взглядом с Хаширамой, и ощущая как к горлу все-таки начал подкатывать ком. Чувство на грани счастья и страха.
Шатен, тяжело вздохнул, ставя стакан с лекарством на тумбочку и заботливо обнимая Учиху за талию.
- Ну что с тобой сегодня такое? Ты будто сам не свой, Мадара, - мужчина осторожно развернул юношу лицом к себе и ласково коснулся его губ. Это стало последней каплей. Учиха не выдержал.
- Что происходит? Как я здесь вообще оказался?! – фыркнул брюнет, вырываясь из крепких объятий.
- Ты здесь живешь, - Сенджу хмуро покачал головой, будто такие вопросы были для него не впервой, - Мы живем тут вдвоем с тобой уже три года. Дара, тебя опять снились эти сны?
- Сны? – растерянно пробормотал Учиха, - Какие сны?
- Про миры ниндзя, - Хаширама устало опустился на кровать, - Про два противоборствующих клана – твой и мой. Про то, что мы дрались с тобой в какой-то… - мужчина поморщился явно что-то вспоминая, - …Долине Завершения?.. Про то, что тебе уже за восемьдесят, а я давно умер.
Мадара недоверчиво кивнул, пытаясь переосмыслить информацию. Сны? Это были всего лишь сны?
- Сенджу, - юноша осторожно придвинулся ближе к бывшему врагу, - Можешь рассказать мне подробнее? Обо всем.

История была странной, но весьма логичной и связанной.

Пять лет назад, он - Мадара Учиха, успешный выпускник экономической академии и начинающий предприниматель попал в аварию, возвращаясь домой с празднования своего двадцать первого дня рождения. Из-за сильной травмы головы он впал в кому. Пролежал в ней почти полгода, а когда, наконец, очнулся – не желал узнавать никого из родственников, Сенджу называл злейшим врагом, а родного брата Изуну считал давно умершим. Потребовались большие усилия психологов и не дюжее терпение Хаширамы, чтобы вернуть Учихе память. Но и после этого он не смог до конца поверить в настоящее. Спустя какое-то время ему начали сниться сны о тех самых “мирах ниндзя”, войнах, демонах, алых глазах и какой-то организации. Но самое пугающее, что после таких снов он долго не мог вспомнить, кто он на самом деле и все продолжал называть себя “главой клана Учиха” а то и вообще Тоби. Благо, подобные сны юноше снились не очень часто – всего раз в пару месяцев.
Мадара тряхнул головой, пытаясь переварить полученную информацию. Всё его годами укладывавшееся мировоззрение рушилось карточным домиком и вновь складывалось в причудливую мозаику у его ног. Нет Шарингана и дзюцу, нет противоборствующих кланов и вечной войны, нет предателей. Жив Изуна, никогда не знавший о Мангеке, а потому не обреченный когда-либо пожертвовать глазами ради брата. Жив Хаширама, искренне любящий Мадару в этом мире.
В мире, перевернутом с ног на голову.
Сенджу тяжело вздохнул, и решил, что сейчас, пожалуй, самым правильным будет оставить Учиху одного. Он едва осязаемо коснулся губами виска юноши, и ушел на кухню готовить завтрак.
Через полчаса, когда Мадара все-таки взвесил все плюсы и минусы и пришел к выводу, что в этой реальности все не так уж плохо, Хаширама позвал его к столу.

***

- Итадакимас! – улыбнулся шатен, разливая по бокалам “Мерло” шестилетней выдержки.
- Вино на завтрак, Сенджу? Ну ты и сноб, - хмыкнул Учиха, смеряя взглядом так же стоящую на столе тарелку с овощным салатом и аппетитно пахнущую яичницу.
- В честь праздника можно.
- Праздника?
- Ну да, - Хаширама едва заметно нахмурился, - Твоего дня рождения.
- Ах да. Точно… - брюнет кивнул, старательно делая вид, что и так это знал, - Ну, тогда за меня.
Едва он успел поднять бокал, как из коридора раздался резкий пронзительный писк. Юноша вспомнил, что это называется дверной звонок, и трижды проклял его создателя.
Сенджу лениво поднялся и пошел открывать. Мадара, на всякий случай, пошел следом.

- Доброе утро, Хаширама-сан, - жизнерадостно произнес знакомый до боли в ушах голос, но из-за спины Сенджу, Мадара так и не мог разглядеть гостя.
- Ммм, привет. Мы вас даже и не ждали, - мужчина довольно хмыкнул, чуть отходя в сторону и освобождая Учихе обзор. Тот нетерпеливо пробрался вперед и замер, едва увидев перед собой обладателя голоса.
- Изуна… - только и смог выдавить Мадара. Стоящий на пороге юноша лишь растерянно улыбнулся, убирая непослушную челку за ухо. Другой рукой он умудрялся одновременно держать увесистый пакет и ладошку отрешенно глядящего перед собой ребенка. Ребенку на вид было лет пять, и, судя по внешности, он явно принадлежал к роду Учих.
- Двадцать четыре года уже Изуна, - насмешливо хмыкнул юноша, перехватывая пакет в свободную руку, - Похоже, мы оторвали вас от важного дела.
- Не от чего особо важного вы нас не оторвали, - поспешно заверил его Хаширама, кивком приглашая пройти в квартиру.
- А готовится вы ещё даже и ни начинали, - хмыкнул Изуна, - Нии-сан, ведь если не сказать, он наверняка и не вспомнит, что у него сегодня день рождения.
Хаширама чуть напряженно улыбнулся, подтверждая, что Мадара может забыть не только о дне рождения, но и ещё много о чем.
- Нии-сан, кстати, у меня для тебя подарок. Ничего, ведь, если я его сейчас вручу? – юноша улыбаясь, глянул на брата и извлек из кармана куртки маленькую, обитую красным бархатом, коробочку. В такую вполне могли поместиться глаза, мелькнуло в голове у Мадары, и предательская дрожь вдруг охватила ладони.
- С днем рожденья, нии-сан, - произнес младший Учиха, вкладывая коробочку в руки брата. Мадаре на секунду почудилось, что пальцы у Изуны неестественно холодные.
- Что-то не так, нии-сан? - обеспокоено нахмурился юноша, глядя на растерянное лицо Мадары. Тот судорожно мотнул головой.
“Всего лишь сон” – растерянно повторил Учиха про себя, вспоминая кровавые слезы и холодное тело брата в своих объятьях. Но Изуна жив. И Хаширама жив. А значит, то, что произошло много лет назад, всего лишь дурной сон. Затяжной кошмар. Повторять это можно было сколько угодно, но поверить…
Пальцы осторожно скользнули по замку, и коробочка мгновенно раскрылась. Внутри, на расписанной китайской вязью подушечке, лежали два металлических шарика.
- Это что бы сосредотачиваться, - пояснил Изуна, - Вертишь их в пальцах и…
Мадара кивнул, пытаясь сдержать застывший у горла истерический смех.
- Почудилось… - фыркнул он, убирая подарок брата на верхнюю полку. Хаширама озадаченно посмотрел на него, но всё же решил промолчать. Где-то в подсознании, Мадара догадался, что когда-то, рассказывал любовнику и об этой чертовой истории с глазами. И, кажется, Сенджу после долго прижимал его к себе и судорожно гладил, словно маленького ребенка.
А вот Изуна явно не ожидал от брата такой бурной реакции и потому стоял, изумленно хлопая глазами, и собираясь, видимо, поинтересоваться – не сошел ли его братец с ума, за то время пока они виделись.
- Так, я голоден, как лось и намереваюсь, наконец, сесть и позавтракать! - резко заявил старший Учиха, не дожидаясь пока брат озвучит свой вопрос, и уверенной солдатской походкой направился на кухню. Хаширама тут же поддержал его идею, приглашая к столу и Изуну. Тот кивнул, усаживая ребенка на диван и принимаясь что-то ему объяснять.
- Посидишь в комнате, пока папа поболтает с дядюшкой Мадарой и дядюшкой Рамой? Ты ведь у нас послушный, Итачи? – донеслось до Мадары из гостиной, и он запоздало сообразил, почему лицо ребенка показалось ему таким знакомым.

***

-Я, собственно, зачем пришел, - улыбнулся младший Учиха, опустошая свой бокал, - Мы же собираемся устраивать праздничную вечеринку?
- Вечеринку? – озадаченно повторил Мадара, на памяти которого не было ещё не одной вечеринки, а уж тем более по поводу его дня рождения. Хотя, возможно в этой реальности все было по-другому.
- Вообще-то, мы с Мадарой собирались праздновать в домашнем кругу, - хмыкнул Хаширама, наливая всем по второму бокалу.
- Разумеется, тогда почему бы не устроить домашнюю вечеринку? Вы, я с Итачи и Тобирама-кун. Ну… Возможно ещё пару человек…
- А Тобирама нам зачем? – фыркнул старший Учиха, без особой радости вспоминая заносчивого альбиноса, который в свое время попортил ему не мало нервов. Хотя, Мадара ему в этом деле не уступил, и тоже устраивал мальчишке “веселую” жизнь. Хаширама устало вздохнул, прикрывая глаза – видимо историю об обоюдной “любви” главы конохской полиции и младшего брата Хокаге-сама, он тоже слышал не раз.
- Ну как же, нии-сан… Я уже договорился, что бы он привез нам котацу. Какой же зимний праздник без котацу? Я уже и кухню соответствующую подобрал и традиционную одежду… – бывший глава клана Учиха горько взвыл в душе, понимая, что готов уступить брату, только бы не слышать этот его растерянно-виноватый голос.
- Значит так – я сейчас собираюсь взяться за готовку, - довольно продолжил Изуна, после того как Мадара обессилено махнул рукой, давая согласия и на Тобираму, и на котацу, и на слона в юбке, если вдруг у брата решит разыграться фантазия, - Хаширама-сан, надеюсь, вы не против, что я похозяйничаю на вашей кухне сегодня. Сами то вы не справитесь, а доверять кухню нии-сан… Помню он как то пытался приготовить себе рис…
- Без подробностей, пожалуйста, - резко фыркнул Мадара, которому, вдруг, с обидой вспомнилась закоптившаяся скороварка и розовые, от ожогов руки.
- Спасибо, Изу-кун. Твоя помощь будет очень кстати, - добродушно кивнул Сенджу, едва заметно коснувшись коленки Мадары под столом. Тот в отместку ощутимо пнул его по щиколотке.
- Ладно, повара-затейники, оставляю вас один на один с плитой. Смотрите шторы не сожгите и ножичком не порежьтесь, - едко хмыкнул Мадара, покидая кухню. Что уж не говори, а готовку он и правда никогда не любил. Ни в той реальности, ни в этой, судя по всему.

***

Итачи ни чуточки не изменился, хоть и был в этой реальности гораздо младше. Во всей его осанке и поведении просматривалась будущая гениальность, пусть и не будущего главы АНБУ. Вот и сейчас, он сидел на диване, скрестив перед собой ноги, и увлечено изучал книгу. Книга была чуть ли не в половину его роста, а на обложке большими, позолоченными буквами значилось “Мифы и легенды Японии”.
- Картинки смотришь? – улыбнулся брюнет, присаживаясь рядом с мальчиком и разглядывая страницы книги. Иллюстрации в ней, и правда, были красивые – стилизованные под старинные японские гравюры.
- Читаю, - лаконично хмыкнул будущий гений, сдувая с глаз мешающую челку.
- Уже умеешь? И сколько же тебе лет?
- Пять с половиной. Вы уже девятый раз за этот год спрашиваете, дядя Мадара.
- Да? Ну, я тебя проверяю – вдруг забудешь.
- Не забуду, - мальчик моргнул и вновь заскользил взглядом по строчкам.
- А о чем книга? – Учиха нагло нагнулся над ним, пытаясь прочитать хоть пару предложений.

“…И достал он свой левый глаз и помыл его – из его очищенного левого глаза родилась Аматерасу, богиня солнца. И сказал Идзанаги Аматерасу – ты будешь править небесами. И достал тогда он свой правый глаз и помыл его – и из его очищенного правого глаза родился Цукиеми, бог луны. И сказал Идзанаги – ты будешь править ночью…”

Мадара изумленно тряхнул головой, ещё раз перечитывая строчки.
- Это про рождение Богов, - пояснил Итачи, проследив удивленный взгляд дяди. Тот кивнул, усмехаясь самому себе. Боги, глаза, техники – всё в этом мире туго переплетено с его реальностью. Вернее, с его сном…
- Ита-тян, не боишься зрение испортить?
- Ммм? – мальчик, чуть склонил голову, на секунду отрываясь от чтения.
- Не держи книгу так близко к глазам, говорю. И спину выпрями. Тебя, что, родители не учил правилам хорошего тона?
- Папа Изу почти постоянно занят, - Итачи печально вздохнул, откладывая книгу в сторону, - А мама нас бросила.
На мгновение даже Мадаре почудилось, как сверкнули алым глаза юного Учихи. Но нет – всего лишь почудилось. В этой реальности не действуют техники. А значит и о шарингане речи быть не может. Жаль…
- Но я даже не плакал… - с каким-то излишним спокойствием хмыкнул мальчик. Старший Учиха усмехнулся, вдруг ясно осознав, что в корне, реальности совершенно не различаются. И этот Итачи вырастет и станет таким же Итачи, каким его помнил Мадара. Разве только, с более счастливой судьбой.

Мальчик замолчал, вновь с головой погружаясь в чтение. Отвлекать ребенка и дальше Мадара не хотел, и чтоб хоть как-то развеять скуку, принялся разглядывать гостиную. Особыми дизайнерскими изысками она не пестрила – стены скрыты высокими шкафами, сделанными под красное дерево и заставленными огромным количеством книг, статуэток, и прочих вещей, бесполезных в быту, но выбросить которые было жалко. В дальнем углу, большой плоский экран с кнопками.
“Телевизор” – поправил себя Мадара, к которому память об этом мире возвращалась пусть и не стремительно, но с обнадеживающим постояноством. И каждое новое воспоминание заставляло его все реже вспоминать о прошлой жизни.
На одной из полок шкафа, он обнаружил катану, судя по виду совершенно новую и не разу не использованную в бою. Юноше непременно захотелось проверить её на остроту, а заодно и убедится, не ухудшилось ли его умение владеть оружием. И поскольку мысли с делом у Учих расходятся редко, он незамедлительно исполнил свои намерения.
Когда в паре сантиметров над головой у юного Итачи просвистело лезвие, он лишь с немым укором посмотрел на дядюшку и спустя мгновение, вновь вернулся к книге.

- А ведь раньше не умел драться, - скептично заметил только что вошедший в комнату Хаширама, - Ты купил катану только в прошлом году, как раз после очередного сна. Неделю не выпускал из рук, ездил за город и дрался там с воображаемыми противниками. А потом, когда к тебе вернулась память, ты даже не смог сказать, зачем её купил. Забавно, правда?
- Хочешь сказать, через пару дней я забуду о своих снах? - Учиха скривил губы, стараясь сосредоточиться и разрубить летающую по комнате моль, не задев при этом штор.
- Выходит, что так, Мадара…
- Жаль…
Выдох. Замах. Удар. Разрубленное на две части насекомое упало на ковер, заставляя Сенджу грустно вздохнуть.
- А почему ты не на кухне? Не выдержал придирок моего братца? – усмехнулся Мадара.
- Ты сам говорил, что Сенджу и Учиха на одной кухне не уживутся. Просто у него свой взгляд на готовку, и на этот его взгляд, я только зря перевожу продукты.
- У Учих на все свои взгляды, - фыркнул юноша. Ему вдруг взбрело в голову, проверить реакцию Хаширамы, и в следующую секунду на скуле шатена появилась багровая полоса.
Пропустил. Даже не заметил. Человек, который никогда не проигрывал, пропустил удар. Только радость от этого, Учиха не испытал. В этой реальности Хаширама был таким же воином, каким в той - был бы бизнесменом. А победа над безоружным врагом, это не победа, а скорее подлость.
Мужчина недовольно провел ладонью по царапине, только сейчас почувствовав неприятное жжение.
- Кончай играться, Мадара. Мне хватило сломанных ребер с первого раза.
Юноша тихо хихикнул, обнаруживая для себя ещё одно воспоминание. Ну да, а чего Сенджу ещё ожидал, когда пытался приласкать не отошедшего от комы Мадару. Хотя, вряд ли, кто-то ждал от только что очнувшегося пациента, такой силищи и прыткости.
- Чего ж ты хотел, - усмехнулся брюнет, - На моей памяти остался Сенджу – один из сильнейших воинов и мой вечный противник.
- Да, ты много об этом рассказывал. Только вот ни разу не говорил, почему мы не остались вместе.
- Не сошлись характерами, - отстраненно произнес Учиха, вспоминая, что так и не рассказал Сенджу историю о предательстве и угрозе натравить на деревню демона-Кьюби. Да и в общем-то, правильно сделал, что не рассказал. Это лишнее.
- И всё-таки, я не пойму - чем эти сны лучше реальности? – хмыкнул мужчина после некоторой паузы. Вопрос явно был риторический, во всяком случае, Мадара решил считать именно так. Потому что просто не знал, что ответить.

Катана легла обратно на полку, и вместе с ней, из памяти исчезла какая-то частичка. Кажется незначительная, вроде имени дайме страны Ветра. Но в эту секунду Мадара с горечью осознал, что не принадлежит больше тому миру. Что всё, во что он верил раньше, безвозвратно ускользает, сменяясь ценностями новой реальности. Что он теперь уже не сильнейший шиноби и воин, которому даже воздвигнут памятник в Долине Завершения, и не глава опаснейшей организации, а всего лишь обычный предприниматель, который даже не умеет обращаться с оружием. Почему-то вдруг стало нестерпимо больно и горько.

- Не волнуйся, Сенджу – через недельку я всё равно забуду о них, - кивнул он Хашираме, понимая, что через неделю ему, и правда будет всё равно. И жалеть о таких глупостях он больше не будет.

***

- И в этот чудесный зимний день я с гордостью поднимаю бокал за моего дорогого нии-сан, которому стукнуло аж двадцать шесть лет!.. С днем рождения, Мадара! – дрожащим от гордости голосом произнес Изуна, успевший уже принять на грудь вместе с Тобирамой, пока они проталкивали котацу в дверной проем. Тобирама вообще был из тех людей, для которых подготовка к празднику никогда не обойдется без бутылочки “для легкости” и пробования всех блюд “для верности”. Вслед за тостом, раздался нестройный звон бокалов. Чокался даже Итачи, которому заботливый младший Сенджу всё порывался капнуть “немного саке” в сок. К счастью, Хаширама во время дал братцу подзатыльник.
К удивлению Мадары, Тобирама в этой реальности, совершенно нормально относился к их с Хаширамой отношениям. Не порывался ужалить Учиху едким словом, и не кидался душить даже за самое ядовитое замечание. Не сказать, чтобы это привело Мадару в восторг - он привык доводить альбиноса, и получал от этого свое извращенное удовольствие. Но все же, находится в обществе Тобирамы, стало гораздо приятнее.
- А именинник должен выпить двадцать шесть рюмок подряд! - весело заметил младший Сенджу, подливая Мадаре саке, - И при этом, не закусывать!
- Ну, двадцать шесть рюмок он не выдержит, - тактично хмыкнул Изуна, - Пусть лучше сделает двадцать шесть глотков подряд из бутылки!
- Ребят, вы психи, - вздохнул Хаширама, который сам недавно подзуживал любовника съесть одновременно двадцать шесть оливок.
- Я и на рюмки согласен, - усмехнулся Учиха, - Наливайте. И держите счет.
Десять рюмок юноша умудрился ухлопать за пять минут, ещё семь тянулись уже медленнее, а на двадцатой, у быстро запьяневшего Учихи, начало двоится в глазах, и он объявил, что две рюмки за раз, пить не соглашался. Хотя собственно к тому времени остальные тоже были хороши и позабыли об обещанных “двадцати шести не закусывая”. Разве, что только Итачи, меланхолично уплетающий данго заметил, что дяде Мадаре надо бы меньше пить.
Не в силах больше удерживать равновесие, юноша навалился на Хашираму, и, наплевав к чертям, что они здесь не одни, принялся пьяно покусывать его плечо, уже через секунду с удовольствием ощущая, как чужие руки поглаживают его по спине, незаметно проникнув под юкату.
- О, похоже ребятам уже хорошо, - пьяно заметил Тобирама, толкая Изуну в бок. У того мгновенно выбило из головы всю хмель, и появилась родительская ответственность. Он не был гомофобом, но позволять видеть такое пятилетнему сыну, не собирался.
- Давай-ка пойдем, подышим свежим воздухом, а Тобирама-кун? - слегка напряженно предложил младший Учиха, подхватывая друга под локоть, - Итачи, иди, одевайся.
- Уходите уже? – без особой печали осведомился Хаширама, поднимаясь на ноги, и попутно поднимая Мадару, успевшего, уже очень удобно устроится на его плече, и потому крайне недовольного тем, что пришлось вставать.
- Угу, мы пойдем в парк кормить лебедей.
- У нас в парке нет лебедей, - со знанием дела хмыкнул Итачи, продолжая поедать данго.
- Значит белок, - пробормотал Изуна сквозь зубы.
- И белок тоже!
- Итачи!
Юный Учиха на секунду задумался, над предложением отца, взвешивая все плюсы и минусы, но решить так и не успел - сильная родительская рука сгребла его за шиворот и потащила в коридор, не особо интересуясь его мнением. Вторым под раздачу попал Тобирама, не желавший куда-либо идти, мотивируя это тем, что “праздник ещё в самом разгаре” и “пока есть саке, нет смысла уходить”.
- Ещё раз с праздником, нии-сан, - кивнул юноша, за уши, вытягивая из квартиры Итачи и Тобираму, - Мы наверно ко мне потом поедем, так что можете не волноваться, что вам кто-то помешает.
Изуна весьма недвусмысленно улыбнулся и исчез в темноте лестничной площадки, сопровождаемый слаженными ойканьями.
Оказывается, он мог быть весьма убедительным, даже без Мангеке.

Хлопнула дверь.
Запах саке и пряностей смешался с запахом пыли, а влетевший в квартиру сквозняк, неосторожно столкнул стоящую на краю полки фарфоровую фигурку гейши. Гейша упала на ковер, с грустью теряя свою фарфоровую голову.
- Да уж, с днем рождения, Мадара. А я ведь так и не подарил тебе подарок, - горячо прошептал Сенджу, обвивая талию любовника руками.
“Пожалуй, твой подарок будет лучшим…” – усмехнулся юноша, поворачиваясь к Хашираме лицом и утопая в горячем страстном поцелуе.

***

“И правда, чем эти сны лучше реальности?” – пронеслось в голове у Мадары, когда его тело осторожно уложили на кровать и принялись ласкать. Он дрожал от предвкушения, сжимая ослабевшими пальцами плечи любовника. Ему хотелось плакать, от того, что в горле до сих пор стоял этот мерзкий ком, это ощущение, что все может исчезнуть от одного неловкого движения. Разбиться тонким стеклом, и пылью осыпаться к его ногам.
Он кричал, чтобы Сенджу больнее кусал его шею, чтобы сильнее вжимался пальцами в бедра, лишь бы только чувствовать реальность происходящего.
Он зарывался в его волосы, оставлял на шее красочное ожерелье засосов, прижимался к его груди и вновь, к искусанным докрасна губам.
А ощущение горячей плоти внутри, окончательно выбило юношу из колеи. Мысли исчезли, сменившись уже давно не испытываемыми чувствами, и тело выгибалось от малейшего движения. Обе реальности смешались в голове, и было уже совершенно наплевать, на то где он и кто он, лишь бы только не исчезло из под пальцев это горячее тело. Лишь бы только не прекращалась эта прекрасная пытка. Лишь бы только вечно быть рядом с Хаширамой.
Он кончил, с особо громким и неистовым криком, чувствуя, как приятно разливается внутри него чужая сперма. А через секунду, уже нежился в объятиях Сенджу, щекоча его шею кончиком носа.
Мадара был счастлив. Счастлив, так, как давно уже не был. Хаширама не собирался никуда исчезать, а его заботливые, чуть шершавые ладони, приятно гладили плечи, и осторожно перебирали волосы юноши.
“К черту, в какой реальности я живу. Здесь есть ты, Сенджу, и это, пожалуй, важнее всего…” – с улыбкой подумал Мадара.
- А завтра мы поедем за город, и я научу тебя драться, - зевнул юноша, поудобнее устраиваясь на груди Хаширамы. Тот лишь довольно улыбнулся.
- Завтра всё решим, мой мальчик, - услышал Учиха, за секунду до того, как окончательно впал в приятную темноту.
И невысказанное “я люблю тебя”, так и повисло в воздухе. Хотя зачем говорить то, что и так ясно?..

***

Учиха Мадара проснулся.
Рядом на подушке, лежала его любимая маска Тоби, и стены были привычно-серого, пещерного цвета. Рядом с ним никого не было. Никто не обнимал его сзади и не храпел. Да и спал Мадара на одноместной кровати.
Ему вдруг стало нестерпимо холодно, но никто не поцеловал его в затылок и не принялся согревать своим теплом.
“Сон” – хрипло прошептал мужчина, ощущая, как предательски начинает пощипывать глаза, - “Все это, мне только приснилось…”
Ему хотелось закричать, переломать все вокруг, сжечь во всепоглощающем огне Аматерасу, ненавидеть свой клан и Коноху… ненавидеть весь это мир, за то, что он не такой, как тот. И себя, за то, что он до сих пор любит этого проклятого ублюдка - Сенджу…
Но Учиха Мадара не стал ничего громить и сжигать. Он просто натянул на себя любимую оранжевую маску, надел плащ и пошел к выходу из пещеры, собираясь сегодня навестить Коноху, и возможно, Долину Завершения…

“Это просто глупый зимний сон” – отстраненно произнес он, наблюдая за тем, как опускаются снежинки на спрятанные под черными перчатками ладони.
Учиха Мадара впервые в жизни, искренне жалел, что всё ещё может видеть сны…

0

12

Ты не умеешь веселиться.

Драббл Хаширама/Мадара

- Осторожнее, - только и успел выкрикнуть Сенджу, прежде чем юноша провалился в воду, - Ну я же говорил… Учиха, - он спешно протянул руку давящемуся от смеха юноше, но не удержавшись на скользком бортике повалился вслед за Мадарой.

- Осто… рожне… - только и смог выдавить Учиха сквозь смех.

- Дурачина, - буркнул Сенджу, - Как мы теперь вылезем?

- Ножками!.. – прыснул шаринганщик, набрасываясь на мужчинув шутливой попытке утопить, - Ножками!

- Это не смешно, Мадара! – хмыкнул шатен, отмахиваясь от развеселившегося друга. Тот улыбнулся в ответ, непривычно искренне и весело, и произнес почти касаясь губами уха Хаширамы.

- Вы просто не умеете веселится, Хокаге-сама.

И Сенджу бессильно вздохнул. Что спорить, он и правда разучился веселится. С тех пор, как в его жизни появился Учиха, Хашираме Сенджу стало совсем не до веселья.

0

13

Вот, полночи читала твои фики, понравился мне этот пейринг, любимый - Наруто/Саске, Тоби/Дейдара, а теперь ещё и этот)))

0

14

Жалко,но это не моё....у меня просто на другом сайте своё соо по этому пейрингу..вот я от туда достала все эти фанфы...А так рада что понравился этот пейринг! :D  :love:

0

15

Название: Смех богов
Автор: Nozomi
Бета: Совесть Итачи, Даравэль
Фандом: Наруто
Пейринг: Хаширама/Мадара
Рейтинг: от G до R по нарастающей
Жанр: ангст (немножко), романс, сёнен-ай и чуточку юмора
Дисклаймер: отказываюсь
Предупреждения: повествование ведется от лица Мадары; ООС всего и вся.
Саммари: эволюция отношений
Состояние: закончен
Размещение: где хотите, но с этой шапкой, и меня поставьте в известность

Глава 1

Когда я вспоминаю, как все это начиналось, мои губы затрагивает легкая улыбка: в моей жизни тогда все было предельно просто и понятно. Убивай или будешь убит. Так меня учили, и я считал эти слова непреложной истиной.
Я жил в битвах; лязг оружия и крики шиноби сливались для меня в удивительную музыку, ласкающую слух. Побеждай или будешь побежден. Так я говорил своим людям, ведя их в бой. Не страшиться смерти, не оглядываться назад, ходить по краю бездны и получать от этого какое-то особое, ни с чем не сравнимое удовольствие. Обращать врагов в бегство, а самых упрямых (или безрассудных) убивать одним лишь взглядом алых глаз. А потом пировать всю ночь под зорким оком Лунного Бога.
Учихи – гордые красноглазые демоны, не щадящие никого и ни перед кем не склоняющие головы – так о нас говорили. В этом, конечно, была и моя заслуга: когда я стал главой клана, слава о нас быстро распространилась по всей стране Огня.
А потом появился ты, Сенджу Хаширама. Изящный и грациозный, быстрый и смертельно опасный, ты сразу привлек мое внимание. Наконец-то достойный меня противник! Нужно отдать должное и твоим людям: Сенджу, безусловно, сильнейший клан, с которым мне приходилось иметь дело. Но тем интереснее сражение, и тем сильнее я желал ощутить пьянящее чувство победы над тобой.
Я упустил момент, когда борьба кланов превратилась в наше личное соперничество, когда я действительно стал наслаждаться этим. Мне нравилось наблюдать за твоими плавными движениями, со стороны это было похоже на удивительный, смертоносный танец; и мы танцевали его вдвоем.
Иногда во время схватки мы оказывались очень близко, и я мог слышать скрип твоих доспехов и легкий хруст суставов в твоем теле. А иногда мне даже удавалось различить чуть сладковатый аромат цветов, исходящий от твоих волос.

Удар. Клинки встречаются с жалобным звоном и, замерев на миг, отскакивают назад. Удар. Легко парировать и атаковать в ответ. Удар. Сегодня я в отличной форме и не намерен проигрывать. Удар… Блок… умелый захват, и вот мы снова лицом к лицу. Лезвие моей катаны приставлено к твоей шее, острие куная – к моей. Я впервые вижу твои глаза так близко. От их блестящей черной поверхности отражается Шаринган, отчего они тоже кажутся красными. Жадно всматриваюсь в твое лицо, стараясь запомнить каждую черточку, словно вижу тебя в последний раз. Твое горячее, прерывистое дыхание касается моего лица, длинные волосы, развеваемые ветром, щекочут шею, отчего по коже пробегают мурашки. Я внезапно понимаю, что, если подамся вперед буквально на несколько сантиметров, смогу коснуться твоих губ своими. Интересно, как бы ты отреагировал? Получил бы я в награду изумленный взгляд агатовых глаз, который так мечтаю увидеть? Как думаешь? Однако лезвие куная неприятно холодит шею, предупреждая, что за такой шаг я вполне могу расплатиться жизнью. Через несколько томительных секунд, когда я уже всерьез начинаю обдумывать этот вариант, ты, наконец, ослабляешь захват и отходишь на несколько шагов. Я испытываю одновременно облегчение и досаду.
Ради таких мгновений я готов снова и снова выходить с тобой на поле битвы, снов и снова бросать тебе вызов. Именно поэтому я так сопротивляюсь предложенному тобой перемирию. Кровопролитная война между нашими кланами надоела и мне тоже, но отказываться от наших битв я не могу и не хочу. Променять всю прелесть этих азартных сражений на вежливые отношения уважающих друг друга союзников? Ну уж нет! Конечно, тебе я этого не скажу: я и с собой не всегда бываю честен, что уж говорить о других. Поэтому приходится придумывать кучу помех и препятствий этому союзу. Ты слушаешь меня спокойно и внимательно, но в то же время чуть иронично улыбаешься одними глазами, как умеешь только ты. В такие моменты мне кажется, что ты видишь меня насквозь, можешь заглянуть в самую душу и увидеть там то, сокровенное, что я прячу тот всех. Так не может продолжаться вечно, поэтому в конечном итоге я принимаю твое предложение. Иногда я думаю, что был обречен с самого начала.

Глава 2

Теперь мы на одной стороне, и это позволяет мне увидеть совсем другого тебя. Пожалуй, в этом союзе есть свои плюсы. Когда еще я мог так запросто прийти в твой дом и, игнорируя испепеляющие взгляды твоего младшего братца, спокойно пройти по давно изученному пути до твоего кабинета. Мой новый статус позволяет мне навещать тебя практически в любое время дня и ночи, и я всецело этим пользуюсь.
Вот и сегодня, на улице уже сумерки, а я снова здесь.
Я застаю тебя сидящим в кресле у окна с бокалом вина в руке. Ого, ты не часто прибегаешь к спиртному, видимо, сегодняшний вечер не одному мне кажется унылым и одиноким.
- Не поздновато для визита?- твой голос словно обволакивает меня со всех сторон.
Ты знал, что я приду. Иногда мне кажется, что стоит только переступить порог твоего дома, и ты уже знаешь, что я здесь. Впрочем, возможно так оно и есть: дом Сенджу хранит в себе много тайн… как и его хозяин.
Ты явно не ждешь от меня ответа, поэтому я просто опускаюсь в кресло напротив тебя. Принимаю из твоих рук второй наполненный бокал. Мы делаем по глотку и несколько минут сидим в тишине.
- Ты веришь в судьбу, Мадара?- вдруг спрашиваешь ты, глядя в окно на первые загорающиеся звезды.
Ты не часто заводишь со мной разговоры на столь отвлеченные темы. Интересно, сколько ты выпил? Или всему виной это непонятное лирическое настроение, словно витающее в воздухе?
- Не верю,- наконец отвечаю я,- каждый человек сам выбирает свой путь. Если бы все было предрешено с самого рождения, то жить вообще было бы не интересно.
В моем голосе слышится беспечность. Ты впервые за вечер переводишь взгляд на меня, твои глаза сейчас непроницаемо черны, и в них невозможно что-либо прочесть.
- А я верю, что есть вещи, которые должны произойти не зависимо от того, хотим мы этого или нет.
- Например.
- Наш союз.
Я лишь хмыкаю. Этот договор до сих пор остается для меня одним из самых загадочных и непонятных событий в жизни. Мне нечего возразить, и, похоже, в сегодняшнем разговоре последнее слово снова останется за тобой.
- Одно я знаю точно,- не желаю сдаваться я,- ничто не вечно. Все, что имеет начало, имеет и конец.
Ты вопросительно приподнимаешь бровь, видимо, уловив скрытый смысл моих слов.
- Неужели тебе так не нравиться твое нынешнее положение?
- Ну почему же,- я делаю еще один глоток вина и обвожу взглядом твой кабинет. С момента моего прошлого визита здесь ничего не изменилось, и единственной вещью в этой комнате, достойной моего внимания, по-прежнему остается ее хозяин. Ты все так же сидишь в кресле, абсолютно расслабленный, с чуть прикрытыми глазами и легкой, почти незаметной улыбкой. Я невольно думаю, что таким ты нравишься мне гораздо больше, чем в разгар битвы, с перекошенным от ярости лицом. С трудом отрываю от тебя взгляд и заканчиваю, наконец, свою фразу,- В этом, определенно, есть свои плюсы.

Глава 3

Я неспешно бреду по улице Конохи – созданной нами деревни. Деревни, это, конечно, сильно сказано: пока это больше похоже на военный лагерь, но ты полон уверенности, что со временем он превратиться в одну из сильнейших деревень шиноби. Что ж, посмотрим.
На небе сияет бледная луна, и в ее серебряном свете предметы приобретают совсем иные очертания. Сегодня был сложный день: мы ездили на переговоры с дайме страны Огня. К сожалению, все прошло далеко не так гладко, как мы с тобой планировали, этот дайме просто упрямый идиот. Я-то заранее не ждал от него ничего хорошего, а вот ты, похоже, был действительно расстроен. Во всяком случае, эта поездка дала мне неплохую пищу для размышлений, и сейчас мне, как никогда, хочется побыть одному и все обдумать. Поэтому мне не важно, куда я иду, благо, на улице нет ни души.
Но мои размышления что-то прерывает. Словно вынырнув из своих мыслей, я понимаю, что стаю напротив бара. Это заведение работает всю ночь, и сейчас из окон льется желтый свет, а из-за приоткрытой двери доносятся чьи-то пьяные голоса и звон посуды. Иногда я не против пропустить здесь пару рюмочек саке, но, определенно, не сегодня. Я уже собираюсь пройти мимо, как вдруг в общем шуме различаю голос, который не спутаю ни с одним другим. Твой голос. Я, не раздумывая, захожу в приоткрытую дверь и тут же окунаюсь в тяжелый, спертый воздух, пропахший потом и алкоголем. Я не ошибся: ты сидишь у стойки ко мне спиной и наливаешь себе очередную порцию саке. Пять или шесть уже пустых бутылок покоятся на полу у твоих ног.
Признаюсь, я меньше всего ожидал встретить тебя в этом злачном месте. Насколько я знаю, ты не из тех людей, что топят свои неприятности в алкоголе. Похоже, сорвавшиеся переговоры с дайме расстроили тебя куда больше, чем я предполагал.
В баре полно народа, и с трудом проталкиваюсь к стойке. Рядом с тобой сидит какая-то девица, явно легкого поведения. Она смеется и сама подливает тебе саке, в уме уже, наверняка, подсчитывая прибыль, что сможет получить за ночь. Эта картина меня жутко раздражает. Я решительно подхожу, и девица, встретившись взглядом с моим Шаринганом, поспешно ретируется. Жаль упускать богатого клиента, но жизнь все-таки дороже, да?
Я сажусь на ее место и рассматриваю тебя в упор. Длинные волосы, в беспорядке разметавшиеся по плечам, блестящие от опьянения глаза, бессмысленный, блуждающий взгляд.
- Боги смеются надо мной,- вдруг убежденно произносишь ты.
Странные слова, и тон такой серьезный. На долю секунда я ловлю на себе странный взгляд, какого никогда раньше у тебя не видел, но в следующее мгновение ты уже отворачиваешься и тянешься к очередной рюмке. Я перехватываю твою руку, кладу себе на плечо и встаю, придерживая тебя за талию. Мне впервой видеть тебя таким, и я не представляю, на что ты способен в подобном состоянии, поэтому решаю, что лучше всего будет отвести тебя домой. Ты не сопротивляешься, вообще, еле стоишь на ногах, но я крепко держу тебя, не давая упасть. Мы выходим на улицу, и я полной грудью вдыхаю свежий ночной воздух, после трактирной духоты он кажется мне невероятно приятным.
Мы медленно идем к твоему дому. Я пытаюсь опять погрузиться в свои размышления, но мысли вновь и вновь возвращаются к горячему телу рядом со мной. Слишком близко. Я лишь сильнее обнимаю тебя за талию, отчетливо слыша биение твоего сердца и стараясь не выдать сладкой дрожи во всем теле. Мы по-прежнему не произносим ни слова.
Я решаюсь нарушить молчание, только когда подходим к воротам твоего особняка.
- Мы пришли,- говорю и останавливаюсь, не спеша, впрочем, отстраняться.
- Куда?
- Домой, Сенджу, домой,- иронично замечаю, даже не пытаясь сдержать улыбку: ты выглядишь очень забавно.
- Нет,- ты мотаешь головой,- я не хочу… чтобы брат видел меня… таким.
Я тяжело вздыхаю: что ж, я могу тебя понять, мне бы тоже не хотелось предстать в таком виде перед моим младшим братом.
По дороге к кварталу Учих мы снова молчим.

Глава 4

Мой клан уже спит: ни в одном из домов я не вижу света, и неудивительно – ночь уже перевалила за половину, еще несколько часов и небо на востоке окраситься розовым.
Когда мы заходим в мой дом, ты едва переставляешь ноги, словно спишь на ходу. Поднимаюсь на второй этаж в свою спальню и аккуратно кладу тебя на кровать. Даже сменив положение на горизонтальное, ты не открываешь глаза.
Спускаюсь в холл, достаю из шкафа запасное одеяло и подушку: этой ночью мне придется спать на полу.
Возвращаясь в спальню, первым делом слышу твое ровное сопение. Неужели уже уснул? Впрочем, это как раз таки и не удивительно.
Кидаю одеяло с подушкой на пол и начинаю стаскивать с тебя сапоги: ты же не думал, что будешь дрыхнуть на моей кровати в обуви? Надо бы и кимоно снять, оно насквозь пропиталось саке и табачным дымом. Мои руки почему-то дрожат, когда я начинаю развязывать твой пояс. Наконец, справившись с непослушным узлом, снимаю легкую ткань с твоих плеч. Вид моего великого соперника, безмятежно спящего на моей кровати в одних штанах, вызывает во мне странные чувства. Почему вдруг стало так жарко и тяжело дышать? Я распахиваю окно и летний ветерок врывается в комнату. Сон как рукой сняло, и я снова присаживаюсь на край кровати. Сегодняшняя ночь богата на открытия, ведь спящим я тебя тоже еще не видел. Скольжу взглядом по твоему крепкому торсу. Должен признать, ты отлично сложен: ни капли лишнего жира, округлые мышцы, ровные кубики пресса. Бисеринки пота на твоей груди блестят в лунном свете и кажутся мне крохотными жемчужинами. Легонько касаюсь их кончиками пальцев. Провожу по узкому длинному шраму, тянущемуся от груди до ключицы, шраму от моей катаны. И следующий рубец мне тоже хорошо знаком. Он небольшой и немного изогнутый, в опасной близости от сердца; ударь я немного выше… Перевожу взгляд на твое лицо, во сне оно выглядит как никогда умиротворенным: морщинки на лбу разглажены, губы слегка приоткрыты. Вся ситуация кажется мне какой-то нереальной. Пропускаю через пальцы прядь твоих волос, они невероятно мягкие и гладкие, вдыхаю их аромат: сквозь саке и табачный дым чуть ощутимо проступает тонкий запах луговых цветов. Поддавшись неясному порыву, наклоняюсь к тебе еще ближе. Ловлю ртом твое горячее дыхание. Соблазн слишком велик. И в следующее мгновение я уже касаюсь твоих губ своими. Сначала легко, словно пробуя на вкус. Я задерживаю дыхание, боясь, что ты проснешься, но ты не двигаешься, и я, немного осмелев, углубляю поцелуй. То, что я делаю, кажется таким нереальным, запретным, но от этого еще более приятным, и я не в силах остановиться. Я закрываю глаза, и все вокруг перестает существовать, остается только ощущение жара в груди и немного терпкий привкус алкоголя на твоих губах.
Когда мне становиться катастрофически не хватать воздуха, я, наконец, отрываюсь от тебя. Но тут же замираю, встретившись взглядом с твоими непроницаемыми темными глазами. Ты смотришь вполне осмысленно, и меня прошибает холодный пот, а сердце, кажется, вот-вот выскочит из груди. Я не могу двинуться, словно оцепенел, и между нами по-прежнему ничтожно малое расстояние.
Ты открываешь рот, чтобы что-то сказать…
Нет, нет, Хаширама, умоляю тебя, молчи.
- Что ты…- все-таки срывается с твоих губ, прежде чем я нагло затыкаю твой рот поцелуем.
Ты смешно морщишь лоб и выглядишь довольно растерянным.
- … делаешь?- заканчиваешь фразу, когда я отстраняюсь.
- Поверь мне, Сенджу, ничего, что тебе не понравиться,- и я настойчиво преподаю губами к твоей шее.
Ты сначала протестующее мычишь, но потом затихаешь. Не знаю, откуда во мне вдруг взялось столько наглости, возможно, что-то потаенное, что я прятал глубоко в недрах моей души, наконец вырвалось наружу. Во всяком случае, я уже переступил черту, и если ты думаешь, что я остановлюсь, то ты… Что? Громкий храп раздается вдруг над моим ухом. Я с досадой отрываюсь от твоей шеи и недоверчиво заглядываю в лицо. Ты бессовестно спишь, на этот раз, похоже, по-настоящему, и утробный храп прорезает тишину моей комнаты. Продолжать явно не имеет смысла.
Я сажусь на пол и прислоняюсь спиной к кровати. Наваждение постепенно проходит, и меня охватывает ужас. Что я едва не наделал? Как далеко я мог зайти, и каковы были бы последствия? Я, должно быть, сошел с ума? Бессмысленно задавать эти вопросы самому себе, тем более, что я и ответы на них знать не хочу. Ками-сама, прошу только об одном: пусть он ничего не вспомнит на утро.

Глава 5

Просыпаюсь я медленно, нехотя выныривая из сладкой неги. Обвожу комнату полусонным взглядом. Уже давно утро, и яркий солнечный свет заливает все вокруг. Озорной ветерок, залетая в окно, колышет светлые шторы. И все бы хорошо, вот только, почему я спал, сидя на полу и укрывшись какой-то красно-белой тряпкой? И что это, черт возьми, за туша вальяжно развалилась на моей кровати? Пару минут безуспешно пытаюсь понять, что происходит, но голова совершенно отказывается соображать. Вдруг туша поворачивается ко мне лицом, и я с удивлением узнаю в ней тебя. Первая мысль, пришедшая мне в голову: немедленно растолкать тебя и спросить, какого черта ты делаешь в моей спальне. Но в этот момент воспоминания о прошедшей ночи накатывают на меня, как лавина. Появляется жгучее желание провалиться сквозь землю. К сожалению, такой роскоши я не могу себе позволить. Я встаю, кряхтя и опираясь о край кровати, за ночь спина затекла, и теперь поясницу нещадно ломит. Спускаюсь на кухню. Выпив стакан воды, набираю второй, тебе он явно не помешает, и возвращаюсь в спальню, как раз во время, чтоб увидеть твое пробуждение.
Ты сначала издаешь нечленораздельный стон, с третьей попытки принимаешь сидячее положение, обхватывая голову руками, и только после этого открываешь глаза.
- Где я?- твой голос звучит неестественно хрипло.
Хорошо хоть, что не «кто я?»
- Ты у меня дома, Сенджу,- отвечаю я, с усмешкой наблюдая за битвой «Хаширама vs похмелья».
- Как я здесь оказался?
А вот это уже интересно.
- Ты что, ничего не помнишь?- осторожно спрашиваю я, присаживаясь на край кровати и протягивая тебе стакан с водой.
Неужели Ками-сама, наконец, услышал мои молитвы? Ты отрицательно мотаешь головой и жадно глотаешь живительную влагу.
- Это долгая история… я расскажу тебе за завтраком,- забирая пустой стакан из твоих рук, говорю я.
Уже собираюсь уходить, но у двери вдруг оборачиваюсь:
- Душ по коридору налево,- как бы между прочим сообщаю тебе и выхожу из комнаты.
Спустившись на кухню, на автомате начинаю готовить завтрак: яйца, ветчина, зелень – все как обычно. А в голове абсолютный сумбур, мысли скрутились в непонятный тугой клубок, и я пока не могу его распутать.
Вскоре по кухне начинает расползаться аппетитный запах жареной яичницы. Ммм… почти готово. Так уж повелось, что завтрак я всегда готовлю себе сам, хотя, как глава клана, вполне могу не заниматься подобными мелочами.
Ты входишь на кухню и тяжело опираешься на дверной косяк, прикрывая глаза. Только что из душа, волосы еще мокрые. Прослеживаю взглядом капельку воды, что срывается с твоих волос, прокладывает мокрую дорожку по обнаженной груди и скрывается где-то за широким поясом штанов.
Резкий запах гари, ударивший в ноздри, говорит о том, что я явно засмотрелся. Ругаюсь сквозь зубы и снимаю с плиты все же немного подгоревшую яичницу.
- Неважно выглядишь,- безапелляционно сообщаю тебе. Я кривлю душой: таким ты нравишься мне ничуть не меньше, но я старательно гоню от себя подобные мысли.
Ты тяжело присаживаешься за стол и роняешь голову на руки. Я и сам знаю, что такое похмелье, и чисто по-человечески, мне тебя жаль.
- Рассказывай, Мадара,- твой голос звучит глухо и устало.
Накладывая яичницу на тарелки, я вкратце пересказываю тебе события прошедшей ночи, опуская, естественно, самые пикантные моменты.
- Одного только не пойму,- недоверчиво сообщаешь ты, дослушав мой рассказ до конца,- откуда у меня засос на шее?
Так, Мадара, не краснеть, только не краснеть!
Присмотревшись, я действительно замечаю на твоей шее здоровенное темно-багровое пятно. Упс, видимо, я вчера немного перестарался.
- Откуда мне знать?- как можно беззаботнее отвечаю я,- ты, кстати, в баре с какой-то девицей сидел.
Ты смешно морщишь лоб, видимо, пытаясь вспомнить.
- Кажется, у нее были длинные черные волосы,- тихо и задумчиво сообщаешь ты, как будто сам себе.
Я едва не роняю тарелку на пол, но в следующее мгновение уже беру себя в руки.
- Не знаю, я не обратил внимания,- опять лгу, я прекрасно ее запомнил: рыжеволосая, с ультракороткой стрижкой.
Не желая развивать эту опасную тему, ставлю перед тобой тарелку с завтраком. И через пару минут ты уже уплетаешь мою стряпню и потихоньку оживаешь, в глазах даже появляется какой-то озорной блеск.
- Вот уж не думал, что глава клана Учиха сам выполняет домашнюю работу,- с усмешкой говоришь ты.
- Работу по дому выполняет прислуга, а готовить я и сам умею.
- Оно и видно,- иронично замечаешь ты, подцепливая палочками наиболее подгоревший кусочек яичницы.
Отворачиваюсь в притворной обиде: тоже мне, нашелся, Великий Кулинарный Критик.
Прикончив, наконец, многострадальную яичницу, мы принимаемся за бутерброды и зеленый чай.
- Да ладно,- примирительно продолжаешь ты,- я вот вообще готовить не умею. Помню, когда мне было 12, я вызвался приготовить ужин на день рождения брата.
Ты выдерживаешь паузу, подогревая мое любопытство.
- В итоге я разбил половину маминого сервиза, сжег занавески на кухне и едва не отрезал себе руку. С тех пор я к плите не ногой.
Я начинаю хихикать, что с набитым ртом больше походит на хрюканье. Ты тоже улыбаешься, просто и открыто, славно снял передо мной свою извечную маску отстраненной вежливости. Сейчас ты похож не на яростного воина, не на мудрого правителя, а на обычного человека, которому не чужды маленькие слабости. Ты сидишь на моей кухне, весь такой «домашний», ешь бутерброды с клубничным джемом и улыбаешься мне самой искренней из всех улыбок, что я видел. И в этот момент мне нестерпимо хочется рассказать тебе все: и о том непонятном чувстве, что разгорается в моей груди каждый раз, когда я смотрю на тебя, и о событиях прошлой ночи, о которых я, чего греха таить, нисколько не жалею.
Я бы никогда не решился на это при других обстоятельствах, но именно сейчас, когда атмосфера какого-то странного доверия словно заполнила всю комнату, мне кажется, что поймешь меня как никто другой.
- Хаширама,- мой голос все-таки дрогнул.
Я не часто зову тебя по имени, и, вероятно, поэтому ты перестаешь жевать и серьезно смотришь на меня, ожидая продолжения. Я облизываю вмиг пересохшие губы, но назад пути уже нет.
- Знаешь, я…
- Мадара-сама! Мадара-сама!
Резкий крик вдруг разбивает хрупкую атмосферу понимания, сложившуюся между нами, и она хрустальными осколками осыпается к моим ногам.
В кухню залетает темноволосый мальчик лет 12-ти и резко останавливается на пороге, словно уткнувшись в невидимую стену. Он ошарашено пялится на нас, переводя взгляд с одного на другого. Краем сознания я понимаю, как, должно быть, двусмысленно мы выглядим, учитывая твой внешний вид. Но, кажется, тебя это нисколько не смущает, ты невозмутимо жуешь бутерброд, запивая чаем. Что бы вывести мальчишку из ступора, мне приходится подойти и несколько раз щелкнуть пальцами у него перед носом.
- Тебе чего?- во мне начинает нарастать раздражение.
Мальчишка заикается от волнения и все еще с подозрением косится в твою сторону, и из его сбивчивой речи мне удается разобрать всего несколько слов: «Совет… старейшины… все уже… ждут только вас».
Впрочем, этого достаточно.
- Я скоро буду. Ступай.
Мальчик уносится также быстро, как и появился.
Чертов совет, я совсем о нем забыл! Хотя винить некого, я сам назначил его на сегодняшнее утро. Я сжимаю кулаки от досады, момент безвозвратно утерян, и последние осколки того дивного настроения плавятся в нарастающем пламени моего гнева.
Видимо, все это очень явно отражается на моем лице, потому что ты встаешь из-за стола и спокойно произносишь:
- Пожалуй, мне пора. Я и так у тебя засиделся.
Я делаю глубокий вдох, считаю до пяти и, подавив злость, тоже спокойно отвечаю:
- Погоди, сейчас вместе пойдем.
Мы поднимаемся наверх, в спальню. На полу у кровати ты находишь свое кимоно. Так вот, что это была за тряпка, которой я накрывался во сне. Надо признать, выглядит оно просто ужасно: грязное и мятое, с жутким запахом саке. Мы оба скептически его разглядываем, после чего я предлагаю:
- Могу одолжить тебе что-нибудь из моего гардероба, ты же не пойдешь по улице в ЭТОМ?
Ты хмыкаешь:
- Представляю лицо моего братца, когда я припрусь домой под утро в кимоно с эмблемой Учиха на спине.
- Хотел бы я на это посмотреть,- с улыбкой говорю я, роясь в шкафу.- Ну а если серьезно, то вот… И никаких эмблем.
Я протягиваю тебе кимоно из легкого шелка, белое с красными узорами пламени на рукавах. Ты осторожно принимаешь его из моих рук, некоторое время просто рассматриваешь, слегка поглаживая большим пальцем светлую ткань, потом, наконец, одеваешь. Недаром, все-таки, Сенджу предпочитают именно красно-белые тона в одежде: это кимоно очень тебе идет, я бы даже сказал слишком. Помню, мне преподнес его в дар один заезжий торговец, которому мы помогали с охраной. Иногда мне нравилось просто рассматривать его, проводить пальцами по огненным языкам, так похожим на пламя Катона, и практически чувствовать исходящее от них тепло. Не знаю почему, но я так ни разу его и не надел. Тем более непривычно было видеть его сейчас на тебе. Запоздало понимая, что пялюсь на тебя слишком откровенно, поспешно отворачиваюсь и, уже выходя из комнаты, на мгновение успеваю заметить твое отражение в зеркале. Мне показалось, или на твоих губах действительно мелькнула эта понимающая полуулыбка полу усмешка?
Мы неспешно идем по дороге к выходу из квартала Учих, думая каждый о своем. На протяжении последних десяти минут меня занимает лишь один вопрос: насколько все измениться, когда ты выйдешь за ворота моего клана. Вернемся ли мы в своих отношениях к тому, с чего начинали, или все-таки события последних двенадцати часов оставили в наших душах какой-то след? По-моему, та стена, что разделяла нас, если и не исчезла, то уж точно стала тоньше. Хотя, возможно, я лишь тешу себя напрасными надеждами.
Какая ирония: мой Высший Шаринган видит многое, что не доступно другим, но то, чего я действительно желаю – заглянуть в твою душу – он сделать не в силах.
Не известно, к чему бы меня привели подобные размышления, но ты вдруг прерываешь мой поток мыслей мягким голосом:
- Мадара.
- Да?- встрепенувшись, поворачиваюсь к тебе.
Ты идешь, задумчиво глядя под ноги, словно обдумывая что-то важное.
Через несколько шагов, наконец, поднимаешь взгляд на меня. Ты смотришь как-то странно, с недоверчивой настороженностью и с крохотной надеждой, плещущейся на самом дне твоих глубоких темных глаз.
- Перед тем, как влетел тот мальчишка… мне показалось, или ты хотел сказать мне что-то важное?
Меня прошибает холодный пот. Сжимаю руки в кулаки, чтобы не выдать нервной дрожи. Молчание затягивается.
- Нет, ничего… забудь,- мой голос неестественно тих. В тот момент я ненавижу себя за эту слабость, за то, что снова приходиться лгать.
Ты улыбаешься как-то печально, и дальше мы идем молча.
Только у ворот ты останавливаешься, повернувшись ко мне, просто говоришь: «Спасибо»,- и протягиваешь руку. Несколько мгновений размышляю, что ответить, но потом просто улыбаюсь и крепко пожимаю твою руку. Она горячая и немного шершавая на ощупь. Мы, не отрываясь, смотрим друг другу в глаза, и это рукопожатие длиться мучительно долго. Наконец, расцепляем руки, и ты, кивнув на прощание, уходишь.
По дороге к дому совещаний я думаю, что все-таки был прав: этим утром мы оба преступили некую незримую черту; не знаю, что ждет впереди, но поворачивать назад я не намерен.

Глава 6

Следующие несколько дней я упорно тебя избегал, дали о себе знать неловкость и некое чувство вины, ведь, фактически, я просто нагло воспользовался твоим положением. То, что ты этого не помнишь, ничего не меняло, и сейчас мне казалось, что стоит только взглянуть мне в глаза, и ты сразу все поймешь. Однако во время моей очередной бесцельной прогулки, наполненной тяжкими раздумьями, ноги сами принесли меня к воротам твоего особняка. Что ж, похоже, отступать некуда, уйти сейчас значит признаться в собственной слабости, и я уверенно ступаю по мощеной дорожке, ведущей к крыльцу дома Сенджу. Однако уже занеся руку для стука, я вдруг медлю. Как назло, именно в этот момент в голову начинают лезть мысли, одна хуже другой. Решительно мотнув головой, наконец, стучу в дверь – будь что будет.
Некоторое время ничего не происходит, и я начинаю малодушно надеяться, что никого нет дома. Но в этот момент дверь распахивается так резко, что едва не ударяет мне по лбу. На пороге я лицезрею Сенджу-младшего. Вид у него довольно колоритный: белые волосы стоят дыбом, губы сжаты в тонкую линию, глаза метают молнии. Я почти физически ощущаю исходящую от него волну ненависти. Пожалуй, если бы он умел убивать взглядом, от меня бы уже давно осталась лишь кучка пепла. К счастью, так умею только я.
- Что тебе нужно, Учиха?- довольно грубо спрашивает он.
Я недолюбливаю его с момента нашего знакомства, и это чувство вполне взаимно. Пожалуй, будь я в худшем настроении, я бы проучил мальца за грубость, но сейчас его злость кажется мне забавной.
- От тебя – ничего,- презрительно отвечаю я,- я пришел говорить с вожаком, а не с мелкой шавкой.
Мне нравиться наблюдать, как хмурятся его брови, и сжимаются кулаки. Мне доставляет какое-то особенное удовольствие вводить его из себя. Бедный мальчик так остро реагирует на каждое мое слово, вовсе не понимая, что я специально его провоцирую.
- Да как ты… - задыхаясь от гнева, начинает он, но вдруг смуглая ладонь ложится ему на плечо.
На порог выходишь ты, и я, должно быть, в сотый раз поражаюсь - насколько вы отличаетесь друг от друга. Я впервые вижу таких непохожих братьев, и дело не только в кардинально разной внешности, но и в прямо противоположных чертах характера. В твоем младшем брате нет ни капли твоего спокойного достоинства, легкой иронии, проницательности, хладнокровия и всего того, что меня в тебе привлекает.
- Остынь,- веско произносишь ты.
Он в раздражении стряхивает твою руку с плеча, но молчит, и я вижу, как тяжело ему это дается.
- Ты как всегда вежлив и тактичен, Мадара,- с мягким упреком произносишь ты, на что я лишь пожимаю плечами, даже не пытаясь скрыть улыбку.
- Впрочем, хорошо, что ты зашел. Пойдем.
Ты киваешь на прощание брату, а я издевательски машу ему рукой из-за твоей спины.
Его глаза вспыхивают, и, пробурчав что-то вроде «Чтоб ты сдох», он уходит обратно в дом, громко хлопнув дверью.
«Ты неисправим, Учиха»,- явственно читается в твоем взгляде.
Мы выходим за ворота и идем по широкой улице Конохи. Яркое солнце пробивается сквозь облака, и я довольно жмурюсь, смотря на небо. На душе удивительно легко и спокойно. Впервые за последние несколько дней.
- А куда мы, собственно, идем?- наконец, опомнившись, спрашиваю я.
- Я уж думал, ты не спросишь,- лукаво усмехаешься ты.- Сегодня в Конохе открываются первые купальни на горячих источниках. Мы с тобой приглашены.
Я загадочно улыбаюсь:
- Вот как? Что ж, надеюсь, я не буду разочарован.
- Уж в этом можешь не сомневаться.
На самом деле, я и не сомневаюсь. Хороший отдых на горячих источниках – это именно то, что мне сейчас нужно.

Глава 7

Да, похоже, эти бани действительно стоят моего внимания.
Стоило нам только зайти внутрь, как хозяйка, невысокая полноватая женщина, сама вышла нам навстречу. И сразу стала расхваливать свое заведение.
Лучшая просторная купальня? Отлично. Только для нас двоих? Интересно. Прекрасные девушки составят нам компанию? Нет, нет! Вот этого не надо, мы же не в бордель пришли, ей богу.
Как только заказ был сделан, я сразу вошел в указанную дверь, оставив тебя в холле, решать последние организационные вопросы и обмениваться любезностями с хозяйкой. Только сейчас до меня дошел весь смысл ситуации: жаркая купальня, горячая вода, ты и я… Вот черт! Мое дыхание участилось, а сердце забилось быстрее. Да что же это происходит? Злясь на собственное тело за такую реакцию, я прохожу в раздевалку. Не дожидаясь тебя, быстро скидываю одежду и повязываю на бедра полотенце. Раздвигаю седзи и окунаюсь в душный, горячий воздух купальни. Я слишком тороплюсь, как будто какая-то неведомая сила гонит меня вперед. Но как только я захожу в воду, напряжение, наконец, спадает. Жар в груди утихает, и сердцебиение приходит в норму. Облокачиваюсь на бортик и блаженно прикрываю глаза. Все-таки купальня – отличное место, здесь можно выбросить из головы все заботы и переживания и полностью сосредоточиться на собственных ощущениях. Думать лишь о том, как легкие наполняются горячим воздухом, и как вода обступает со всех сторон, давая долгожданный отдых измученному телу. А лучше и не думать вовсе, а просто чувствовать.
Сквозь вязкую пелену, заполнившую мое сознание, я слышу звук отодвигаемых седзи и топот босых ног по деревянному настилу. Легкое покачивание воды дает знать о том, что ты уже здесь. Нехотя открываю глаза: так и есть, ты сидишь напротив, удобно устроившись у противоположного берега, и смотришь на меня с каким-то странно задумчивым выражением лица. Сейчас мне меньше всего хочется разгадывать смысл твоих взглядов, поэтому я просто пробегаю взглядом по твоему телу, не переставая удивляться, насколько оно совершенно. А затем закидываю голову назад и закрываю, словно налитые свинцовой тяжестью, глаза.
Над водой клубиться плотный горячий пар, оседая на наших телах маленькими капельками влаги. Мне кажется, что такой же пар витает и у меня в голове, делая мысли легкими и воздушными. Он уносит мое сознание в те неведомые дали, где мечты соприкасаются с реальностью.
Через некоторое время я ощущаю, что от сидения в одной, не самой удобной, надо сказать, позе, мои плечи нещадно затекли. Как обычно: все удовольствие портит какая-нибудь мелочь. От прежнего удивительного настроения не осталось и следа. Недовольно поморщившись, пытаюсь размять плечи, ругаясь сквозь зубы на неудобные купальни, слишком горячую воду и на хозяйку заодно.
- Она здесь не при чем,- лениво сообщаешь ты. Смешно, но я, похоже, успел забыть, что я здесь не один. Чего не скажешь о тебе. Ты внимательно наблюдаешь за мной, все замечаешь и делаешь свои выводы.
- Просто вы, Учихи, совершенно не умеете отдыхать,- это звучит как приговор.
- С чего ты взял?- недовольно бормочу я.- Не хватало, чтоб меня еще и отдыхать учили, уж сам как-нибудь управлюсь.
Не обращая внимания на мои слова, ты перебираешься поближе и, зайдя со спины, кладешь руки мне на плечи. Я вздрагиваю от этого прикосновения. Какого черта?
- Вот видишь,- твой голос так же жарок, как все вокруг,- даже сейчас ты напряжен, словно в любой момент ждешь нападения.
Ты начинаешь аккуратно разминать мне плечи, сначала легко, потом сильнее. Твои руки не грубые, как у большинства тех, кто с детства имеет дело с оружием, а мягкие, но в то же время удивительно сильные. И каждое прикосновение рождает сладкую дрожь во всем моем теле. Интересно, где ты этому научился?
Склоняешься к моему уху и полушепотом произносишь: «Расслабься». Довериться, как никому и никогда до этого? Полностью отдать себя во власть этих умелых рук? Подчиниться? Если это будет так чертовски приятно, то почему бы и нет. Я и вправду расслабляюсь, прикрыв глаза и едва не постанывая от удовольствия. Такое ощущение, что мое тело теряет всякую тяжесть, и я бы непременно взлетел, если б твои руки меня не держали. Я понемногу откланяюсь назад, пока не упираюсь спиной в твою грудь. Теперь я могу чувствовать на шее твое горячее дыхание. Слегка поворачиваю голову, чтобы видеть твое лицо. В твоих глазах пляшут веселые искорки, и не нужно никакого Шарингана, чтобы рассмотреть в них отражение моих собственных желаний. Зарываюсь рукой в твои волосы, пропуская сквозь пальцы тяжелые пряди, и подаюсь вперед, сокращая и без того ничтожное расстояние между нашими лицами. Еще мгновение и я почувствую вкус твоих губ… Но, Ками-сама, как же чертовски долго длится это мгновение!
Резко открываю глаза и первые пару секунд не могу сообразить, что происходит. Все тело горит, во рту пересохло, и едва удается поднять потяжелевшую вмиг голову. Ты сидишь на берегу, обернувшись полотенцем и свесив ноги в воду.
- Проснулся?- на твоем лице какая-то непривычно ехидная улыбка.- Вообще то, спать в горячей воде вредно, но ты так мечтательно улыбался во сне, что мне было жаль тебя будить.
Сон? Просто сон?
В твоих глазах сейчас скачут те же веселые искорки, которые я так близко видел, кажется, еще минуту назад.
- Приснилось что-нибудь приятное?
Где-то внутри поселяется неприятное чувство, что каким-то образом ты все знаешь и сейчас просто издеваешься надо мной, откровенно наслаждаясь моим замешательством. Я же не разговаривал во сне? Правда ведь? Однако спросить об этом я так и не решаюсь.
- Вроде того,- отмахиваюсь, чувствуя какую-то досадную обиду.
Когда мы выходим на улицу, уже начинает смеркаться. Как обычно, идем молча, но тишина вовсе не кажется неприятной.
Всю дорогу до дома, чувствуя приятную расслабленность во всем теле, я думаю, что в следующий раз уж точно досмотрю этот сон до конца. Ведь сны, порой, подходят слишком близко, и иллюзии неизбежно переплетаются с действительностью. Каму, как не мне, это знать? Но нет такой иллюзии, которую я не смог бы превратить в реальность. Уж в этом я нисколько не сомневался.

Глава 8

Скучно… Как же мне скучно… Еще чуть-чуть и я буду готов умереть от бездействия…
Раньше я считал, что ничего не может быть скучнее, чем наши прошлые переговоры с дайме страны Огня. Они затянулись на пять часов, в течение которых я успел дважды пересчитать все книги в необъятных шкафах по обе стороны от стола, за которым мы сидели. Их было ровно одна тысяча восемьсот сорок шесть. Да что там пересчитать, я даже прочел все названия на корешках! Хуже может быть только… еще одни такие переговоры! В том же кабинете!
В прошлый раз мы не пришли к согласию, договор так и не был подписан, и то, что нам придется сесть за стол переговоров вновь, было лишь вопросом времени. Я знаю, как нам важен этот союз, ты мне этим уже все уши прожужжал. Но все равно, это невыносимо скучно!
Неслышно вздыхаю и пытаюсь сменить позу, должно быть, сотый раз за вечер. Скольжу взглядом по всем собравшимся. Лица все те же, что и в прошлый раз: шесть советников, один древней другого, в одинаковых темно-фиолетовых кимоно с эмблемой благородного дома, и сам дайме, которого еще нельзя назвать старой развалиной, но он уж точно старше нас с тобой обоих вместе взятых. Его лицо в обрамлении редких седых волос испещрено морщинами, что делает его похожим на печеное яблоко. Под многочисленными слоями одежды заметно выдается вперед пивной живот. Не люблю таких людей: жирных, обрюзгших, утопающих в роскоши и разврате. Мерзкие слухи об этом феодале долетали даже в Коноху, и теперь я думаю, что не все из них были выдумкой. Пару раз ловлю на себе его откровенно похабный взгляд. Чертов извращенец! Я уже придумал тысячу и один способ его убийства и, клянусь, не колеблясь, привел бы их в исполнение один за другим, если бы только ты не сидел рядом и не смотрел на меня таким серьезным, но в то же время немного извиняющимся взглядом, словно прося успокоится и не обращать внимания. Ты просишь невозможного. Хотя, пожалуй, именно этот взгляд и твоя спокойная невозмутимость удерживают меня от необдуманного шага.
Сдерживать нарастающее раздражение становится все сложнее, и я уже всерьез опасаюсь, чтобы не сорваться. Нет, если и эти переговоры проваляться, то третьего раза я просто не вынесу! Отворачиваюсь от старейшин – нет сил больше смотреть на эти постные рожи – уж лучше страдать от скуки, так как подавить в себе злость уже не получается. Ну как можно по двадцатому разу обсуждать одно и то же? Мерзкие старикашки придираются буквально к каждой запятой в нашем договоре.
В который раз поражаюсь твоей выдержке и терпению. И как только у тебя получается оставаться таким спокойным? Должно быть, дело в том, что стихия твоей чакры – Вода. Сейчас ты больше всего напоминаешь мне горную реку: она может быть смертельно опасной, зазеваешься – и тут же будешь проглочен навсегда темной пенящейся пучиной, может быть яростной и неукротимой – никому не покорить и не приручить ее. Река стремительно и неумолимо несет свои воды вперед, не останавливаясь ни перед чем, сметает все на своем пути. А еще она бывает величественной, снисходительно спокойной, бесконечно терпеливой. И только иногда, в конце лета, буквально на несколько дней в году, она как бы замедляет свой бег, словно стремясь побыть в этих краях еще немного. И вода в ней становится мягкой и теплой… Пожалуй, такой эта река нравиться мне больше всего.
Твой размеренный голос, снова и снова объясняющий что-то старейшинам, не мешает моим размышлениям. Я не пытаюсь уловить смысл слов, просто слушаю его как приятную музыку. А сам думаю, как же ловко ты умеешь лавировать в этом бесконечном круговороте интриг и заговоров, именуемых политикой. Как мастерски умеешь скрывать свои чувства, и в то же время безошибочно угадывать настроение оппонента, играя на тонких струнах его слабостей. Я никогда так не умел. Поэтому я предоставляю сегодняшнюю словесную битву тебе…
Это все, конечно, здорово, но сколько ж можно, шестой час уже сидим?! На рекорд идем, не иначе! За это время я успел подумать обо всем на свете!
Ками-сама, какая скукота! Они, наверное, издеваются. Я уже запомнил все царапины на этом чертовом столе, и все складки на твоей одежде. Жаль, фокус с книгами больше не пройдет. А ведь поначалу я честно пытался вникнуть в суть вопроса, разобраться, чего же эти советники от нас хотят. На четвертом часу понял, что это бесполезно. Дальше лишь неслышно вздыхал, всеми силами пытаясь не начать зевать, и время от времени удерживая себя от желания потопать ногой или поцарапать столешницу, что б хоть как-то себя развлечь. Кунай поточить, что ли? А, у нас же отобрали все оружие, вот досада. Боитесь, сволочи, да? Правильно делаете! Еще пару часиков здесь посижу и тогда уж точно…
- … Учиха-сан?
Скрипучий старческий голос, произносящий мое имя, вырывает меня из размышлений о способах убийства несговорчивых старикашек.
За столом устанавливается тишина, и все смотрят на меня.
- А что вы об этом думаете, Учиха-сан?- повторяет один из этих самых старикашек, сверля меня колючим взглядом.
Неприятно признавать, но, кажется, я попался. Нить разговора я потерял уже давно и даже не представляю, о чем они меня спрашивают. Помощь приходит неожиданно.
- Думаю, нужно устроить небольшой перерыв,- говоришь ты, бросая на меня короткий взгляд.- Нам с Учихой-саном нужно посовещаться.
Надеюсь, что моего облегченного вздоха никто не услышал.
Нас отводят в небольшой кабинет, очень похожий на предыдущий, только поменьше. Здесь тоже есть большой книжный шкаф, стол и пара мягких кресел. Ты замыкаешь дверь и остаешься стоять, прислонившись к стене, а я, проигнорировав мягкую мебель, сажусь прямо на стол. Кидаю взгляд в окно, отрешенно замечая, что солнце уже близится к горизонту.
- Ну и что ты об этом думаешь?- твой голос звучит устало, видимо, и тебе эта битва дается не легко.
- По-моему, они просто издеваются.
- Если бы это что-то меняло.
- Этот дайме просто упрямый идиот, не только жирный, но, похоже, еще и тупой,- во мне опять закипает злость.
- Пусть так,- ты отпихиваешься от стены и подходишь к окну, останавливаясь ко мне спиной,- главное, что бы он подписал.
- Тебе легко говорить, это не на тебя он пялится своими пошлыми глазками!
Мне сейчас вовсе не обязательно видеть твое лицо, что бы понять, что ты улыбаешься. Конечно, ты тоже заметил те взгляды, но, по-моему, ничего смешного в этом нет.
- Я могу его понять…- твой шепот на грани восприятия? Нет, это просто ветер шумит за окном.
- Не обращай внимания,- а вот это точно ты, подходишь ко мне, смотришь серьезно,- сейчас нужно полностью сосредоточиться на переговорах. Понимаешь? А то ты едва не засыпаешь. Так и кажется, что вот-вот твой храп услышу.
- Я не храплю во сне,- моментально отвечаю я, очень хочется добавить «в отличие от тебя».- Ну не создан я для политики, что уж тут поделать.
Я пытаюсь улыбнуться.
- Вообще удивляюсь, как ты стал главой клана,- кажется, ты начинаешь выходить из себя.
Я лишь пожимаю плечами, мол, вам не понять. И, должно быть, именно это переполняет чашу твоего терпения.
- Да неужели тебе настолько все равно?- твой голос звенит от напряжения и сдерживаемого гнева.
Мы оба раздражены, но не надо вымещать на мне свою злость!
- Мне не все равно, и ты это знаешь,- я еще пытаюсь успокоиться, но с каждой минутой выходит все хуже.
- Иногда я начинаю сомневаться…
Эти слова для меня как удар под дых. Да еще таким голосом: тихим, безмерно усталым – словно ты держишь на плечах весь небосвод, а я просто путаюсь под ногами! Знаешь, Сенджу, больше всего на свете я ненавижу две вещи: когда меня недооценивают враги, и когда во мне сомневаются друзья. Мое терпение лопается и, кажется, я физически ощущаю, как ярость горячими струями разливается под кожей. Я мгновенно вскакиваю на ноги и хватаю тебя за ворот косоде. Ты немного выше меня, и сейчас эта разница кажется особенно заметной, поэтому я тяну вниз, заставляя тебя наклонить голову, чтобы наши глаза были на одном уровне.
- Значит, сомневаешься?- в собственном голосе мне чудится змеиное шипение,- Не доверяешь? В чем дело: я не достаточно хорош для тебя? Или тебе нужны доказательства? А, Сенджу?
Я уже не соображаю, что несу, а в глазах пылает огонь Шарингана, позволяя разглядеть на твоем лице малейшие эмоции. А их там предостаточно! Целый букет из нескольких оттенков злости, раздражения и, почему-то, обиды. Даже ты не можешь все время оставаться непроницаемым?
Ты не пытаешься вырваться из моей хватки, но твои глаза злобно сверкают из-под нахмуренных бровей, а губы сжаты в тонкую линию, словно ты изо всех сил пытаешься сдержать рвущиеся наружу слова. Похоже, то, что я сейчас услышу, мне очень не понравиться.
- Доказательства?- твои слова сочатся ядом.- Было бы не плохо!
Все, это было последней каплей! Хочешь доказательств, Сенджу? Смотри, не пожалей потом!
Злость затуманивает мой рассудок, и я делаю первое, что приходит мне в голову, а именно: резко тяну твой ворот вниз и яростно впиваюсь в оказавшиеся вдруг так близко губы. Это больше похоже на укус, чем на поцелуй. Твои глаза широко распахиваются, а губы удивленно приоткрываются, чем я тут же пользуюсь, нагло скользнув языком в твой рот. Я искренне наслаждаюсь выражением шока на твоем лице. Но уже через мгновение туман в голове проясняется, и я резко обрываю поцелуй, словно только сейчас поняв, что произошло. На губах остается тонкий сладковатый привкус.
Я жду от тебя чего угодно: удара, а то и сразу техники, смеха, едких слов, но никак не того, что ты делаешь в следующий момент. Ты кладешь ладонь мне на затылок, не давая отстраниться, и одно мучительно долгое мгновение смотришь прямо в глаза. Не знаю, что ты пытался там рассмотреть, но я явственно увидел мелькнувшую на твоих губах улыбку, прежде чем ты подался вперед и поцеловал меня, уже сам. Думаю, на моем лице отразилось то самое шоковое выражение, что я видел у тебя минуту назад. Все мысли начисто выдуло из головы, и мне оставалось только обвить руками твою шею и ответить на поцелуй со всем жаром, на который была способна моя огненная натура. Это тоже была борьба: страстно кусать и целовать, с боем отвоевывая каждый миллиметр чужого рта, жадно исследовать руками напрягшееся тело, чувствовать, как подгибаются колени, и кружится голова от недостатка кислорода. И мы боролись, ни в чем не желая уступать друг другу, как в старые добрые времена. И так же, как раньше, бой постепенно сходил на нет, так и не выявив победителя. Поцелуй перешел в какое-то сладкое сумасшествие, и я совершенно потерял голову. Весь мир сузился до пределов маленького кабинета, и единственное, что меня волновало, это твои горячие ладони, не известно когда успевшие забраться под косоде.
«Не дай бог это снова сон»,- зло думаю я, однако очередной ощутимый укус развеивает все мои сомнения. Я вплетаю пальцы в твои волосы и позволяю сладкому чувству захлестнуть меня с головой.
- Сенджу-сан! Учиха-сан!- раздается вдруг из-за двери хриплый старческий голос.
Мы, наконец, отрываемся друг от друга, одинаково раскрасневшиеся и тяжело дышащие.
- Мы уже идем,- громко отвечаешь ты. Выходит довольно спокойно и невозмутимо, как будто мы и вправду совещались, а не… В общем, я бы так сейчас не смог.
Хорошо, что ты запер дверь (как чувствовал, ей богу), а то бедного дедушку хватил бы инфаркт.
По ту сторону слышится шорох удаляющихся шагов, а ты поправляешь одежду, не отводя от меня внимательного взгляда. Ждешь реакции? Ну что ж… Скрещиваю руки на груди и ухмыляюсь от уха до уха. Читай по глазам: не стыжусь, не жалею и с удовольствием повторил бы снова. Ты, видимо, действительно прочел, потому что отворачиваешься к двери, пряча улыбку.
- Думаю, этот разговор мы отложим на потом,- говоришь ты, возясь с замком.
- Конечно,- соглашаюсь я, уже предчувствуя это многообещающее «потом».- Сейчас нужно подписать договор.
- Ты, главное, не засни,- с улыбкой произносишь ты, открывая дверь в коридор.
- Я постараюсь,- обещаю с самым честным видом, на который способен, но, похоже, тебя этим не проведешь.
Когда мы возвращаемся в ненавистный кабинет, бессменная семерка уже в сборе – шустрые старички, ничего не скажешь. Далее следует еще полчаса бессмысленной болтовни. Я делаю скучающий вид, но на самом деле все внимательно слушаю и анализирую. Мне и так не улыбалось торчать здесь до ночи, а теперь появилась еще одна веская причина побыстрее закончить и свалить домой. Эта причина сидит рядом и улыбается одними глазами, видимо, думает о том же. Поэтому я только и жду, когда кто-нибудь скажет…
- Хочется все же послушать мнение Учихи-сана по этому поводу.
Да, примерно вот так. Едва сдерживаю торжествующую улыбку. И не надо сверлить меня вашими злобными глазками, я дважды в одну ловушку не попадаю!
Опять тишина, и все взгляды устремлены на меня. Ставлю подбородок на сцепленные руки, немного наклоняю голову, чтобы челка упала на лицо.
- Я думаю…- от моего голоса веет холодом,- что вам следует подписать уже этот договор и не тратить ни свое, ни наше время.
Я устремляю взгляд кроваво-красных глаз прямо на дайме. Он зябко ежится и вмиг покрывается потом. Я знаю, что мой взгляд можно почувствовать почти физически, словно тугие кольца сжимаются вокруг тела, не давая вздохнуть, так что такая реакция вполне предсказуема. Но мне этого мало, я продолжаю смотреть, представляя, как подношу катану к его горлу, как острая сталь медленно входит в податливую плоть, обагряя лезвие первыми капельками крови. Ты чувствуешь это, старик? Он сдавленно охает, трогает рукой шею. Я улыбаюсь, жестоко и злорадно, и стоит дайме посмотреть на меня, как он тут же отводит взгляд, заметно побледнев. Мне говорили, что в такие моменты я больше всего похож на кровожадного демона из древних клановых преданий. А знаешь ли ты, как опасно дразнить демонов, мерзкий старик?
- Д-да да,- лепечет он, хватая бумаги,- я тоже думаю… надо уже подписать.
И прежде чем советники успевают хоть что-то сказать, он уже торопливо ставит подписи, стараясь удержать кисть в заметно трясущихся руках. Только когда с последним листом покончено, я, наконец, отвожу взгляд, и мои глаза снова становятся непроницаемо черными. Ты смотришь на меня с искренним восхищением, и это лучшая награда. Демон глубоко внутри недовольно урчит и затихает, засыпая, пока я не позову его вновь.
Когда мы покидаем особняк дайме, на небе уже стоит луна. Я так хотел выбраться до темноты, но все же не вышло. Зато в руке теперь приятно шуршит долгожданный договор - всего несколько жалких бумажек, а сколько было возни!
- Кажется, теперь я понимаю, почему ты стал главой клана,- задумчиво произносишь ты, смотря на ночное светило.
Я лишь улыбаюсь в ответ, тоже поднимая взгляд к небу.
А ты видел мой триумф, Лунный Бог?

0

16

Глава 9

В последнее время какое-то непонятное чувство терзает меня. Оно напоминает сгусток чистого пламени, по неизвестной причине поселившийся у меня в груди. Обычно он едва тлеет, распространяя по телу приятное тепло, но стоит мне только поймать на себе твой мимолетный взгляд, или случайно дотронуться до смуглой кожи, как он разгорается в мгновение ока, словно выжигая меня изнутри. Жар почти невыносим, он сжигает воздух в легких и раскаляет кожу. Я задыхаюсь… Прикоснись ко мне - обожжешься, взгляни в глаза – увидишь бушующее пламя. Кажется, еще чуть-чуть и я сгорю заживо. Но на самом деле это лишь иллюзия, и моя огненная чакра здесь не при чем. Однако, так или иначе, это чувство связано с тобой. Думаю, я смог бы понять, что со мной происходит, если бы ответил на вопрос: кто ты для меня, какое место занимаешь в моей жизни?
Просто союзник? Один из многих? Но тогда я не стал бы доверять тебе так, как сейчас, не стал бы поворачиваться спиной, не ожидая удара, никогда не расслабился бы по-настоящему в твоем присутствии и ни за что не подпустил бы так близко к себе. Не позволил бы увидеть настоящего меня, без притворства, без масок, такого, каким меня никто не знает.
Извечный соперник? Один из немногих достойных меня противников? Поначалу так оно и было: я готов был биться до конца и ни в чем тебе не уступать. Победить, растоптать, поставить на колени – теперь это уже не кажется мне привлекательным. Зачем, если ты счел меня равным, если признал мою силу, так же, как я – твою. Нам нечего доказывать друг другу, а значит, и соперничать незачем.
Друг? Единственный? Возможно, это ближе всего к истине, ведь мы идем одной дорогой и уже давно понимаем друг друга без слов. Но все же нет, не друг… По одной простой причине: друзей так не желают…
- Что?- ты отрываешь взгляд от документов и удивленно смотришь на меня.
Задумавшись, я и сам не заметил, как произнес последнюю фразу вслух.
- Ничего,- поспешно отвечаю, сверля взглядом документ в моих руках.
Пару минут бессмысленно пялюсь на однообразные черные каракули. Это у кого же такой жуткий почерк, что я ни слова не могу разобрать?
- Ты держишь его вверх ногами.
Медленно перевожу взгляд на тебя, потом снова на лист. Переворачиваю… Хм, действительно. Все, Мадара, спускайся на землю, хватит витать в облаках!
- Сосредоточься, пожалуйста,- ты говоришь серьезно, но в голосе все же проскакивают какие-то умоляющие нотки.
«Ты слишком рассеян в последнее время»,- укоряет твой взгляд.
«Ну и кто в этом виноват?»- хочется возразить мне.
Сосредоточиться. Легко сказать! Сидишь от меня на расстоянии вытянутой руки, в одном домашнем кимоно с распахнутым воротом,
хмуришься над очередным документом, вон и морщинка между бровей пролегла. А между прочим, солнце уже клониться к закату, бросая на нас свои теплые лучи из окна за твоей спиной. А знаешь ли ты, Сенджу, что в таком свете твоя кожа приобретает нежный кремовый оттенок, а в волосах словно скачут маленькие искорки?
Черт! Ну и как тут сосредоточиться!?
Издаю полный отчаяния стон и, бессильно свесив руки, облокачиваюсь на стол, уткнувшись лбом в пухлую пачку документов.
После переговоров с дайме я очень надеялся, что мое знакомство с бумажной работой на этом закончится. Как бы не так! Теперь, когда договор, наконец, заключен, Коноха официально считается скрытой деревней шиноби, и все соседние страны, а также более мелкие феодалы считают своим долгом выразить нам свое почтение. В письменном виде. Всего за несколько дней скопилось огромное множество всевозможных бумаг. Предложения о военных союзах, торговые договора, переписка с несколькими сильными кланами, которых мы решили привлечь на нашу сторону, а также куча разнообразных прошений или просто любезностей. И все это нужно прочесть, рассмотреть и вынести решение. Как подумаю, аж тошно становится. Я бы с удовольствием сбежал подальше от этой волокиты. Желательно, куда-нибудь, где можно хорошенько подраться, но как назло мы сейчас ни с кем не воюем, даже мелких стычек не было уже целый месяц. Так что мне приходится разбирать вместе с тобой эти завалы макулатуры, по ошибке именуемые «важными» документами. Строительство резиденции Хокаге еще не закончено, поэтому мы работаем у тебя дома, а это значит, что я сижу здесь практически безвылазно. Поначалу это жутко злило твоего младшего братца. Не проходило и дня, чтоб мы не поругались, а однажды даже едва не подрались. Помню, я уже начал доставать катану из ножен, когда мои руки неожиданно переплели толстые ветки, выросшие прямо из пола. Ну конечно: твоя любимая техника. Я уже не раз испытывал ее на себе и знал, что без труда смогу разорвать эти путы, но не торопился, понимая, что затевать драку действительно было глупо. И даже то, что не я первый начал, ничего не меняет. Твой брат нелепо скорчился напротив меня, тоже остановленный твоей техникой. С некой долей злорадства я подумал, что его «скрутило» сильнее. Ты спускался по лестнице со второго этажа, глядя на нас весьма и весьма неодобрительно. Однако после двадцатиминутной нотации на тему вспыльчивости одного молодого Сенджу и несдержанности главы клана Учиха, в конце которой я уже начал зевать, мы все же были отпущены. Твой брат, прожигая меня гневным взглядом, объяснил свое поведение «сезонным обострением аллергии на Учих» и, не дожидаясь очередной нотации, быстро ретировался.
Через несколько дней ты отослал его с дипломатической миссией в страну Воды. Не знаю, огорчился я этому или обрадовался: играть с этим беловолосым чудом, конечно, забавно, но все же довольно утомительно. По крайней мере, теперь я точно буду знать, что нам с тобой никто не помешает.
А сегодня ты даже отпустил пораньше всех слуг, и теперь в особняке только ты, я… и огромная гора документов! Мы сидим над ней уже несколько часов, но мне кажется, что эта противная шелестящая куча нисколько не уменьшилась, а наоборот, стала еще больше. Размножаются они там, что ли?
- Мадара, ты спишь?- слышится поблизости твой возмущенный голос.
Запоздало понимаю, что уже минут десять сижу не двигаясь, положив голову на стол и закрыв глаза.
Меня подмывает ответить «Хотел бы, да ты не даешь», или что-то в этом роде, но я лишь мычу с какой-то непонятной интонацией, не поднимая головы.
- Ками-сама,- вздыхаешь и ты, откидываешься на спинку стула, прикрыв рукой глаза, а свой лист кидаешь в кучу точно таких же, в художественном беспорядке захламляющих твой рабочий стол и близлежащую мебель.- Так мы никогда не закончим!
Верно подмечено.
Я, наконец, принимаю сидячее положение, но только затем, чтоб поудобнее развалиться в кресле. Несколько минут мы сидим молча, с одинаковыми кислыми лицами глядя на бумаги.
- Ты заражаешь меня бездельем,- из твоих уст это звучит, как приговор. Пожалуй, только ты умеешь говорить подобные глупости до неприличия серьезным тоном, но усмешка, притаившаяся в глубине темных глаз, всегда выдает тебя с головой. Поэтому я лишь улыбаюсь в ответ.
- А между прочим, я вовсе не обязан делать все сам,- продолжаешь ты.
Ну да, хоть я и сидел здесь с тобой все это время, пользы от меня, надо признать, было не много. Что уж поделать: я с детства ненавижу копаться в бумагах - оправдание, конечно, слабое, но это, по крайней мере, правда.
- Сенджу-сан,- внезапно вставая из-за стола, говорю я,- давайте разделим наши обязанности: вы будете заниматься политикой, а в случае войны, я повоюю за нас обоих.
И все это сухим официальным тоном, с коротким поклоном в конце. Глядя на твое вытянувшееся лицо, я едва сдерживаю смех. Попался!
- Вот черт!- смеешься ты, прикрыв рукой глаза.
Довольный собой, я сажусь обратно в кресло: этот раунд остался за мной.
- Ну уж нет, Мадара,- наконец, произносишь ты абсолютно серьезно. (Продолжаем играть?)- раз мы управляем Конохой вместе, то и воевать будем вместе… и над бумагами сидеть тоже… вместе.
Ты говоришь все тише, последнее слово и вовсе произносишь шепотом с какой-то странной интонацией. Это очередная глупость? Вот только твои глаза совсем не смеются, а внимательно смотрят на меня. От этого взгляда комок пламени в груди стремительно разгорается. Но в следующее мгновение ты облокачиваешься на стол, обхватив руками голову, и закрываешь глаза.
- Боги смеются надо мной,- я поражаюсь, насколько глухо и устало звучит твой голос.
Опять эти слова, совсем как тогда, в баре.
- Сенджу… ты…
Но прежде чем я успеваю что-либо спросить, ты уже выпрямляешься, как будто стряхнув с себя оцепенение, и бодро произносишь:
- Ладно, пора приниматься за работу. Бумаги сами собой не подпишутся.
Вот так просто, словно и не было этой минутной слабости. Браво, ты отлично умеешь держать себя в руках. Вот только мне и мгновения было достаточно, чтоб увидеть что-то мелькнувшее в твоих глазах. Подозрительно похожее на… Впрочем, выводы делать пока рано. Что же ты скрываешь, Сенджу?
Одно я знаю точно: я не уйду отсюда сегодня, пока не разгадаю эту загадку. Так и знай!

Глава 10

Тонкая кисточка бодро скользит по листу бумаги, оставляя за собой аккуратные черные росчерки. Еще несколько штрихов и последний иероглиф, наконец, будет завершен. Но я не тороплюсь, спокойно вывожу каждую черточку. Две ровные стопки уже подписанных документов внушительно высятся на краю стола, а перед нами осталось лишь по одному. Я заканчиваю первым и кладу свой лист на самый верх, следом тут же опускается и твой.
Неужели мы закончили? Мне даже не верится. Расслабленно откидываюсь на спинку кресла, довольно улыбаясь. Это, определенно, победа. Пусть и не большая, но все же приятная.
Не удержавшись, произношу это вслух.
- Тогда это следует отметить,- с улыбкой отвечаешь ты, и достаешь из стола бутылку саке, две небольшие пиалы и тарелочку с мелкой сушеной рыбкой. Она выглядит довольно аппетитно, хотя я не отказался бы и от чего-нибудь посущественней.
Только сейчас замечаю, что за окном уже сумерки. Багровый солнечный диск почти полностью скрылся за горизонтом, а за редкими облаками уже виднеется бледное око Лунного Бога. Но сейчас середина лета, а значит, по-настоящему стемнеет только через несколько часов.
Ты открываешь окно, и в кабинет врывается озорной ветерок. Он ерошит мои и без того вечно растрепанные волосы и так и норовит разметать по полу стопку бумаг. Но вскоре успокаивается, делает еще несколько кругов по комнате и вылетает обратно через распахнутые створки, оставляя после себя лишь свежую прохладу летнего вечера.
- Кампай!- одновременно произносим мы и делаем по глотку.
Говорить что-либо еще нет нужды, ведь невыразимо приятно просто сидеть, абсолютно расслабившись, потягивать саке и слушать зарождающуюся за окном песнь цикад.
Вскоре я начинаю ощущать приятное тепло во всем теле, мысли становятся какими-то вязкими и тягучими. Видимо, на пустой желудок даже такое ничтожное количество спиртного слегка ударило мне в голову. Я еще раз окидываю взглядом стопку исписанных листов - даже сейчас они навевают на меня тоску. Тошнит от одной мысли о том, что, возможно, подобной бумажной работой придется заниматься еще не один десяток раз.
- Знаешь, Сенджу,- я, наконец, нарушаю тишину,- если это придется делать каждый день, то я, пожалуй, не хочу быть Хокаге. Уж лучше ты.
Ты поднимаешь на меня вмиг помрачневший взгляд.
- Значит, они и с тобой говорили?
Киваю, замечая, как твои пальцы непроизвольно сжимаются в кулак.
- Вот черт! Мы же вместе создавали эту деревню, закладывали по камешку, защищали ее… даже над бумагами этими тупыми сидели. И все вдвоем, не жалея ни сил, ни времени. А теперь старейшины моего клана смеют заявлять, что Хокаге должен стать кто-то один.
- Ладно, если бы только твои, так ведь и мои туда же,- я не возмущаюсь, просто констатирую факт.- Впрочем, я не удивлен, логично было ожидать чего-то подобного.
И это правда, я действительно не удивился, когда этим утром старейшие из Учих пришли ко мне с таким предложением. Дальше управлять Конохой будет только один из нас, и этим одним должен стать я.
«- Это приказ?- холодно интересуюсь я.
- Ну что вы, Мадара-сама!- в притворном возмущении лепечет кто-то из них.- Все ради блага клана!
- Если не решите этот вопрос сами,- этот, похоже, решил не притворяться,- будут назначены всеобщие выборы…»
Не сомневаюсь, твои сказали тебе тоже самое.
- Похоже, старички всерьез за нас взялись, да?- я усмехаюсь, но ты, похоже, совсем не разделяешь моего веселья.
- Зачем им это, мы же и так отлично справляемся?!
Ты в самом деле не понимаешь? Для меня же это ясно как день. Мы с тобой слишком хорошо сработались. Настолько, что это стало заметно окружающим. Временный военный договор быстро перерос во что-то большое и прочное. Союз двух великих кланов? Вот только ни гордым Учихам, ни независимым Сенджу это вовсе не нужно. Они никогда не будут существовать мирно друг с другом, какие бы иллюзии ты не питал по этому поводу. И тем, и другим нужна абсолютная власть. Пока мы с тобой строили деревню и заключали договора, соперничество между нашими кланами не прекращалось ни на минуту. Сначала они надеялись, что я и ты решим все в бою: кто останется жив - тот клан и одержит победу, но мы перестали сражаться. Выборы Хокаге – это лишь способ снова заставить нас драться – не за жизнь или гордость, так за власть. Думают, мы вцепимся в это жалкое звание, как бродячие псы в кусок мяса. Именно поэтому я и не хочу в этом участвовать. Я бы даже согласился уступить пост Хокаге тебе (не очень-то он мне надо: там больше обязанностей, чем прав), но вижу, ты не захочешь. Почему? Ведь это дало бы нам немного времени, хотя у меня, скорее всего, были бы проблемы. Но ты не понимаешь, что происходит, а я не буду пытаться объяснить. Ты слишком веришь в честь и достоинство, чтоб заставлять тебя копаться во всем этом.
Главное, что я понял: Учиха и Сенджу слишком похожи, просто у каждого свои демоны, и вторые, в отличие от первых не выставляют это напоказ, а суть одна и та же. Хотя, возможно, я преувеличиваю, и на самом деле не все так плохо. Но в любом случае, поссорить нас этими дурацкими выборами я не позволю!
- Так что можешь становиться Хокаге, я не против,- как логическое продолжение моих мыслей, вслух говорю я.
Я уже успел встать из-за стола и теперь меряю шагами комнату.
- Я же сказал, нет!- хмуришься ты.
Вот упрямый!
- Почему?
- Это не справедливо!- возмущенно восклицаешь (Ками-сама, ну что мне с ним делать?), а потом уже спокойнее добавляешь:- К тому же ты…
И осекаешься на полуслове, отведя в сторону взгляд. Сегодня ты ведешь себя чертовски странно.
Мне надоедает ходить туда-сюда, и я останавливаюсь у дальней стены, напротив огромного зеркала в полный рост. Давно хотел спросить: зачем оно тебе. Еще бы в спальне я понял, но в кабинете-то зачем? Но вместо этого я говорю совсем другие слова, необдуманные, но идущие откуда-то изнутри.
- Если ты не хочешь становиться Хокаге из-за меня, то это глупо,- я не поворачиваюсь к тебе, а мой голос тих и задумчив.- Я уже сказал: мне все равно, кто из нас им будет. Я просто хочу, чтоб ты знал… я никогда не стану ненавидеть тебя или завидовать… мое отношение к тебе не изменится, что бы не произошло… обещаю…
После таких слов я почему-то боюсь посмотреть тебе в глаза, что бы в них не отражалось. Поэтому я вздрагиваю, когда вдруг оказываюсь заключен в теплое кольцо рук. Ты обнимаешь меня сзади, прижавшись всем телом.
- Спасибо,- шепчешь, а потом добавляешь совсем тихо, зарывшись лицом в мою густую гриву.- Не оставляй меня…
Мое дыхание сбивается, а сердце подпрыгивает в груди.
- Я буду с тобой столько, сколько ты захочешь.
Я отдаю себе отчет, что и кому обещаю. И пусть катятся к чертям старейшины с их заговорами, и Сенджу, и Учиха, и все демоны мира! Важен только ты…
***
Дурманящий, чуть сладковатый аромат твоих волос кружит мне голову, и я чувствую, что где-то внутри просыпается разбуженная твоими прикосновениями горячая страсть, а вместе с ней и наглость.
- Не понимаю, что ты во мне нашел,- как будто задумчиво сообщаю тебе.
Я никогда не был настолько самокритичен, что бы говорить такое всерьез, мне просто интересно, что ты ответишь. За столько времени я устал постоянно ловить на себе твои непонятные взгляды и пытаться их разгадать. Ну же, Сенджу, скажи это вслух!
- А ты сам посмотри,- жаркий шепот у моего уха и кивок в сторону зеркала,- и скажи мне, что ты видишь.
Хочешь поиграть? Что ж, я не против.
Внутри ажурной серебристой рамы отражается твой кабинет: мягкий красноватый свет заходящего солнца проникает в открытое окно, на столе тихо шуршит бумага под порывами легкого ветерка.
Ты поднимаешь руку и касаешься моих волос.
- Непослушные, вечно торчат во все стороны,- отзываюсь я, надеясь, что правильно понял правила игры.
- Это отражает твой характер,- со смешком отвечаешь ты и медленно перебираешь угольно-черные пряди.- Не просто черные: серебристые в лунном свете, а днем отливают синевой… И мягкие.
Это похоже на детскую игру в ассоциации, и ты пока ведешь. Тем временем рука перемещается на лицо, легонько прочерчивает тонкие линии бровей. Закрываю глаза и чувствую, как твои пальцы касаются век, чуть задевая ресницы. Теперь глаза, да?
- Оружие,- это первое, что пришло мне в голову.
- Учиха!- укоризненно произносишь ты.- Забудь о войне хотя бы сейчас. Я, конечно, видел, на что способны эти глаза…
Поверь, ты не видел и половины!
- …но они наверняка могут вызывать и другие ассоциации. Попробуй еще раз.
- Запятые?- когда ты так близко, мой мозг отказывается соображать.
- Иллюзии,- подсказываешь ты.- Иногда в них можно увидеть совершенно невероятные вещи… Но больше всего мне нравится то, что я вижу там сейчас…
Чувствую, как теплые пальцы скользят по щеке и, ненадолго задержавшись на губах, опускаются вниз, не шею, слегка ее поглаживая. Второй рукой ты берешься за край моей юката и тянешь вверх. Поднимаю руки, помогая освободить себя от одежды, и ощущаю, как легкая ткань подает к моим ногам. Обнаженной спиной теперь еще острее чувствую исходящий от тебя жар.
- Изящный, обманчиво хрупкий,- ты восхищенно смотришь на отражение в зеркале, потом берешь мою руку, легко обхватив тонкое запястье.- Никогда бы не поверил… если бы не знал, сколько силы в этих руках…
Твой голос срывается, а учащенное дыхание щекочет шею. Мое сознание словно заволакивает мутной пеленой, и я уже едва могу понять, что ты говоришь. Зато тело незамедлительно отзывается на каждое твое движение. Поэтому я почти теряю контроль, когда горячие руки скользят по моей груди, как бы ненароком задевая соски, когда опускаются вниз и поглаживают плоский живот, царапнув ремень штанов. Что ты со мной творишь?
Извернувшись, поворачиваюсь к тебе лицом. Обнимаю за шею и прижимаюсь поплотней.
- Ты помнишь…? У нас остался один незаконченный разговор,- шепчу тебе на ухо.
Еще как помнишь! Это видно по глазам, вот только говорить что-либо уже нет смысла. Я целую тебя первым, глубоко и мягко – торопиться некуда, вся ночь еще впереди. Ты отвечаешь, а вскоре и твое кимоно летит нам под ноги. В этом поцелуе столько сладости, что я невольно боюсь захлебнуться ею. Я еще никого и никогда так не целовал.
Комната начинает как-то опасно наклоняться, очертания предметов смазываются, и я поспешно закрываю глаза, чувствуя предательскую слабость в коленях. Катастрофически не хватает воздуха, но легче умереть, чем отстраниться.
Дальше все превращается в вереницу стонов, жарких ласк и неуклюжих шагов с закрытыми глазами. Я прихожу в себя, только когда ощущаю, что лежу на чем-то мягком. Открываю глаза и невольно удивляюсь: когда мы успели дойти до спальни?! Но факт остается фактом. Ты быстро расправляешься со своими штанами (моих, кстати, уже нет) и нависаешь надо мной, щекоча лицо длинными волосами. Твои глаза пылают желанием, как, подозреваю, и мои собственные.
Ты прокладываешь дорожку из поцелуев по шее и груди, слегка прикусывая кожу, но потом вдруг останавливаешься, словно вспомнив что-то важное. Совесть проснулась? Или мораль? Как не вовремя!
- Мммм,- я недовольно мычу и сталкиваю тебя в сторону, тут же навалившись сверху.
Я слишком долго этого хотел, чтоб теперь отступить из-за каких-то не вовремя проснувшихся принципов! Так что придется взять все в свои руки. Поэтому я впиваюсь в твою шею, спеша отыграться за мою собственную, которая к утру - очень подозреваю - будет пестреть засосами.
- Горячий и нетерпеливый,- хриплым от страсти голосом выдыхаешь ты,- как все Учихи.
- Не забывай… я лучший из них!
Ты распаляешься под моими ласками и отбрасываешь последние сомнения, если они и были. Постепенно возвращаешь себе инициативу и снова оказываешься сверху. Я не против. Не против отдать тебе всего себя, ведь взамен получаю еще больше.
Я уже возбужден до предела – все тело горит огнем, еще чуть-чуть и растекусь жидким пламенем. Не могу сдержать громких стонов и сильнее прижимаюсь к тебе, целуя всюду, куда могу дотянуться. Лишь когда ты резко входишь, я сжимаю зубы от боли, комкая светлые простыни. Черт, это больно! Заметив мою гримасу, ты тут же замираешь - тяжело дышащий, с лихорадочно блестящими глазами.
- Не смей…- шепчу я хриплым голосом.
Ты вздрагиваешь и пытаешься отстраниться, но я резко хватаю тебя за плечи, впиваясь ногтями в смуглую кожу.
- Не смей… останавливаться!
Я хочу тебя, Сенджу; хочу слишком сильно, чтобы обращать внимание на такие мелочи, как боль. Поэтому я сам подаюсь вперед, садясь и обхватывая ногами твои бедра, обнимаю за плечи и прижимаюсь к твоему лбу своим. А потом провожу языком по щеке, слизывая капельки пота со смуглой кожи. Ты прекрасен!
Резкие ритмичные движения заставляют меня кричать от удовольствия и выгибаться в твоих руках, а потом мир перед глазами взрывается яркими искрами, и теплая, сладкая волна захлестывает меня с головой. Расслабленно выдыхаю и откидываюсь на кровать, чувствуя, как ты устраиваешься рядом, обхватив меня поперек талии.
А потом мы просто нежимся под тонким одеялом, и ты задумчиво перебираешь мои волосы. В этот момент меня охватывает чувство какого-то щемящего счастья. И не нужно ничего говорить, ведь нам обоим все понятно без слов. Уже проваливаясь в сон, я вдруг слышу твой тихий голос:
- Думаешь, он смеется…?
Ты смотришь в окно на полную луну, ярко сияющую на темном небе. Ее свет проникает в комнату, разливаясь вокруг расплавленным серебром. Не знаю, верят ли в клане Сенджу в Лунного Бога, но сейчас мне точно не до него. И ты голову не забивай! Последнее, что я слышу, прежде чем провалиться в приятную темноту,- мой собственный голос:
- Поверь мне, Сенджу… ему все равно.

Глава 11

Я просыпаюсь медленно, неохотно выныривая из глубин сладкой дремоты. Отчаянно цепляюсь за ускользающие видения: не помню, что мне снилось, но это было что-то очень приятное. Но сознание постепенно проясняется, и я не без удивления понимаю, что реальность еще лучше сна. Мне необыкновенно тепло и уютно, абсолютно спокойно. До того хорошо, что не хочется не то что шевелиться, даже открывать глаза. И я потакаю этой маленькой слабости, позволяя себе расслабиться и просто наслаждаться приятными ощущениями. Под моей щекой легонько вздымается и опадает гладкая и теплая поверхность. И я невольно трусь об нее, выразив все мое состояние одним веским словом «Хорошо!».
- Прям как кот,- со смешком произносит подозрительно знакомый голос над самым моим ухом.
Немного приподнимаю голову и открываю, наконец, глаза. Чтобы тут же встретиться взглядом с твоими темно-ореховыми глазами. Надо же, а я всегда думал, что они черные, почти такие же, как мои собственные, а оказывается, в мягком утреннем свете вполне могут иметь приятный шоколадный оттенок, с веселыми искорками где-то в глубине. Черты твоего лица спокойные и расслабленные, даже вечная морщинка между бровей разгладилась; волосы каштановым водопадом рассыпались по подушке, смешавшись с моими. Не могу удержаться, чтоб не поцеловать чуть приоткрытые губы. Ты охотно отвечаешь, обнимая меня за шею.
- Хорошо, правда?- томным голосом спрашиваю я, поудобнее устраиваясь на твоей груди.
- Правда,- соглашаешься ты, рассеянно перебирая мои волосы.
Некоторое время мы просто молча лежим, нежась в объятьях друг друга. Сейчас меня не интересует ничего, что происходит за пределами этой комнаты, а самым важным открытием становится удивительный контраст нашей с тобой кожи. И я не могу думать ни о чем, кроме того, что моя бледная, словно фарфоровая, рука удивительно хорошо смотрится на твоей смуглой груди. И все происходящее кажется совершенно правильным, словно иначе и быть не может.
Но как бы не было хорошо, весь день в пастели не проваляешься, особенно если учесть, что последний раз я нормально ел вчера утром (допоздна занимались бумагами, а потом… тоже как-то не до этого было). Поэтому я, наконец, откидываю с себя покрывало и встаю, сладко потягиваясь. У стены, справа от кровати, стоит огромное зеркало, и я останавливаюсь напротив него, с любопытством разглядывая свое отражение. Да, следы бурно проведенной ночи налицо! На шее над ключицами виднеется настоящее ожерелье из засосов разной степени красноты. Ты их специально понаставлял? Еще с десяток таких же вкупе с мелкими царапинами в художественном беспорядке разбросаны по всему телу, а на бедрах видны характерные отметины от пальцев. Вся эта прелесть будет сходить как минимум неделю, однако я никогда не волновался по подобным мелочам. Окидываю взглядом окрестности кровати в поисках своей одежды и через некоторое время, наконец, замечаю что-то похожее на штаны, черной бесформенной кучей валяющиеся у самой двери.
Ты, похоже, вовсе не собираешься вставать, развалившись на кровати и лениво наблюдая, как я одеваюсь. Это длится недолго, так как кроме моих и твоих штанов в спальне все равно больше ничего не наблюдается. Оставшаяся одежда, наверняка, равномерно устилает путь от спальни до рабочего кабинета, где все, собственно, и начиналось. Вспоминаю, что моя юката действительно нашла приют где-то там, между столом и зеркалом.
Кстати, о зеркалах… Оборачиваюсь, удивленный внезапной догадкой. Я спрашивал себя: зачем Хашираме в кабинете огромное зеркало? Просто потому, что в спальне уже стоит одно точно такое же!
- Пойду поищу чего-нибудь пожевать,- беззаботно сообщаю тебе, а мой желудок подтверждает эти слова громким урчанием.
Ты потягиваешься, сладко зевнув, и мурлычешь о том, что тоже скоро подойдешь. Ну и кто из нас больше похож на кота?
- Я жду,- напоследок с улыбкой говорю тебе и выхожу в коридор, даже не подумав накинуть что-нибудь на плечи. Меня не волнует, что кто-то может меня увидеть. Однако, окажись здесь сейчас твой брат, это было бы чертовски забавно! Представляю, как вытянулось бы его лицо, когда бы он узрел меня в таком живописном виде, выходящим утром из спальни многоуважаемого Хаширамы Сенджу. Да, бедный парень поседел бы раньше времени! Хотя на его белой шевелюре этого даже не было бы заметно.
Я шел по коридору, весело насвистывая какую-то незамысловатую мелодию и улыбаясь собственным мыслям.

Глава 12
Знойное лето потихоньку начало уступать место тому особенному времени года, когда сырая осень еще далека, но летняя духота уже сменяется мягкой спокойной погодой, когда днем по-прежнему тепло, но по вечерам иногда залетает прохладный ветер с моря, заставляя зябко ежится и запоздало сожалеть, что не одел чего-нибудь потеплее привычной юкаты с короткими рукавами.
В это время в Конохе, наконец, состоялись выборы Хокаге. Все жители деревни с нетерпением ждали этого события. Сильно подозреваю, что ждали они скорее не самих выборов, а грандиозного праздника, с фейерверками и бесплатным угощением, который мы обещали устроить, не зависимо от того, кто победит. Так или иначе, все формальности были соблюдены, голоса собраны и подсчитаны, и результаты объявлены в тот же день. Стоит ли говорить, что победил именно ты? Я, выходит, проиграл (льщу себе, что не с очень большим отрывом). Хотя, вопреки всеобщему мнению, это было самое необидное поражение в моей жизни, и ни капли зависти я не испытывал (больно надо мне такая радость: по уши в бумагах сидеть). Скажу по секрету: я и сам проголосовал за тебя.
А праздник действительно был, большой и шумный, собравший на площади перед резиденцией Хокаге всех жителей до единого. Правда, оценить его во всей красе нам так и не удалось. Незаметно сбежав сразу после официальной части, мы предпочли провести остаток вечера в компании друг друга, затаившись у меня дома. Вероятно, спьяну решив, что это единственное место, где "свежевыбранного" главу деревни уж точно не будут искать. В этом была своя логика, ведь нас действительно никто не побеспокоил.
Вот так отметив твое назначение, мы с удвоенным энтузиазмом взялись за работу.
Эти веселые деньки мне лишь слегка омрачала напряженная обстановка в клане. Старейшины были злы и расстроены, узнав, что пост главы деревни достался не мне. Им оставалось только в бессилии кусать локти, не смея высказать свои претензии вслух. А то, что Конохой мы по-прежнему управляли вдвоем (так не все ли равно, чья именно подпись будет стоять на документах?) - они понять не могли или попросту не хотели. Иногда я спиной чувствовал на себе их тяжелые взгляды или улавливал тихие шепотки, тут же стихавшие при моем приближении. Вообще-то, этим все и ограничивалось, так что пока особенно не о чем было беспокоиться. Однако и упускать из виду не следовало: Учихи слишком непредсказуемы, и, имея с ними дело, ни в чем нельзя быть уверенным наверняка. Кому как не мне это знать?
Лучшим выходом в такой ситуации была бы какая-нибудь война. Хорошая битва разогнала бы застоявшуюся кровь и позволила самым горячим головам выпустить пар. Учихи по своей природе люди деятельные, им сложно сидеть без дела, поэтому важно уметь вовремя направить их неуемную энергию в нужное русло.
Такие мысли все чаще посещали меня в последнее время, поэтому я искренне обрадовался, когда узнал, что созданная недавно деревня Камня объявила нам войну. Страна Огня и страна Земли, хоть и граничили друг с другом, отношения во всех сферах имели довольно напряженные. И создание нами скрытой деревни шиноби, а также очевидное усиление армии не осталось незамеченным нашими северными соседями. К тому же на последних переговорах между феодалами произошел какой-то скандал. В чем там была суть, я не знаю, но, вспоминая какое впечатление произвел на меня дайме страны Огня, догадаться не сложно. Была ли причина в политике, личной неприязни или в чем-то еще - неизвестно, но факт остается фактом - началась война.
Каждый день мы получали доклады от наших шиноби, высланных к северной границе. Враги неплохо подготовились, и перевес пока был не в нашу пользу. Поэтому пришлось отправить туда две трети клана Учиха и добрую половину всех Сенджу. Я сам хотел возглавить один из отрядов, но ты не позволил, сказав, что выработка правильной стратегии и умелое руководство важнее, чем просто помахать катаной в свое удовольствие. И мы руководим, с утра до ночи (а иногда и после заката) принимаем донесения и отдаем приказы.
Сегодня погода солнечная и ясная, и ничто не предвещает беды. Мы сидим за столом в кабинете Хокаге, обложившись документами. Доклады и сводки с полей сражения продолжают прибывать. Ситуация в общем стабильная, потери с нашей стороны совсем незначительны, но в последнее время шиноби Камня не проявляют почти никакой активности. Это кажется мне странным: подозрительно напоминает затишье перед бурей.
- Что там со строительством госпиталя?- спрашиваешь ты, не отрывая глаз от документов.
Идея построить в Конохе больницу пришла к тебе в голову не так давно, и ты по праву можешь ею гордиться. И хотя раненых пока не поступало, иметь в деревне хороший госпиталь - дело нужное.
- Закончен и готов к использованию,- отзываюсь я.
Это строительство было моей головной болью. И жаловаться не на кого: я сам вызвался его контролировать. Закончить в срок никак не успевали, поэтому приходилось каждый день наведываться на стройку самому и подгонять нерасторопных рабочих всеми известными мне способами. Под конец бедные строители начали шарахаться от одного моего вида, однако госпиталь все же был закончен, как и планировали - к сегодняшнему дню.
- Нужно будет вручить подарок первому пациенту,- усмехнувшись, продолжаю я,- как первому смельчаку, добровольно отдавшему себя в руки наших медиков.
- Все шутишь,- говоришь серьезно, продолжая шуршать документами, но твои губы все же затрагивает легкая улыбка. Ты прекрасно знаешь, что я довольно скептически отношусь к медицинским техникам и тем, кто их использует.- А между прочим…
- Хокаге-сама!!!
Дверь в кабинет резко распахивается и с грохотом ударяет в стену, едва не слетев с петель. Какой-то шиноби в зеленой джоунинской форме ураганом влетает внутрь и едва успевает затормозить, чтобы не налететь на рабочий стол. Документы перед нами, как стая испуганных птиц, тут же взмывают в воздух, разлетевшись по всей комнате.
- Извините…- смущенно лепечет джоунин, провожая взглядом медленно оседающие на пол листы. Продолжать он, по-видимому, не собирается, как будто забыл, зачем пришел. Да, дисциплина нынче ни к черту!
- Так что стряслось?
Он вздрагивает от звука твоего голоса и, встрепенувшись, сбивчиво начинает:
- Хокаге-сама… там… шиноби Камня… у Конохи,- но стоит ему только поймать твой суровый взгляд, как он мгновенно вытягивается по струнке и командным голосом докладывает.- По данным разведгруппы 4, в трех километрах к югу от деревни замечен отряд вражеских шиноби. Судя по всему, это Камень. Их точное число и ранг неизвестны.
- Какие у нас отряды в том районе?- немного помолчав, все же спрашиваешь ты, уже заранее зная ответ.
- Никаких, Хокаге-сама,- стушевавшись окончательно, отвечает шиноби.
- Ясно. Можешь идти.
Твой голос тверд и спокоен, и ничто не выдает волнения. Лишь когда дверь за джоунином захлопывается, ты меняешься в лице, начиная быстро искать что-то среди оставшихся на столе документов.
- Как такое может быть?- напряженно бормочешь ты, словно спрашивая сам себя.- Как они смогли пробиться сквозь заслон и подойти так близко к деревне совершенно незаметно? И почему, черт возьми, я узнаю об этом только сейчас?
Я смотрю в окно, задумчиво потирая подбородок. Необычный поворот, не правда ли? Это становится действительно интересным!
- Мы дрались как-то с одним кланом из Камня,- вспоминаю я случай, произошедший пару лет назад.- Исчезнуть в одном месте и неожиданно появиться в другом - это они умели. Помню, я тогда долго ломал голову, в чем же дело. А оказалось, что они передвигались под землей, прорыв огромный тоннель с помощью одной из своих техник. В тот раз этот тоннель и стал их могилой, но, думаю, кто-то вполне мог выжить.
- Это бы все объяснило… В любом случае, сейчас уже не важно, как они подобрались так близко, нужно срочно собрать отряд и выдвинуться навстречу. Чем дальше от Конохи произойдет сражение, тем лучше.
Я слушаю и киваю, проверяя при этом свое снаряжение: сумка с кунаями и сюрикенами, взрывные свитки и еще кое-какая полезная мелочь - хорошо, что я все захватил с собой. Поправляю перевязь с катаной на плече и подхожу к окну. Открываю его, вдыхая свежий воздух.
- Ты куда собрался?- замолкнув на полуслове, удивленно спрашиваешь ты, безошибочно разгадав мои намерения.
- Я встречу их первым,- довольно оскалившись, отвечаю я, уже предчувствуя хорошую битву, и поспешно добавляю, прежде чем ты начнешь возражать.- Задержу их, да и сам немного разомнусь, а то с этой бумажной работой скоро совсем заржавею.
- Тогда я собираю людей и выдвигаюсь следом,- спустя несколько секунд раздумья, соглашаешься ты.
- Поторопись, а то тебе ничего не останется,- я ухмыляюсь и запрыгиваю на окно.
- Мадара…- твой тихий голос заставляет меня замереть на подоконнике и удивленно оглянуться через плечо.
- Будь осторожен.
Искренняя забота и тревога в твоем взгляде никак не вяжется с обликом сурового правителя. Снимать все маски, когда мы вдвоем - негласное правило, которому мы оба следуем. Поэтому и я не притворяюсь беспечным (любая битва - это риск), не произношу ободряющих слов, а просто улыбаюсь, одним взглядом обещая вернуться поскорей. И в следующее мгновение уже выпрыгиваю из окна.

Глава 13

Дома по обе стороны от главной улицы Конохи с бешеной скоростью проносятся мимо, сливаясь для меня в одно размытое пятно. Ветер шумит в ушах и безжалостно треплет широкий ворот юкаты. На моих губах застыла злорадная усмешка: я жажду битвы! Как никогда желаю почувствовать пьянящий запах крови и страха, хочу заглянуть в чужие глаза и, прежде чем они навсегда закроются, увидеть там свое отражение. Мой демон уже проснулся и нетерпеливо просится на волю, и я предвкушаю отличную битву. Бедные шиноби Камня, они даже не подозревают, что их ждет!
Ведь ежедневные тренировки и спарринги не дают мне того, что я желаю, а именно: настоящего сражения, где можно, наконец, перестать себя сдерживать. Усмешка перерастает в оскал, но я даже не пытаюсь подавить эмоций: я слишком долго этого ждал и никому не позволю помешать мне. Где-то на краю сознания мелькает мысль взять с собой людей и оружия, но тут же отметается, как ненужная: меня и одного будет вполне достаточно, к тому же квартал клана совсем в другой стороне, а я не могу терять время. Даже незнание точного числа противников и их ранга меня не останавливает: с помощью техники Тоннеля они вряд ли могли переправить сюда больше 20-30 человек, и даже будь они все уровня джоунина, это лишь отсрочит их конец. Горячее чувство предвкушения захлестывает меня с головой, и, оказавшись за пределами деревни, я еще больше ускоряюсь, уже ощущая впереди слабые источники чужой чакры.
Однако по мере приближения к ним я все же немного сбавляю темп, внимательно смотря по сторонам. Лес вокруг кажется каким-то слишком тихим, даже вечно щебечущие в высоких кронах птицы сейчас молчат, словно ожидая чего-то, и это еще больше меня настораживает.
Я останавливаюсь, добравшись до утеса, с которого открывается вид на небольшое каменное плато, обрамленное редкими нагромождениями скал. Вокруг пустынно и тихо, но шестым чувством я понимаю, что моя цель именно здесь. Спрыгиваю вниз, мягко приземлившись на буроватую отвердевшую землю.
И в тот же момент за моей спиной раздается грохот, и из земли вырастает широкая каменная плита, преграждая пути к отступлению (хм, можно подумать, я собираюсь отступать?!). Я не двигаюсь с места, и, когда пыль оседает, замечаю перед собой две худощавые фигуры, одетые в серую форму шиноби. На них обоих протекторы с символом деревни Камня.
- Чтооо?- гнусавым голосом говорит один из них, с любопытством меня рассматривая.- Эти чертовы конохавцы нас недооценивают, прислали всего одного… какого-то…
Далее следует поток ругательств, которые я пропускаю мимо ушей. Он еще успеет пожалеть о каждом сказанном слове… и о каждом несказанном тоже.
- Точно,- вторит ему другой, презрительно сплевывая под ноги.- Всего один сопляк. Мы даже развлечься не успе…
И тут же заваливается на бок, хрипя и зажимая руками распоротое горло. Секундой позже подает и второй, даже не успев понять, что произошло. Ками-сама, ну что за слабаки: они даже не заметили, как я вытащил оружие! Стряхиваю с лезвия катаны багровые капли, которые тут же впитываются в землю.
- Идиоты!- низкий, чуть хрипловатый голос принадлежит пожилому бородатому шиноби, вышедшему из-за соседней скалы. За его спиной маячат еще с десяток ребят в одинаковой серой одежде.- Это же Учиха! Не стоит его недооценивать!
Я широко ухмыляюсь и, словно в подтверждение его слов, позволяю своим глазам стать алыми. С этой муторной работой я, оказывается, почти успел забыть, как приятно смотреть на мир сквозь призму Шарингана. Бородатый тут же дает своим людям какой-то знак, и они отскакивают в стороны, мгновенно рассыпавшись по всему плато.
Эти шиноби отнюдь не дураки, и выбирают, пожалуй, наилучшую тактику. Прятаться и атаковать из укрытия техниками Земли, обрушивая на мою голову град камней и не давая подобраться на расстояние удара – признаю, довольно действенно. Но этого явно не достаточно.
Я впервые пожалел, что не одел доспехи, когда один из камней весьма ощутимо задел меня по плечу. Остальные расплавились в пламени Катона, стекая на землю раскаленной массой.
- Где он? Исчез?!- испуганный вскрик и быстрый взгляд по сторонам. Лицо бледное, губы плотно сжаты, сложенные в печать пальцы слегка подрагивают.
Нелегко смотреть, как на твоих глазах один за другим падают замертво товарищи? Слышать их предсмертные крики и при этом едва успевать замечать лишь размытую тень, скользящую от одного к другому. И понимать, что ничего не можешь сделать, кроме как ждать, пока эта тень появится и за твоей спиной. Но все равно храбриться, и до крови закусывать губу, приказывая себе не дрожать.
Пожалуй, этот мальчишка заслужил пожить немного дольше остальных…
Он резко оборачивается, заметив блик солнца на лезвии моей катаны. Я уже занес оружие, но почему-то медлю, всматриваясь в его глаза. Там нет отчаяния, нет мольбы о спасении, только инстинктивный страх, загнанный глубоко-глубоко, и упрямая, обжигающая ненависть. Хороший взгляд. Этот парень не боится умереть. Такие становятся хорошими шиноби, если не умирают в первом же бою. Он не кричит, когда острая сталь входит в его тело, и не закрывает глаз, пока не падает на землю. Это был двадцать четвертый…
Останавливаюсь посреди покореженного плато, тяжело дыша и стирая с лица пот и кровь. Все-таки их земляные техники здорово меня измотали: сквозь дыры в юкате видны бардовые ссадины на плечах и груди; судя по звону в ушах, голове тоже досталось. Чакры осталось не так уж много, а моя катана в крови по самую рукоятку. Нужно поскорее с этим заканчивать, благо, по моим расчетам их осталось всего несколько человек.
Стоило мне так подумать, как откуда-то снизу вырывается толстая черная веревка, опутывая мое тело. Потом еще одна, и еще… Из-под земли поднимаются шиноби Камня, держа в руках концы этих веревок. Похоже, я здорово ошибся в подсчетах, и этих ублюдков намного больше. Каната жалобно звякает, падая на камни. Мои руки теперь плотно связаны и прижаты к телу, печать в таком положении не сложишь. Еще человек пятнадцать обступили меня со всех сторон, с силой натягивая веревки, отчего они больно впиваются в тело, оставляя кровавые полосы.
- Вот ты и попался, Учиха!- вперед выходит тот самый бородач, о котором я, признаться, совершенно забыл.- Мы, наконец, тебя поймали!
Так что же это выходит: они специально оставили двадцать человек на поверхности, чтоб меня отвлечь, а сами спрятались под землей и приготовили ловушку? Пожертвовали столькими людьми, чтоб только поймать меня?
- Вырываться бесполезно,- продолжает бородач,- эта веревка из чакры, ее так просто не разорвешь, так что веди себя смирно.
А в чем смысл?
- Знаешь, мы решили не убивать тебя, а забрать с собой в Камень. Твой Шаринган нам очень пригодится.
На пару секунд я теряю дар речи от такой наглости. Забрать? Меня? Интересно, какое лицо было бы у тебя, Сенджу, когда б ты узнал, что я похищен? Ками-сама, большего бреда я в жизни не слышал!
Меня начинает разбирать смех, и вскоре я уже громко хохочу, отчего шиноби шарахаются, едва не выпустив из рук веревок, и смотрят на меня с суеверным ужасом.
Успокаиваюсь лишь через несколько минут и с безумной улыбкой на лице говорю им:
- Вы здорово повеселили меня сегодня. В награду я, пожалуй, подарю вам быструю смерть,- и немного подумав, добавляю:- Но то, что она не будет мучительной, я не обещаю.
Их лица бледнеют, даже бородач вдруг растерял всю свою наглость. Видит Лунный Бог, я не хотел это использовать, но эти идиоты просто не оставили мне выбора. Рисунок моего Шарингана неуловимо меняется. Бородатый шиноби резко вскрикивает и выхватывает кунай. Поздно! Я поднимаю глаза к небу, несколько мгновений всматриваясь в серо-голубую высь.
- Аматерасу!
Для использования этой техники мне не нужны печати, хватает одного желания и имени древней богини Солнца. Конечно, они не могли этого знать.
И сразу же от меня во все стороны по веревкам мгновенно распространяется черное пламя, охватывает людей, заставляя их жутко кричать и извиваться в судорогах. Этот огонь ничем не потушить, он будет гореть до тех пор, пока полностью не уничтожит свою жертву, не оставив даже пепла. Ничего, словно человека никогда и не существовало. Быстрая смерть, но очень мучительная.
Освободившись от пут и подхватив с земли катану, я выпрыгиваю из черного огненного круга, мельком успевая заметить, как искажается от жуткой боли лицо бородатого шиноби, как посылает беззвучные проклятья перекошенный рот, пока черное пламя не охватывает его целиком. Еще несколько минут я смотрю, как догорают их тела.
Мой левый глаз нестерпимо жжет – расплата за столь сильную технику – и что-то теплое течет вниз по щеке. Кровавые слезы – еще один миф о демонах-Учихах, но на этот раз вполне правдивый.
Вдруг замечаю за спиной резкое движение. Тело реагирует быстрее, чем я успеваю об этом подумать, послушная катана рассекает воздух… и сталкивается с двумя другими. Их держат в руках двое мужчин в синих юкатах с эмблемами клана Учиха. Неужели свои?
- Мадара-сама,- сдавленно произносит один из них, едва удерживая в руках свое оружие.
Я, наконец, опускаю катану (в душе довольный своей реакцией). Они выпрямляются, незаметно переведя дух, и коротко кланяются мне. Значит, обещанное подкрепление уже здесь?
- Вы опоздали,- безапелляционно заявляю я (как будто сам не летел сюда сломя голову, желая быть первым), поворачиваюсь к ним спиной и осматриваю поле битвы. Теперь можно расслабиться: остальное доделают за меня.- Не думаю, что кто-то еще остался, но на всякий случай следует проверить…
Высший Шаринган не подвел своего хозяина – я заметил два солнечных блика на взметнувшихся вверх катанах. Заметил, но уже расслабившееся тело не успело среагировать (а может, роковой стала та секунда, в течение которой я сомневался). Нет, они не могли…
Не знаю почему, но боли я не почувствовал. Просто стоял, удивленно смотря на два острия, пронзивших меня сзади и вышедших немного пониже груди. Зачарованно наблюдал, как стекала по лезвиям алая кровь, набухая на концах тяжелыми каплями, как они срывались вниз, разбиваясь о твердую землю.
Я с трудом отрываю глаза от этого зрелища и делаю два шага вперед, ощущая, как катаны с противным хрустом выскальзывают из тела. По юкате тут же расползается бардовое пятно, и я прижимаю ладонь к ране, чтоб хоть немного сдержать кровь. Мне кажется, что время послушно замедляется, позволяя мне все обдумать. Я уверен, что еще год назад не позволил бы подобному случиться. Так в чем же дело? Теряю сноровку? Нет, просто я совсем недавно научился доверять людям, точнее, кое-кто научил. Я расслабился, решив, что за стенами деревни в кругу близких мне людей, не стоит опасаться за свою жизнь, что можно верить людям и полагаться на них. Глупец! Я забыл, что ни к кому нельзя поворачиваться спиной. Но эти двое… они и вправду рассчитывали убить меня? Мои клан… Что же я упустил?
Время резко возвращается к своему привычному течению, и я тут же ощущаю во рту металлический привкус. Сплевываю солоноватую жидкость на землю и поворачиваюсь, наконец, к двоим, стоящим за моей спиной. Я размышлял всего секунду, так что они даже не успели опустить окровавленное оружие. В их взглядах нет восторга или торжества, нет ненависти или презрения, там есть страх. Страх перед моей силой и перед собственной наглостью. Они застыли неподвижно, напряженные до предела (неужели уже пожалели о том, что сделали?). В любом случае, я не позволю, чтоб меня убил кто-то с таким жалким выражением лица.
Я не обвиняю их в предательстве, не спрашиваю «За что?». Ветер срывает с моих губ всего одно слово:
- Тсукиоми!
Уверен, они даже не поняли, почему вдруг оказались в странном месте, где совсем нет солнца и где на алом небе сияет черная луна. Тсукиоми – черно-красное безумие, отличная техника для того, чтобы не просто убить противника, но и вдоволь насладиться его предсмертными муками; мир Лунного Бога, созданный из боли и страданий, откуда невозможно сбежать. У этих двоих впереди целых 72 часа, чтобы это прочувствовать…
Гулко звякнули о землю катаны, прежде чем два мертвых тела с широко открытыми, остекленевшими глазами упали к моим ногам. Они были похожи на кукол-марионеток, у которых внезапно перерезали все нити. По сути, они ими и являлись, управляемые из-за ширмы невидимой рукой. Но сколько же кукол мне еще придется сломать, прежде чем я доберусь до их хозяина?
Я успеваю отойти на несколько шагов, прежде чем волна жгучей боли захлестывает меня с головой. Роняю катану и падаю на колени, не в силах стоять на ногах. Сильнее зажимаю рукой рану на животе, но кровь, не желая останавливаться, тяжелыми толчками пробивается сквозь пальцы. Другой ладонью закрываю правый глаз, чувствуя, как течет по щеке теплая жидкость. Тсукиоми отнимает очень много сил, потому что я, как и мои жертвы, провожу все три дня в мире Лунного Бога, несмотря на то, что в реальности проходит лишь секунда. Сгибаюсь пополам в приступе тяжелого кашля, сплевывая на землю кровь. С каждой секундой силы покидают меня, хочется закрыть глаза и раствориться в собственной боли. Но я не могу себе этого позволить. Я не могу умереть! Не здесь и не сейчас! Поэтому я нашариваю рядом катану и, опираясь на нее, встаю на ноги.

Мне кажется, что я иду уже целую вечность. Кончик катаны с противным скрежетом царапает каменистую землю. Перед глазами все плывет, и я не могу разобрать, куда направляюсь, но не останавливаюсь ни на мгновение, продолжая упрямо переставлять отяжелевшие ноги. Кровь медленно и неумолимо сочится из глаз и раны на животе, унося с собой мою жизнь. Сколько шагов мне осталось? Десять? Пятнадцать? Наверное, в такие моменты люди должны сожалеть о прошлом или просить прощения у своих близких. Но я спокоен, ведь я не собираюсь умирать: мне еще слишком много нужно сделать. И я жив, пока иду вперед.
Сквозь мутные очертания деревьев проступает что-то белое, и я направляюсь к нему, решив, что это станет моей целью: дойти до него, а там будь что будет. Вскоре мне даже удается различить размытый человеческий силуэт. Свой или враг? А впрочем, какая теперь разница?
Моя катана все же выпадает из ослабевших пальцев и ударяется о землю. Что за черт, третий раз за день оружие роняю! Свободной рукой стираю кровь с глаз и поднимаю взгляд на стоящего передо мной человека. О, да это ты, Сенджу?! В свое белом плаще Хокаге. Пришел все-таки. Прости, но ты опоздал, я уже закончил здесь. Эй, что это за безумное выражение лица? Ты словно приведение увидел. Нет, наверное, что-то похуже.
Подхожу к тебе вплотную и хватаюсь руками за складки плаща, бессовестно пачкая светлую ткань. Красное на белом. Тебе идет. Хочу сказать это вслух, но из горла вырывается только хрип, и рот мгновенно переполняется кровью. Вцепляюсь в тебя еще сильнее, только чтобы не упасть, потому что ноги уже отказываются меня держать. Чувствую, что несмотря ни на что, все же сползаю вниз. Все тело расслабляется, и я больше не могу его контролировать. Но когда колени уже готовы коснуться земли, чужие руки вдруг обхватывают меня за плечи, не давая упасть. Ты прижимаешь меня к себе, и я ощущаю, как дрожат твои пальцы. В твоих объятьях мне тепло и спокойно, и даже боль, кажется, немного утихает.
Последнее, что я запомнил, прежде чем закрыть глаза и провалиться в темноту, было пронзительно голубое небо и верхушки деревьев, с бешеной скорость мелькающие в вышине.

0

17

Глава 14 (POV Хаширамы)

Стволы деревьев стремительно проносились по обе стороны от меня, расплываясь в буро-зеленое пятно. Резкий ветер трепал белый плащ, словно стремясь сорвать его с моих плеч. Наверное, появись сейчас на пути хоть целая толпа вражеских шиноби, я не обратил бы на них внимания и продолжил путь, потому что все мое сознание заполнила одна единственная мысль – как можно скорее добраться до госпиталя. Я упорно всматривался вдаль, не замечая ничего вокруг: надеялся разглядеть желтоватые крыши домов Конохи, а может, просто боялся опустить глаза и посмотреть в лицо человеку, которого нес на руках, боялся осознать, что опоздал и все усилия напрасны. Нет! Быстрее, ноги, быстрее! Я верю, что еще не поздно!
В итоге я добрался до больницы минуты за три, но, клянусь, это были самые долгие три минуты в моей жизни. Распахнув двери ногой, я ураганом влетел внутрь, остановившись посреди просторного холла. Из-за стойки регистратуры на меня ошалело вытаращились две молодые медсестры. Кажется, они впали в ступор: хлопали огромными глазищами, не в силах произнести ни слова. Ну конечно: в первый же день работы в госпиталь врывается запыхавшийся Хокаге с окровавленным телом на руках. Я пытался отдышаться и хоть что-нибудь сказать. В установившейся вдруг тишине отчетливо был слышен звук падающих на пол капель. Я все же опустил глаза вниз и уже не смог отвести взгляд. Мадара безвольно повис на моих руках: кажется, он потерял сознание уже давно. Его длинные волосы слипшимися сосульками свисали вниз, на белом как мел лице отчетливо выделялись черные брови и две буроватые дорожки засохшей крови на щеках. Кровь покрывала его с головы до ног, сочилась из многочисленных порезов и глубокой раны на животе, уже полностью пропитала юкату и сейчас медленно капала на светлый мраморный пол, собираясь у моих ног небольшой лужицей.
На шум из бокового коридора прибежала пожилая женщина в белом халате. Увидев нас, она сдавленно охнула, прикрыв рот рукой, но в следующий момент уже взяла себя в руки.
- Носилки, скорее! Чего встали? Немедленно готовьте вторую операционную! Поторапливайтесь!
Она раздавала указания медсестрам, и громкий четкий голос отражался от каменных стен холла.
Я как можно бережнее положил Мадару на носилки, и двое врачей тут же скрылись с ними в одном из коридоров. Мне оставалось лишь провожать их взглядом и пытаться унять все еще бешено колотящееся сердце.
- Хокаге-сама,- моей руки коснулись прохладные пальцы,- вам тоже не помешает отдохнуть.
Та самая женщина в белом взволнованно смотрела мне в глаза.
- Я в порядке,- тоном, не терпящим возражений.
Я ведь даже не дрался, просто быстро бежал, это для меня не впервой. Но отчего же тогда сердце едва не выпрыгивает из груди?
- Мы сделаем все, что в наших силах,- ответила она на мой невысказанный вопрос и торопливо зашагала в сторону операционной.
Операция длилась три часа, и все это время я просидел в коридоре, обхватив голову руками и закрыв глаза. Мысли путались, и мне никак не удавалось разложить их по полочкам. Совсем не к месту в памяти всплывали картины недавнего прошлого:
«Обещаю… Я буду с тобой столько, сколько ты захочешь». «Не забывай – я лучший из них!» «Не смей… останавливаться». «Будь осторожен…».
Ты же не думал, Мадара, что можешь вот так ворваться в мою жизнь, перевернуть все с ног на голову и теперь просто умереть, оставив меня одного? Я не позволю этому случиться! После всего, что произошло, я тебя не отпущу! Так что не смей умирать! Ты слышишь: не смей! Потому что я…
- … Хокаге-сама,- позвал совсем рядом женский голос.
Я встал, вопросительно глядя на подошедшую девушку.
- Операция прошла успешно, но его состояние по-прежнему тяжелое из-за большой потери крови. Мы сделали все, что смогли, остальное зависит от него.
- Где он?
- Вам нельзя…- тут же запротестовала девушка, но, увидев твердую решимость в моих глазах, поняла, что спорить бесполезно,- ладно, только быстро.
Она открыла передо мной одну из дверей, и я прошел в небольшую палату. Она была скромной, но очень светлой и уютной (если можно сказать это о больничной палате). На кровати у окна лежал Мадара. Он все также был неестественно бледен, и только едва вздымающаяся грудь говорила о том, что в этом теле еще теплится жизнь. Его глаза закрывала плотная белая повязка, резко контрастирующая с рассыпавшимися по подушке черными волосами. Нестерпимо захотелось протянуть руку и убрать ее с такого знакомого лица, ведь иначе, когда он очнется и откроет глаза, то все равно увидит лишь темноту. От этой мысли стало особенно неприятно.
- Не завязывайте ему глаза,- сказал я девушке-медсестре, выходя из палаты и закрывая дверь.
Она пару раз непонимающе моргнула, но потом низко поклонилась мне и ушла. Я снова остался один в этом бесконечном коридоре с одинаковыми зелеными дверями, тяжело вздохнул и прислонился к стене. Уходить почему-то не хотелось, как будто одним своим присутствием здесь я мог помочь Мадаре. Что за глупости! Я, наверное, просто устал. Не знаю, сколько я простоял перед дверью его палаты, не помню, о чем думал, очнулся, лишь услышав гулкие шаги по мраморному полу и знакомый голос, позвавший меня по имени.
- Вот ты где, я тебя обыскался,- начал мой брат жизнерадостным тоном, но вдруг осекся. Его глаза удивленно расширились.- На тебе кровь! Ты ранен?
Теперь, когда он сказал, я действительно обратил внимание: мои руки были по локоть покрыты темное засохшей кровью, а белый некогда плащ пестрел бурыми пятнами. Неудивительно, что медсестры от меня шарахались.
- Это не моя,- вяло отмахнулся я.
Брат проследил за моим взглядом до двери палаты и, подойдя поближе, слегка приоткрыл ее, заглядывая внутрь.
- Учиха?!- в его голосе я расслышал плохо скрываемое удивление, быстро, впрочем, сменившееся злорадством.- Здорово его потрепали, да? Что ж, поделом ему, не будет больше корчить из себя невесть что. Не пойму только, чего ты с ним возишься? Оставил бы его подыхать и дело с концом!
Я и сам не понял, как так вышло: мое тело само дернулось вперед, и кулак со всего размаху врезался брату в лицо. Он опрокинулся на пол, проскользив по нему несколько метров. Потом медленно приподнялся, зажимая рукой разбитый нос. В его карих глазах плескалось непонимание и какая-то детская обида. «Как же так,- читалось в них,- старший брат, всегда бывший примером для подражания, оплотом терпения и сдержанности, мгновенно вышел из себя всего от нескольких слов об этом полудохлом Учихе?»
Я и сам уже был не рад этой вспышке гнева, должно быть сказалось напряжение последних часов, а может, слова брата действительно задели меня за живое. В любом случае, я уже взял себя в руки.
- Не суди о том, чего не знаешь,- сказал я привычным бесстрастным голосом, проходя мимо.
До самой лестницы я чувствовал на своей спине его удивленный взгляд.
Внизу я вымыл руки и снял испорченный плащ, чтоб не пугать людей моим видом. Уже у самого выхода мне вновь встретилась та женщина, единственная не растерявшаяся и точно знающая, что нужно делать. Кажется, я уже знаю, кого назначу на должность главного медика.
- Сообщите мне сразу же, как только он придет в себя,- вместо прощания сказал я.
Уточнять, о ком идет речь, явно не требовалось.
- Не волнуйтесь, Хокаге-сама, я позабочусь о нем,- она улыбнулась мне светлыми печальными глазами, какие бывают у пожилых матерей, уже выпустивших в свет своих чад, но все равно переживающих за них. Наверное, для нее, столько лет прожившей на свете, и мы с Мадарой тоже кажемся детьми.
С этими мыслями я покидал здание госпиталя, направляясь в резиденцию Хокаге – здесь я ни чем не помогу, а о делах забывать не стоит.
***
Глупо было думать, что работа поможет мне отвлечься.
Я уже в третий раз переписывал один и тот же документ. Сосредоточиться никак не получалось: иероглифы расплывались перед глазами, и все написанное казалось лишь пустым набором слов. Но стоило задуматься об этом, как голову тут же наводняли сотни разных мыслей, и я замирал, так и не донеся кисточку до бумаги.
Когда с ее кончика сорвалась капля чернила и испортила очередной лист безобразной кляксой, я решил, что это бесполезно. Невозможно работать в таком состоянии… да и не хочется совсем.
Поэтому было решено не мучить больше ни себя, ни бумагу.
Напиться, чтоб хоть немного заглушить тревогу, показалось мне не такой уж плохой идеей, поэтому я достал из ящика стола бутылку саке, и медленно наполнил маленькую пиалу. Алкоголь обжег горло и приятной теплотой спустился в желудок. Налив следующую, я развернулся в кресле лицом к окну.
Над крышами домов уже багровел закат, окрашивая облака в нежный розовый цвет. Мне необходимо было расслабиться, поэтому я, устроившись поудобней, прикрыл глаза и позволил своим мыслям спокойно течь по потоку сознания. Но все они в конечном счете сводились к одному человеку, заставляя мое сердце болезненно сжиматься.
Отчего-то я вспомнил, как впервые его встретил: в той битве нам противостояли необычные соперники – клан красноглазых шиноби, известных своей силой и жестокостью по всей стране Огня. Поговаривали, что их лидер – полудемон, проклятый богами за свою гордыню, но обладающий огромной силой. Я всегда скептически относился к слухам (у страха глаза велики, знаете ли), однако во мне просыпалось любопытство: очень хотелось самому взглянуть на того, о ком так много говорят. Я сразу узнал его, хоть и не видел ранее, - черноволосый юноша одного со мной возраста, в свободных темных одеждах, из оружия - только катана за спиной. На него уже неслись со всех сторон мои люди, но он продолжал стоять, спокойный и расслабленный, со скрещенными на груди руками, словно все происходящее не больше, чем детская забава. Я едва не пропустил момент, когда он достал оружие. Несколько смазанных движений, и кровь, брызнувшая из разрубленных тел – за одно мгновение я потерял с десяток шиноби. А он хорош, я не мог этого не признать! Достойный противник. Похоже, впереди меня ждет интересное противостояние! Не так ли, Учиха? Его лукавая улыбка на красивом лице была мне лучшим ответом.
Так все и началось, кланы Учиха и Сенджу стали соперниками во всем, как и мы с Мадарой. Однако сколько бы мы не сражались, победителя так и не выявили. Я впервые встретил кого-то равного мне по силе, но не заметил, как увлекся, как моей целью стало не победить его, а понять: снять с него маску высокомерия и разгадать тайны, скрывающиеся внутри. Он интриговал меня, то замыкаясь в себе, то немного раскрываясь навстречу.
Мирный договор – по мнению старейшин клана Сенджу, моя величайшая глупость. «Ты играешь с огнем, Хаширама,- говорили они.- Никто не сможет приручить этого Учиху!» Но я был непреклонен, и в итоге добился своего. Это была моя первая настоящая победа над ним. Однако позже пришло осознание правды: я стал зависим от него, Мадара был необходим как воздух, и я ничего не мог с этим поделать. Да и не пытался, по правде говоря. Попался в собственную ловушку.
Я понял, что обречен, когда стал называть его по имени, когда позволил стать самым близким для меня человеком…
Однако даже тогда я продолжал бороться с собой, со своим желанием, продолжал отрицать очевидное. Я думал, что это какая-то изощренная шутка богов, что они смеются, наблюдая за мной. А как иначе объяснить, что я совершенно терял голову в его присутствии, едва сдерживая рвущийся наружу шквал эмоций, что мгновенно покрывался потом, стоило ему случайно меня коснуться. Спасала только железная выдержка, воспитанная во мне с детства.
- Неважно, насколько сильные чувства ты испытываешь,- сказал Мадара однажды за бутылкой саке, когда его язык уже изрядно заплетался,- если ты не выражаешь их, они бесполезны…
Не знаю, вспомнил ли он об этом на утро, но эти слова прочно засели у меня в голове.
Думаю, в конечном итоге именно я сдался первым, уступив его горячей натуре, перестал себя сдерживать, позволив увлечь в водоворот страсти. Это было неправильно, невообразимо, но восхитительно приятно, и я ни разу не пожалел о своем решении. Что же касается Мадары, то он просто плевал на общественное мнение, делая то, что хочется.
А сегодня я впервые в жизни по-настоящему испугался. Когда увидел его, окровавленного, едва стоящего на ногах, с жуткими ранами по всему телу. За ним тянулась кровавая дорожка, но, не смотря ни на что, он шел вперед, продолжая сжимать в руке катану. Однако самым жутким в его образе были глаза: бездонно черные и ужасающе пустые. Из них текли слезы, кровавые слезы, как будто обычными невозможно было выразить всю боль, что он испытывал. И когда он подошел вплотную, цепляясь за мой плащ, я не мог даже шевельнуться, скованный страхом, лишь оцепенело наблюдал за струйкой крови, стекающей из уголка его рта. Я смутно помню, как подхватил уже готовое упасть тело, как мои руки окрасились его кровью. Я говорил что-то моим людям, кажется, отдавал приказы, не замечая ошарашенных выражений на их лицах, но не слышал собственных слов из-за бешеного стука сердца, готового вот-вот пробить грудную клетку и выскочить вон. Я поднял на руки уже потерявшего сознание Мадару, мельком удивляясь, насколько он легкий. Страх, сковавший меня еще минуту назад, теперь придал сил, и я стремглав бросился назад в деревню…
Несмотря на все мои старания, сейчас Мадара все еще находился где-то между жизнью и смертью, шел по самой грани и мог сорваться в любой момент. Я явственно осознал, что могу его потерять. Больше никогда не увидеть теплую усмешку в бездонных черных глазах, не коснуться горячих влажных губ и не услышать насмешливое «Сенджу!»? Как можно жить без всего этого?
- Вот черт!- я злился на самого себя за подобные мысли и с силой сжимал кулаки, так что ногти больно впивались в ладони.- Не смей умирать, Мадара! Ты же обещал мне! Не смей… ну пожалуйста…
Я спрятал лицо в ладонях, ощущая, как по щекам бегут теплые капли.
Я был чертовски пьян и благодарил всех Ками за то, что никто не видит меня в эту минуту слабости.

Глава 15 (POV Хаширамы)

Я проснулся утром в своем кабинете, поднял со стола налитую свинцовой тяжестью голову. Вокруг царил жуткий бардак, и мне пришлось спешно открыть окно, выгоняя на улицу спертый, пропахший саке воздух. Я едва успел привести себя в порядок и убрать со стола пустые бутылки, как в дверь постучали. Кого там нелегкая принесла?
- Войдите,- вяло отозвался я, наполовину высовываясь в окно, облокотившись о подоконник. Свежий ветер отлично выгонял из головы остатки вчерашнего хмеля.
- Хаширама.
Голос неуверенный и какой-то… виноватый, что ли? Конечно, это ты, братик, кто еще мог припереться сюда в такую рань?
- Ты не ночевал дома… и я подумал…
Он осекся, когда я повернулся к нему. Неужели я так плохо выгляжу? Вроде же нет. Разве что глаза немного припухли, но ему вовсе не обязательно знать почему.
- Ты что-то хотел?- будничным голосом поинтересовался я, присаживаясь за стол.
- А, ну да,- встрепенулся он,- я тут проверил все насчет вчерашнего нападения.
- Рассказывай,- мысль «Какого же хрена там на самом деле произошло?» не давала мне покоя уже давно.
- Шиноби Камня действительно прошли под землей: мы обнаружили что-то похожее на тоннель недалеко оттуда. Однако точное количество нападавших установить так и не удалось: от многих тел практически ничего не осталось. Когда мы прибыли на место, то они еще догорали в каком-то странном черном огне. Никогда такого раньше не видел…
- Выжившие есть?- без особой надежды спросил я.
Технику, призывающую черное пламя, я тоже не видел, а значит, Мадара был ОЧЕНЬ зол, раз использовал ее. Вряд ли он оставил кого-то в живых.
- Как не странно, да.
Я ослышался?
- Один парень, совсем еще мальчишка, выжил. Он сейчас в больнице, но у него только рана на плече, важные органы не задеты. В сознание пока не пришел, но опасности для жизни нет. Можно сказать, ему очень повезло.
Весьма любопытно! Но я не думаю, что это случайность.
- Что-то еще?
- Да,- брат вдруг посерьезнел.- Недалеко от места битвы, мы нашли тела еще двух людей… Судя по всему, это Учихи.
- Учихи?
Разве Мадара пошел не один? Может, они присоединились к нему по дороге?
- Как они умерли?
- В том-то и проблема,- брат немного помолчал, собираясь с мыслями, а затем продолжил:- на телах никаких внешних повреждений, а медики заключили, что причина смерти - разрыв сердца. Но это совсем не похоже на шиноби Камня. И вообще, такое ощущение, что эти двое умерли… от страха. Но разве такое бывает?
- В жизни все бывает,- философски заключил я.
Этот разговор ни капли не прояснил ситуацию, наоборот, появилось еще больше вопросов. И, похоже, только один человек сможет мне на них ответить.
Резкий стук в дверь отвлек меня от размышлений.
- Входите.
На пороге кабинета возникла молодая девушка в белом халате, видимо, одна из медсестер. Она поклонилась мне и брату.
- Хокаге-сама, вы просили сообщить, если что-то случиться…- начала она.
Я едва удержался, чтоб тут же не вскочить на ноги. Для этого мне пришлось вцепиться рукой в край столешницы так, что побелели костяшки пальцев. Я и хотел, и боялся услышать, что она скажет дальше.
- Учиха-сан пришел в себя!
Невозможно передать словами, какое облегчение я испытал! Он жив! Несносный Мадара, он ответит за все волнения, что причинил мне! Прямо сейчас! Захотелось немедленно выпрыгнуть в окно, чтоб не тратить время на спуск по лестнице, и одни Ками знают, чего мне стоило себя сдержать.
- Продолжим позже,- бросил я брату, поднимаясь из-за стола и направляясь к двери.
Удивленно-подозрите­льное выражение лица и слегка приподнятая бровь были мне ответом. Уходя, я явственно ощущал между лопаток его взгляд, но сейчас мне было все равно, что он там задумал.
Я не помню, как добрался до больницы, как поднялся на второй этаж и как отыскал ту самую зеленую дверь среди десятков таких же.
Войдя в палату, я на несколько секунд зажмурился от яркого света: окна выходили на восток, и поднимающееся солнце слегка слепило глаза.
Мадара, сидящий на кровати, повернул голову в мою сторону и, кажется, даже попытался улыбнуться. Я же так и застыл на пороге, не в силах оторвать он него взгляд. Никогда прежде мне не доводилось видеть его таким: он сильно похудел, так что острые ключицы теперь выглядывали из разреза больничной рубашки, стал еще более бледным, даже иссиня-черные волосы потускнели. Все тело было замотано бинтами, и при одном взгляде на него мне хотелось закричать «Как ты позволил сделать с собой такое?» Но это потом, все потом. Сейчас самое важное, что он все-таки жив!
Не в силах больше сдерживаться, я подошел и, игнорируя стул, присел рядом на кровать. Насколько мгновений вглядывался в безмерно усталые, но такие родные глаза, прежде чем резко подался вперед и заключил его в объятья. Комок подкатил к горлу, и опять защипало глаза. Только обнимать это хрупкое тело, только чувствовать, как бьется совсем рядом его сердце, и больше ничего не надо.
- Никогда…- мой голос дрожал.- Слышишь, никогда… больше так меня не пугай…
На мгновение его глаза удивленно расширились, но потом он улыбнулся, теснее прижимаясь ко мне, обнял за плечи и, расслабившись, положил голову на плечо, щекоча волосами шею.
А секунду спустя я услышал тихий шепот у самого уха:
- Обещаю…
И в этот же момент - удивленный выдох откуда-то сбоку, резкий щелчок захлопывающейся двери и затихающий топот торопливых шагов по коридору.

Глава 16 (здесь и далее снова POV Мадары)

Третий день идет дождь. Все льет и льет, не прекращаясь ни на минуту. Тяжелые свинцовые тучи плотным ковром застелили небо, не давая пробиться даже крохотному лучику солнца.
Уже три дня, как я пришел в себя, но самочувствие по-прежнему паршивое. Раньше, какие бы сильные ранения я не получал, никогда не задерживался в постели больше трех дней, но в этот раз, похоже, будет иначе. И хотя сейчас я уже могу вставать и недолго ходить по комнате, однако ни о чем большем речь пока не идет.
«- Не смей себя перетруждать, Мадара! Никаких тренировок!
- Это приказ?
- Именно.»
Этот разговор состоялся вчера, и, похоже, ты был очень зол. Я решил не перечить, но вовсе не обещал пластом лежать в кровати и терпеть назойливое внимание медсестер. К сожалению, в бою я потерял слишком много чакры, и пока она не восстановиться хотя бы на половину, я вряд ли смогу покинуть это место. А тут еще эта пасмурная погода навевает на меня скуку.
К полудню, окончательно устав от безделья, я встаю с кровати и выхожу в коридор. Моему взору предстает унылый ряд одинаковых зеленоватых дверей и темно-серый мрамор под ногами. Здание совсем новое, и все вокруг еще не успело пропитаться едким запахом лекарств. Пациентов пока немного, и потому в коридоре стоит тишина. Кому-то это помогло бы расслабиться и отдохнуть, но на меня лишь нагоняет тоску. Ты навещаешь меня каждый день, но обычно ближе к вечеру, когда заканчиваешь дела, поэтому еще пару часов придется маяться бездельем. Неторопливо иду в сторону лестницы, засунув руки в карманы светлых больничных штанов.
Вдруг одна из дверей впереди распахивается, и мне навстречу выходит парень: лет на шесть младше, с коротким ежиком темных волос, в такой же одежде, что и я. Молодой чунин, раненый на первой миссии или сын какого-нибудь шиноби, повредивший ногу на тренировке с отцом? Мне все равно. Прохожу мимо, равнодушно скользнув по нему взглядом.
- Ты?!- шагов через десять догоняет меня его удивленный возглас.
Останавливаюсь и оборачиваюсь через плечо. Мы знакомы?
- ТЫ!!!- его глаза метают молнии, а голос почти срывается на крик.- Я УБЬЮ ТЕБЯ!
Ууу, сколько ненависти, у меня аж поджилки затряслись! Кто он такой вообще?
Парень мгновенно оказывается рядом, уже занеся кулак для удара. С каких это пор на меня нападают даже в больнице? Перехватываю его запястье и впечатываю незадачливого противника в ближайшую стену, заломив руку за спину. От резкого движения, все тело мгновенно отзывается болью.
- Отпусти меня!
- Не кричи,- спокойно отвечаю, не спеша, впрочем, ослаблять хватку.- Это все-таки больница.
Потом распахиваю ногой дверь в ближайшую палату, и, втолкнув парня внутрь, захожу следом. Он замирает посреди комнаты, сжимая от злости кулаки и гневно глядя на меня. Все происходящее кажется чертовски забавным, если учесть, что я ничего не понимаю.
- Ты вообще кто такой?- спрашиваю его, скрестив руки на груди.
Мальчишка меняется в лице, словно услышал в свой адрес нечто оскорбительное.
- А ты не помнишь?- шипит он, опасно сузив карие глаза, словно готов броситься на меня в любой момент.
И правда, где-то я уже видел этот упрямый взгляд. Взгляд человека, готового в одиночку бороться со всем миром. Тогда вокруг бушевало пламя, плавились камни и солнце играло на лезвии моей катаны, а в воздухе разливался металлический запах крови. Вот оно что!
- Так ты все-таки выжил,- усмехаюсь я, осматривая его с головы до ног. Взгляд цепляется за бинты, виднеющиеся в вороте рубашки.- Плечо не болит?
- Ублюдок!- рычит он и вновь бросается на меня, не замечая ничего вокруг.
Вот так бывает, когда злость затуманивает рассудок. Пожалуй, сейчас я победил бы его даже с закрытыми глазами. Удар в живот отбрасывает парня назад. Он падает на застеленную кровать и сгибается пополам в приступе жестокого кашля.
- Только ожил, и уже снова рвешься в бой?- говорю я, присаживаясь на стул перед кроватью, и, заметив его гневный взгляд из-под насупленных бровей, предупреждаю.- Не дергайся. Даже здоровому и с оружием, тебе меня не победить, а в нынешнем состоянии и подавно.
С минуту он молчит, спрятав лицо в ладонях, а потом тихо произносит:
- Я это знаю…
Уважаю людей, умеющих правильно оценить свои силы.
- Тогда возьми себя в руки.
На некоторое время в комнате устанавливается тишина, нарушаемая лишь шумом дождя за окном, и я думаю, что мне предстоит непростой разговор.
- Это ведь были вы…- в его голосе теперь только тоска и усталость,- вы убили всех моих товарищей… всех до единого… а меня оставили в живых. Почему? Чем я это заслужил?
Его взгляд устремлен прямо на меня, и в больших темных глазах уже начинают поблескивать слезы. Только этого не хватало! Я не отвечаю, продолжая наблюдать за бегущими по стеклу дождевыми каплями. Они скользят наперегонки друг с другом, сливаясь с соседними капельками в небольшие струйки.
- Ответьте мне…
Вот только не надо говорить это таким обреченным тоном, словно твоя жизнь уже закончилась.
- А ты бы предпочел умереть чужой марионеткой, так и не добившись ничего самостоятельно?- я, наконец, отрываюсь от созерцания дождя и перевожу взгляд на мальчишку. Он сидит на кровати, обхватив руками колени, и кажется совсем маленьким и незначительным.
- О чем вы?- слегка удивлен, не более.
- Незаметно подобраться и напасть на Коноху с тыла – довольно бредовая идея, если учесть, что вы почти ничего не знали о защитниках. Все сорок человек не оказали серьезного сопротивления, а я ведь просто выступил вперед, не дожидаясь подкрепления. Неужели нельзя было покончить с собой менее изощренным способом?
Он до скрежета сжимает зубы, давя в себе то ли слезы, то ли ругательства в мой адрес.
- А раз это было не массовое самоубийство, то какого черта вы сунулись сюда, толком не подготовившись? Действительно надеялись захватить деревню?- возможно, в моем голосе слишком много цинизма и скепсиса, но парень больше не злится, лишь его тонкие пальцы слегка подрагивают, комкая светлое покрывало.
- Это был приказ. Нас отправляли на войну…
- Это была не война,- резко перебиваю я,- это была бойня. Неважно, защищал я деревню или просто тешил свое самолюбие, у вас не было ни единого шанса в той битве. Вас отправили на верную смерть. Будешь отрицать?
Некоторое время он молчит, обдумывая мои слова.
- Даже если так… вам-то какая разница?- его голос неестественно тих, пожалуй, даже дождь за окном шумит громче.
- Битва на границе еще идет. Если двоим дайме хочется помахать кулаками, то пусть встретятся и набьют друг другу морды, а я не хочу терять людей из-за глупых прихотей обленившихся идиотов.
Вот теперь он действительно удивлен, смотрит на меня широко распахнутыми глазами.
- А разве не вы первые напали на нас?
Искреннее удивление в его голосе заставляет почувствовать себя совсем паршиво – ненавижу, когда из меня делают идиота.
- С этого места поподробнее.
Признаться, это война изначально показалась мне какой-то странной и нелогичной: ни серьезного повода, ни определенной цели у Камня не было, а кусочек земли у границы явно не стоил таких жертв. Тут поневоле начнешь сомневаться: а не стоит ли кто за этим. И услышанный от парня рассказ лишь подтвердил мои догадки: Цучикаге действовал по приказу феодала страны Земли. Теперь все постепенно вставало на свои места.
- Так вы думаете, война была подстроена дайме?
- А у тебя есть другие версии?- вопросом на вопрос отвечаю я, и, не получив ответа, продолжаю.- Одно я знаю точно: Конохе не нужна эта война, и мы готовы пойти на примирение. Но в этом вопросе может понадобиться твоя помощь.
- Моя?- ошарашено лепечет он (не многовато ли потрясений для одного дня?).
- Ты не в силах воскресить своих товарищей, но можешь отомстить тем, кто послал их на смерть, и не допустить новых жертв.
Мальчишка замолкает и задумывается, но на самом дне его глаз я уже вижу холодную решимость идти до конца.
- Отличная речь, Мадара,- вдруг слышится от двери знакомый твердый голос.- Оказывается, ты можешь быть и дальновидным политиком и умелым дипломатом… если захочешь, конечно.
- Только не говори, что ты просто шел мимо,- оборачиваюсь, окидывая тебя взглядом.
- Конечно нет,- ты подходишь ближе и останавливаешься за моей спиной, положив руку на плечо. С твоих волос медленно капает вода, но я не отстраняюсь, позволяя влаге впитаться в ворот светлой рубашки.
- Вы сказали – Мадара? Учиха Мадара?- переведя взгляд на мальчишку, замечаю, что его лицо вытянулось, а глаза полезли на лоб.
- Ээ… ну да,- прямо не знаю, какой реакции от него ожидать, может, опять с кулаками бросится.
- Правда?! Я столько о вас слышал!
Едва сдерживаюсь, чтоб не рассмеяться: все мальчишки одинаковы, что Камень, что Лист!
- О, да ты популярен!- насмешливо произносишь ты, наклонившись к моему уху. Длинная влажная прядь невесомо скользит по шее.
- Молчи уже, Хокаге-сама!- отзываюсь слегка раздраженно, стараясь скрыть улыбку.
- Хокаге??? Хокаге Конохи!?
У парня точно такое же лошадиное лицо и глаза размером с блюдца, как и минуту назад.
Я тихо хихикаю в кулак.
- Ладно, а если серьезно,- ты обрываешь мой смех, несильно сжав руку на плече,- ты готов нам помочь?
Теперь уже мы оба сверлим парня напряженными взглядами.
- Думаю, после того, что я узнал, я просто обязан сделать все, что в моих силах, чтоб положить конец войне. Но что именно от меня требуется?
- Доставить это письмо дайме страны Земли.
С этими словами ты извлекаешь из-под плаща темный свиток, скрепленный печатью, и передаешь мальчишке.
- Не Цучикаге, не советникам, а вашему дайме лично в руки. Понял?
Он кивает, осторожно, как драгоценность, держа свиток в ладонях.
- Позвольте отправиться сегодня же!
Знаю, ты предложил бы ему еще немного отдохнуть и восстановить силы перед дальней дорогой, но теперь его вряд ли что-то удержит здесь. Напряжение, копившееся последние дни, жаждет выхода. Я это прекрасно понимаю и потому отвечаю за тебя.
- Иди, когда сочтешь нужным, тебя никто не посмеет задержать.
Он коротко кланяется, и я выхожу следом за тобой из комнаты.
- Мадара-сан,- его голос, спокойный и серьезный, достигает меня уже на пороге, и я останавливаюсь, не поворачивая головы,- не думайте, что я простил вам убийство моих товарищей. И хотя сейчас я слишком слаб, чтобы отомстить за них, когда я стану сильнее, то найду вас, и мы сразимся вновь.
Все правильно, я ждал этих слов. Оглядываюсь через плечо, ехидно улыбаясь.
- Я буду ждать.
Когда мы возвращаемся в мою палату, я буквально падаю на кровать: не думал, что это так меня утомит. Еще и рана на животе опять начала ныть.
- Думаешь, он справится?- интересуешься ты, задумчиво глядя в окно.
Дождь все не прекращается.
- Справится. Я уверен в этом.
- Однако ты меня удивил,- немного помолчав, произносишь ты,- не думал, что ты станешь ратовать за мир и справедливость, переживать за чужих тебе людей. И еще я думал, тебе нравится воевать.
Я тяжело вздыхаю и устраиваюсь на кровати поудобнее, закинув руки за голову.
- Я не псих, бездумно жаждущий битв, лишь бой за честь и гордость с сильным противником – достойное дело. В этот раз меня просто сделали палачом, да к тому же…
Нет, пожалуй, про предательство в клане тебе лучше не знать.
- К тому же здесь у меня, можно сказать, личные счеты: никому не позволю собой манипулировать. Коноха не игрушка в руках дайме, пора ему об этом напомнить.
- Хм.
Ты не соглашаешься и не споришь, но этот хмык был слишком красноречивым, чтобы я чего-то недопонял. «Ты умеешь выразить в словах то, о чем я думаю»,- кажется, так ты мне когда-то сказал.
- Кстати, а что было в письме?- мной потихоньку овладевает любопытство.
Ты хитро улыбаешься:
- Я посоветовал ему не дразнить демонов. Некоторые из них чертовски злопамятны.
Вот уж действительно…

Глава 17

Демон-лис – сильнейший из хвостатых биджу… Чаще всего принимает форму огромного кицуне с огненно-красной шерстью и девятью хвостами… бла-бла-бла… Невероятно силен, так как имеет почти неограниченный запас чакры. Разрушительные огненные техники делают его подобным стихийному бедствию, стирающему целые города с лица земли… бла-бла-бла… Последние пятьдесят лет спит глубоко в недрах горы Каояма, что у западной границы страны Ветра, и пробудить его может лишь тот, кто обладает…
Негромкий стук в дверь заставляет меня отвлечься и поднять голову от свитка, который я упорно читал последние пятнадцать минут. На пороге появляешься ты, одетый в неизменный плащ Хокаге.
- Я уже говорил - можешь не стучать,- произношу вместо приветствия,- я все равно слышу твои шаги еще с конца коридора.
Откладываю свиток в сторону, и желтоватый пергамент тут же скручивается в аккуратную трубочку.
- Тут у меня небольшой беспорядок, не обращай внимания.
- Небольшой?- скептически замечаешь ты, окидывая взглядом комнату.
Вся кровать завалена кучей старых свитков с выцветшими от времени названиями. Еще столько же валяется на полу вперемешку со скомканными листками, исписанными моим неровным почерком. На подоконнике высится горка пепла – наиболее возмутительный свиток я сжег Катоном в приступе праведного гнева. Вот во что превращается чистая и просторная больничная палата, если в ней четыре дня подержать страдающего бездельем Учиху. Видимо, ты думаешь о том же, окидывая взглядом меня, сидящего на кровати в позе лотоса и уныло глядящего на все это безобразие.
- Что читаешь?- интересуешься, поднимая с пола один из свитков. На тонкой ленточке с него свисает небольшая сургучная печать с эмблемой клана Учиха.
- Старые документы из секретных клановых архивов. По моей просьбе их принесли сегодня утром,- отвечаю я, и добавляю с нотками оправдания в голосе.- Надо же как-то бороться со скукой.
Сперва я действительно попросил доставить их мне именно с этой целью, но потом оказалось, что даже в таком старье можно найти немало интересного: загадки Мангекьё Шарингана, Тсукиоми, Аматерасу и Сусаноо, Девятихвостый Лис – все знания, накопленные Учихами за время их существования, все тайны нашего клана собраны здесь. Не удивительно, что эти документы были засекречены, и теперь во всем клане лишь я один имею к ним доступ.
- Не хочешь взглянуть?- не удержавшись, спрашиваю я, когда ты возвращаешь мне свиток, так его и не открыв.
Несколько секунд ты напряженно смотришь мне в глаза, пытаясь определить: шучу я или нет.
Ну же, Сенджу, неужели тебе не хочется узнать, что скрывают Учихи, немного приподнять завесу тайны, окутывающей наш клан? Конечно, хочется, я это вижу! Но…
Все же уловив лукавую хитринку в моих глазах, ты вдруг улыбаешься и беззаботно отвечаешь:
- Нет, мне это не интересно.
Я просто немного тебя подразнил: хотелось увидеть реакцию. И, признаться, ничего другого я и не ожидал. На твоем месте я поступил бы точно так же, потому что понимаю: насколько бы мы с тобой не были близки, всегда останутся вещи, которыми мы не будем делиться даже друг с другом. Поэтому ты никогда не вмешиваешься в дела моего клана, как и я – в дела твоего.
Довольно улыбаюсь, убирая свитки с кровати.
- Кстати,- после недолгой возни ты достаешь что-то из-под плаща,- лови, Мадара!
Я, не глядя, хватаю брошенный тобой предмет. Это оказывается огромное, как два моих кулака, красное яблоко.
- Презент? По какому поводу?- недоверчиво спрашиваю, гадая, что же ты задумал.
- Не помнишь?- в твоих глазах пляшут веселые искорки.- Ты же сам предложил вручить подарок тому, кто станет первым пациентом этого госпиталя. Так что он заслуженно твой!
- Вот черт!- я улыбаюсь, перекатывая яблоко в ладонях. Больше всего хочется запустить им в твою наглую физиономию, вот только жалко продукт переводить: алый фрукт так соблазнительно блестит на солнце.
Плюнув на все, я впиваюсь зубами в податливую мякоть. Ммм, на вкус еще лучше, чем на вид: очень сочное и сладкое.
- Что-то душно здесь,- словно ни к кому не обращаясь, произносишь ты, снимая белый плащ и вешая его на спинку кровати, не переставая при этом за мной наблюдать.
Не отрываясь от яблока, я смахиваю в сторону оставшиеся свитки, освобождая место, и ты садишься рядом. Ничего не говоришь, просто смотришь, как я ем. Минуты через полторы, когда от красного фрукта остается одна треть, я не выдерживаю:
- Что?
- У тебя сок на подбородке,- задумчиво сообщаешь ты.
Умм, действительно. Очень сочное яблоко, даже слишком. Тянусь, чтоб стереть его рукавом рубашки, но ты вдруг перехватываешь мое запястье и, подавшись вперед, сам слизываешь сладкий сок. Неторопливо, смакуя каждую каплю. От подбородка вверх, до уголка рта, и по губам, лаская их влажным языком. Затем немного отстраняешься.
- Сладкий…
От этого чуть хрипловатого шепота по всему моему телу пробегает приятная дрожь. Оставляю недоеденное яблоко на подоконнике и уверенно обнимаю тебя за шею, приникая к губам. Это еще слаще! Твои руки, забравшись под рубашку, гладят меня по спине, и я невольно выгибаюсь, еще сильнее углубляя поцелуй. А потом откидываюсь на подушку, утягивая тебя следом. И тут же ощущаю, как заныла рана под тяжестью чужого тела. Черт, как не вовремя! Сжимаю зубы, чтоб не застонать от боли. Ты тут же приподнимаешься, опираясь на руки, и обеспокоено всматриваешься в мое лицо.
- Ничего, Сенджу… ерунда.
Я хочу этого не меньше тебя, ведь мы не были вместе, кажется, целую вечность, но понимаю, что заниматься сексом с такой раной, по меньшей мере, опасно, а то еще и болезненно.
- Расслабься,- шепчешь ты, касаясь моего лица невесомыми поцелуями,- и позволь мне… самому все сделать…
Вот как? Хочешь взять инициативу на себя? Что ж, я не против, вот только…
- Не опасаешься за свою репутацию?- ухмыляюсь, кивая головой на дверь.
Не заперто, между прочим.
Продолжая нависать надо мной, ты одной рукой складываешь печать. Из дверного косяка тут же высовывается толстая ветка и оплетает ручку, намертво фиксируя дверь.
- Неплохо,- присвистываю я.
Вот уж действительно: техника на все случаи жизни.
Ты снова поворачиваешься ко мне, и в твоих глазах я замечаю желтоватые искорки, похожие на отблески пламени, а в следующее мгновение чувствую горячее прикосновение губ к своей шее. Тут же становится жарко и тяжело дышать. Твои руки тем временем неторопливо расстегивают пуговицы на моей рубашке. На удивление прохладные пальцы легко пробегают по груди и плечам. Затем, спустившись пониже, ты целуешь ямку между ключицами и островки кожи, не скрытые бинтами.
Каждое прикосновение рождает сладкую дрожь во всем моем теле, и когда твои руки опускаются на бедра, мне остается лишь шумно выдохнуть, сдерживая стон. Но как только вслед за руками до напряженной плоти добираются и губы, я уже не могу молчать. Кладу руку тебе на затылок, вплетая пальцы в каштановые волосы, а другой зажимаю свой рот, иначе мой крик переполошит пол больницы. Сладкая пытка продолжается мучительно долго, и когда кажется, что я уже не в силах это вытерпеть, наслаждение, наконец, достигает наивысшего пика, и с моих губ срывается глубокий стон.
Обессилено роняю руки, ощущая лишь бешеный стук сердца в груди и удивительную расслабленность во всем теле. Даже рана сейчас совсем не чувствуется.
Ты приподнимаешься, стирая с подбородка белые капли, и целуешь меня в приоткрытые губы (привкус у поцелуя, должен признать, довольно своеобразный, но вовсе не кажется неприятным), а потом удобно устраиваешься рядом, подложив под голову руку.
- А как же ты?- запоздало спохватываюсь я.
- Ничего… в другой раз.
Ты выглядишь спокойным и расслабленным, и ласковая теплота во взгляде темно-ореховых глаз по-настоящему меня завораживает.
- Тогда я твой должник,- блаженно улыбаюсь, обнимая тебя за талию и прижимаясь всем телом.
- Отдашь, когда поправишься,- отвечаешь ты и, немного подумав, нагло заявляешь,- С процентами!
Ну кто бы сомневался?!

Глава 18

К сожалению, в жизни есть довольно большая категория проблем, которые не решаются сами собой с течением времени. Они имеют отвратительное свойство казаться поначалу мелкими и незначительными, но, незаметно разрастаясь, превращаются во что-то поистине ужасное. Их нельзя откладывать в долгий ящик, дожидаясь, пока они проявят свою истинную сущность, так как потом бывает уже слишком поздно что-либо предпринимать.
Предательство собственного клана, безусловно, относиться именно к этому разряду проблем. Теперь я понимаю, что мне стоило заняться этим сразу же после выборов Хокаге, когда я только почувствовал какую-то неясную тревогу. В итоге моя беспечность едва не стоила мне жизни, и два тонких шрама чуть пониже груди всегда будут напоминать об этом. Однако сейчас уже бесполезно проклинать себя за глупость: того, что произошло, не изменишь, и теперь мне остается только…
А что же, собственно, мне остается? Как я должен поступить с теми, кто меня предал? Ответ напрашивается сам собой, однако в последнее время я не склонен принимать поспешные решения. В больнице у меня было достаточно времени, что бы все обдумать, но ни к какому конкретному выводу я так и не пришел.
Еще тогда, на поле боя, я выведал у моих несостоявшихся убийц, что за покушением стоит один из старейшин клана Учиха. Конечно, изначально они не собирались ничего мне рассказывать, однако 72 часа в мире Лунного Бога развяжут язык кому угодно, поэтому в итоге я узнал все, что хотел. Теперь оставалось лишь определить, как широко в моем клане расползлась эта зараза и как от нее избавиться. В любом случае, нужно покончить с этим как можно скорее. Сегодня. А лучше прямо сейчас.
Примерно так я думаю, покидая здание госпиталя. Мои раны практически полностью зажили, да и чакра восстановилась до вполне приемлемого уровня, так что задерживаться здесь дольше не вижу смысла (я и так едва вытерпел предыдущие двенадцать дней).
Война с Камнем была прекращена, и все шиноби вчера вернулись в Коноху, однако переговоры еще продолжаются: осталось много нерешенных вопросов. Сейчас у Хокаге забот по самое горло, так что нет ничего удивительного в том, что я несколько дней тебя не видел: наверняка сидишь в своем кабинете и днем и ночью. Пожалуй, я загляну туда ближе к вечеру, захватив с собой бутылочку саке, но сначала мне нужно разобраться с моими собственными делами.
В конце улицы уже виднеются знакомые ворота с красно-белой эмблемой. «Веер, раздувающий пламя». Что ж, вполне возможно, что огонь ненависти и негодования сегодня охватит весь клан. Ну а роль веера, судя по всему, придется исполнять мне…

Экстренный совет клана Учиха – пятьдесят наиболее сильных, проверенных в боях шиноби, у каждого из которых за плечами годы преданной службы , плюс трое старейшин и я сам. Понадобилось полтора часа, чтобы собрать всех в доме совещаний, и теперь множество пар глаз, удивленных или взволнованных, устремлены на меня.
Я стою напротив большого окна, сложив руки на груди. Перевязь с катаной приятно оттягивает плечо. Не спешу начинать, дожидаясь опоздавших, и слышу тихие шепотки, то и дело рождающиеся где-то в глубине зала: все гадают, что же могло произойти, ведь последний подобный совет проходил несколько лет назад, когда наш клан был втянут в одну из самых кровопролитных войн. Даже старейшины выглядят растерянно: они ерзают на жестких стульях и то и дело сверлят меня колючими взглядами. «Что на этот раз взбрело ему в голову?»- явственно читается в их глазах. На мои губы ложится почти незаметная улыбка: они и не подозревают, о чем сейчас пойдет речь. Двери в зал распахиваются, впуская еще троих Учих, и звонкий голос разносится по всему помещению:
- Все здесь, Мадара-сама!
- Хорошо,- отвечаю я, поворачиваясь к присутствующим.
Можно начинать.

- Нас предали!- всего одна фраза, короткая и резкая, как пощечина. Просто констатация факта.
Секунд на десять в зале устанавливается абсолютная тишина, тяжелая и вязкая от напряжения. Я слышу, как с дерева за окном с тихим шорохом опадают листья, устилая землю желто-красным ковром. Уже осень… Удивительно, но я совсем не заметил ее прихода…
Додумать эту мысль я не успеваю, так как тишина вокруг взрывается гневными криками, а из-за сполохов огненной чакры становится тяжело дышать.
- Что?!
- Как!?
- Кто это сделал???
Я вижу лица, перекошенные от ярости, и черные глаза, стремительно наливающиеся алым. Шиноби кричат, перебивая друг друга, требуют объяснений, а их руки непроизвольно тянутся к оружию. Больше всего Учихи ненавидят предателей, и, не сомневаюсь, каждый из них готов ринуться в бой прямо сейчас. Поднимаю руку, призывая всех к молчанию. У них еще будет возможность выпустить на волю свой гнев. Чуть позже.
Дождавшись тишины, я продолжаю, и мой голос тверд и спокоен:
- Двенадцать дней назад, во время нападения Камня на Коноху… меня пытались убить двое шиноби из нашего клана…
«Из нашего…?»- удивленный выдох проносится по всему залу.
- Они ударили в спину, стоило мне отвернуться.
«В спину…?» А вот теперь даже самые стойкие и опытные войны скрипят зубами от злости и сжимают кулаки. Предать своего командира – позор для война. Предать, ударив в спину – позор, несмываемый до конца жизни.
- Ни чести, ни гордости,- шипит пожилой шиноби со шрамом на щеке.- Что вы предпримите, Мадара-сама?
- Уже предпринял,- отзываюсь я, позволяя себе небольшую усмешку,- думаю, их тела не стоит хоронить на клановом кладбище…
Он прячет улыбку в воротнике черного юката и едва заметно одобрительно кивает. Кажется, мы друг друга поняли.
- Но самое интересное не это,- загадочно продолжаю я, бросая взгляд на сидящих в стороне старейшин.- Те двое вряд ли бы додумались до такого самостоятельно.
Один из трех стариков, не спеша, поднимается со стула, обводит всех липким взглядом прищуренных глаз и, наконец, поворачивается ко мне.
- Ты хочешь сказать, что они выполняли чьи-то приказы?- в его голосе сквозит неприкрытый скепсис.
«Слишком много на себя берешь, мальчишка! Кем ты себя возомнил?»- безошибочно читается в его глазах, и мне даже не нужен Шаринган, чтобы это разглядеть.
- Именно,- нагло отвечаю я, скрещивая руки на груди.
Не стоит меня недооценивать!
Он хмыкает, растягивая тонкие губы в подобии улыбки, и язвительно интересуется:
- И чьи же, интересно?
Я выдерживаю эффектную паузу, прежде чем произнести:
- Ваши!
Зал снова заполняет звенящая тишина. Учихи застыли на местах и, кажется, даже не дышат.
У меня всегда были разногласия со старейшинами, но до прямых обвинений, а тем более в предательстве, еще не доходило. До сегодняшнего дня.
Старик трижды меняется в лице, хмурит седые брови.
- С чего ты это взял?- его голос становится высоким и писклявым, то ли от гнева, то ли от страха.- У тебя есть доказательства?
Я улыбаюсь, глядя на него из-под упавшей на глаза челки:
- Они мне не нужны. Те двое сами все рассказали перед смертью, и Лунный Бог тому свидетель. Желаете… поговорить с ним и убедиться?
Старик вздрагивает, и я откровенно наслаждаюсь его замешательством. «Поговорить с Лунным Богом» - не просто красивая метафора, в клане Учиха это означает побывать в Тсукиоми, вот только живым после такого «разговора» почти никто не возвращается.
В зале по-прежнему тишина, все внимательно следят за развитием событий. Старейшина, уже справившись с секундной паникой, слегка ухмыляется и, не спеша, подходит ко мне.
- В таком случае…- он опускает голову, не позволяя увидеть свои глаза,- я закончу то, что они начали!
Все происходит за долю секунды: сверкает на солнце выхваченный из рукава кунай, отражаясь ярким бликом в красных глазах, выпад вперед – и я ощущаю, как острая сталь вонзается в мое тело. А старик, оказывается, довольно проворен для своего немалого возраста и даже Шаринганом еще может пользоваться! Он с силой налегает на оружие, вгоняя его в мой живот по самую рукоятку, и пристально всматривается мне в глаза. Что ты хочешь там увидеть: удивление, ненависть, обреченность или, может, раскаяние? Вынужден разочаровать: ты не достоин ни одного из этих чувств. Я опускаю голову, так что длинные волосы падают на лицо. Думаю, он еще успевает заметить мелькнувшую на моих губах улыбку, прежде чем я разлетаюсь вокруг стаей черных птиц.
- Иллюзия?!- он отшатывается назад, отмахиваясь кунаем от кружащих над его головой воронов.
Черные перья сыплются сверху, заслоняя свет, и сливаются вместе, погружая все вокруг в непроглядную темноту. Исчезают очертания зала совещаний, и лица собравшихся Учих тонут во мраке. Старейшина вертит головой по сторонам и, понимая, что остался один, сильнее сжимает в руке кунай. Он складывает печать, пытаясь остановить течение чакры, но не тут-то было: мое генджуцу особенное, из него так просто не выбраться. Осознав бесполезность своих попыток, он замирает, прислушиваясь: неужели действительно думает, что сможет различить шорох моих шагов? Эта иллюзия - мой собственный мир, и законы здесь устанавливаю тоже я. Старик резко оборачивается, словно ожидая, что я нападу на него сзади.
- Это оскорбительно. Я не нападаю со спины,- я, наконец, появляюсь в поле его зрения.
«Наглый мальчишка!» Он не открывает рта, но его мысли слышны мне также отчетливо, как и слова.
- Думаешь, что перехитрил меня? И что дальше? Даже главе клана не позволено творить все, что вздумается!
- Меня интересует лишь одно: чего добиваетесь вы?
Мне, правда, интересно, и весь этот спектакль с генджуцу я затеял, только чтобы узнать ответ.
- Ты слишком молод!- отвечает он.- Двадцать два года – не тот возраст, в котором можно управлять кланом Учиха! Мне надоели твои сумасбродные выходки! Интересы клана – вот что должно стоять на первом месте!
- Хммм…- я задумчиво потираю подбородок и с напускной серьезностью интересуюсь,- и что же я делал не так?
Он злобно суживает глаза: уже понял, что я просто смеюсь над ним, или еще нет?
- Основание Конохи могло бы сделать клан Учиха самым влиятельным и могущественным не только в стране Огня, но и на всем континенте! Но, потакая своему упрямству, ты упустил этот шанс, отдав пост Хокаге нашему злейшему врагу! И теперь ты лишь марионетка в его руках!
Старик улыбается, показывая гнилые зубы, и, приняв мое молчание за согласие, продолжает:
- Ты всегда был очень независим и свободолюбив, не терпел, когда тебе указывают! А что теперь: Сенджу – глава деревни и влияет на все, что происходит в ней, в том числе и на тебя! Это зашло слишком далеко, клану Учиха не нужен такой безвольный лидер!
Все ясно, на этом можно было бы закончить, но я, так уж и быть, потрачу еще немного времени и поясню старику, в чем он заблуждается.
- Хокаге влияет на все в этой деревне - это верно. Ну а я всего лишь…- позволяю себе легкую улыбку, прежде чем произнести,- … влияю на него. Если Сенджу - голова, то я - шея.
В этом есть доля правды, ну а подробности наших отношений ему вовсе незачем знать.
- В любом случае, если не секрет, кого вы хотели сделать главой Учиха, если бы ваш план удался?
Он тут же отводит взгляд, не отвечая, но мысли выдают его с потрохами: «Уж я точно справился бы с этим лучше тебя!»
Что? Неужели все так просто?
- Хотели убить меня и самому стать главой?- он молчит, не сводя с меня тяжелого взгляда.
Тяжело вздыхаю и складываю печати:
- Как скучно…
Темнота вокруг тут же начинает оплывать вниз, оставляя на стенах грязные потеки, которые, впрочем, тоже мгновенно исчезают. Техника прервана, и мы снова стоим посреди зала совещаний. Толпа хмурых и молчаливых Учих обступает нас со всех сторон.
- Так значит, это правда?- спрашивает молодой шиноби, стоящий ближе всех. Он, как и все остальные, не сводит напряженного взгляда красных глаз со старейшины.
Старикан удивленно озирается и вдруг резко поворачивается ко мне, пораженный внезапной догадкой.
- Они все слышали?
Я лишь ухмыляюсь вместо ответа: я же говорил, что сам устанавливаю законы в мире иллюзии, и донести до всех наш разговор не составило труда. Теперь мне действительно не нужны никакие доказательства!
- Разве вы не знали, что преступление против меня есть преступление против всего клана Учиха?
Вот теперь он по-настоящему испуган: бегают по кругу маленькие глазки, ищут спасительную лазейку; открывается рот, но скованное страхом горло не может выдавить ни звука; дрожащие пальцы сжимают кунай (последняя надежда на спасение?). Он дергается вперед в неаккуратном резком рывке: рассчитывает снова меня ударить? Глупо…
Всего один взмах катаной – на несколько мгновений замирают в воздухе капли крови – и тело старика бесформенной кучей падает к моим ногам. И снова тишина, но уже не напряженная – одобряющая. Ками-сама, как же я от этого устал! Но расслабляться еще рано: я должен доиграть свою роль до конца.
Кровь медленно растекается по полу красной лужей, и я отступаю на шаг, чтоб не испачкать обувь. Поворачиваюсь к двум оставшимся старейшинам. Те стоят неподалеку, шокированные произошедшим. Думаю, они не были замешаны в покушении, но напомнить им их место все же не помешает.
- Впредь, если у кого-то появятся возражения или претензии ко мне, я желаю выслушать их сразу же, чтобы не повторилось… такого.
Красноречивый взгляд на труп их коллеги, теперь уже бывшего, заставляет старейшин побледнеть еще сильнее. Спустя пару секунд один из них выступает вперед, коротко кланяясь мне:
- Как прикажете, Мадара-сама. Мы примем любое ваше решение!
Вот теперь действительно все, можно и передохнуть. Вернув катану в ножны, я иду к выходу из зала, сквозь расступившуюся толпу Учих, провожающих меня восхищенными, с толикой благоговения и суеверного страха, взглядами. Но, уже взявшись за ручку двери, я все же останавливаюсь, повернувшись через плечо. Мой голос звучит тихо и устало:
- Приберите здесь.

По дороге до дома я настолько погружен в свои мысли, что не замечаю ничего вокруг. Машинально переставляю ноги, а на моем лице наверняка застыло напряженно-задумчив­ое выражение. На пол пути мне встречается кто-то из клана, почтительно здоровается и поздравляет с выздоровление, и, кажется, я даже что-то отвечаю.
Как только дверь дома захлопывается за спиной, на меня тут же наваливается какая-то предательская слабость. Хочется упасть на диван, накрыть голову подушкой и, ни о чем не думая, проваляться так до самого вечера. Но не время раскисать: я еще хотел навестить Сенджу. Эта мысль придает мне сил, так что моему любимому дивану, судя по всему, и сегодня придется пустовать.
Любому уважающему себя войну первым делом надлежит позаботиться о своем оружии, поэтому я сначала аккуратно оттираю с катаны всю кровь, и лишь смазав ее и вложив в ножны, направляюсь в душ. Сбросив одежду, включаю едва теплую воду и, закрыв глаза, с наслаждением подставляю лицо освежающим струям.
Ощущение такое, словно смываю кровь с себя, как недавно с катаны. Волосы, напитавшись влагой, тут же тяжелеют, и я перебрасываю их за спину. Слежу, как вода стекает на пол и убегает в сток, образуя маленький водоворотик. Кажется, что в моей голове точно также вращаются неприятные, надоедливые мысли. Я только что убил старейшину собственного клана, но причина ведь не в этом, да?
«Предатель есть предатель, и не важно ребенок это или столетний старик - наказание для всех едино»,- так меня учили. Значит, я поступил правильно… Но отчего же тогда так паршиво на душе? Всего один человек… А если бы они все предали меня? Смог бы я убить их всех, до единого..? И самое отвратительное в этой истории, что – да – смог бы…
Устало прислоняюсь лбом к прохладному кафелю: иногда я просто ненавижу свой клан!
Теплая вода омывает мое тело, унося с собой и тяжелые мысли, поэтому минут через двадцать я все же выхожу из душа, достаточно бодрый и посвежевший. Наспех вытирая голову полотенцем, я переодеваюсь в черные штаны и тонкий черный свитер, какой джоунины обычно носят под форменным жилетом. К сожалению, саке у меня в доме не оказалось, а отправлять кого-то в винный погреб или идти туда самому ужасно не хочется, поэтому сегодня обойдемся без спиртного.
Когда я покидаю квартал Учиха, солнце уже клонится к горизонту, подсвечивая последними красноватыми лучами края облаков. Закасываю рукава свитера и, засунув руки в карманы, не спеша направляюсь к резиденции Хокаге.
Но у входа меня ожидает небольшое разочарование в виде младшего Сенджу, беседующего на крыльце с двумя джоунинами. Почему-то сейчас меньше всего хочется вступать в словесные перепалки с этим мальчишкой, поэтому я, проигнорировав главный вход, сворачиваю на неприметную тропинку. Обойдя здание по периметру, останавливаюсь как раз над окнами кабинета Хокаге. Подняться по стене с помощью чакры до уровня второго этажа – сущие пустяки, и вот я уже заглядываю сквозь стекла в помещение. За время моего отсутствия ничего не изменилось, разве что гора бумаг на столе стала раза в три больше, плюс несколько внушительных стопок расположились и на полу. Из-за спинки высокого кресла виднеется лишь твой затылок, но, подозреваю, что и остальная часть Сенджу Хаширамы тоже там. Улыбаюсь собственным мыслям и негромко стучу в окно. Ты отрываешься от работы и поворачиваешь голову на звук. Несколько секунд удивленно смотришь на меня. Не делай такое лицо: я не мираж и исчезать вовсе не собираюсь! Наконец, встаешь из-за стола и распахиваешь окно.
- Люди не просто так придумали двери, Мадара,- с нотками недовольства произносишь ты, как только я оказываюсь в комнате. Но по твоим глазам видно, что все раздражение напускное, и на самом деле ты рад меня видеть. Поэтому я лишь отмахиваюсь, проходя вглубь кабинета.
- Ты все-таки сбежал из больницы.
Не спрашиваешь – утверждаешь. Ну знаешь ли, Сенджу…
- Вовсе нет. Я уже поправился, и меня официально выписали.
- Но в последний раз, когда я тебя видел…
- Это было три дня назад,- перебиваю, не желая продолжать этот глупый спор.
Кажется, ты немного удивлен. С такой работой совсем не успеваешь следить за временем, да?
- Да ладно тебе, Сенджу, я уже в полном порядке. Смотри,- я поднимаю свитер, открывая твоему взгляду два чуть розоватых шрама.
Вполне приемлемый вид, если сравнивать с тем, что было раньше. Ничего не отвечая, ты подходишь ближе, и в следующее мгновение я ощущаю прикосновение твоих ладоней к моему животу. Теплые пальцы слегка поглаживают свежие рубцы, приятно щекоча кожу. Чувствую, как учащается твое дыхание, и в глазах появляются так знакомые мне золотистые искорки. Обнимаю тебя за плечи и тянусь к губам. Встречаемся, как обычно, на пол пути.
Спустя секунду сильные руки уже скользят по моей груди, а на твоих губах я ощущаю мягкий привкус зеленого чая. Приятно…
Из состояния блаженства меня вырывает звук открывающейся двери и громкий мальчишеский голос:
- Хаширама, я тут принес…
Голос захлебывается на полуслове, и что-то с тихим шуршанием падает на пол. Даже не открывая глаз, я чувствую, как меня прожигает чужой взгляд. Еще секунды через две мы все же прерываем поцелуй, но остаемся стоять неподвижно. Я выглядываю из-за твоего плеча, наслаждаясь шоком на лице твоего младшего брата. Он застыл в дверях, и, кажется, не может даже слова произнести, его взгляд почему-то устремлен на твои руки, все еще обнимающие меня под свитером за талию. Вдоволь налюбовавшись его вытянувшейся физиономией, я небрежно обнимаю тебя за шею, положив голову на плечо, и лукавым голосом интересуюсь:
- Стучать не учили?
Мальчишка мгновенно заливается краской, так, что даже кончики ушей становятся ярко-малиновыми.
Не разжимая объятий, ты поворачиваешь голову через плечо и невозмутимым тоном уточняешь:
- У тебя что-то срочное… Нориаки?
Он краснеет еще сильнее, хотя, казалось бы, дальше уже некуда, и теперь его лицо составляет просто потрясающий контраст с ярко-белыми волосами.
- Н-нет… Я попозже зайду,- все-таки справившись с собой, на одном дыхании выдает он, и мгновенно исчезает за дверью, позабыв собрать рассыпавшиеся по полу свитки.
Думаю, быстро уходя прочь от кабинета, он еще слышал мое сдавленное хихиканье и твое «Это не смешно, Мадара!».
На самом деле это было очень смешно, и я несколько минут не мог успокоиться.
- Да ладно тебе, Сенджу,- вытирая выступившие от смеха слезы, говорю я,- он и так уже нас видел, еще тогда, в больнице.
- Так значит, это был он?- задумчиво смотря в окно, спрашиваешь ты.
Я киваю, вспоминая белую взлохмаченную шевелюру и глаза размером с блюдца, виднеющиеся из-за приоткрытой двери. Однако такого выражения лица, как сегодня, мне видеть еще не доводилось!
- Ну и ладно,- наконец, решаешь ты и снова притягиваешь меня к себе.- За тобой должок, ты помнишь?
С каких пор ты стал таким наглым? От меня, что ли, заразился?
- Разумеется,- ехидно улыбаюсь в ответ, расстегивая пуговицы на твоем плаще,- с процентами… Только, Сенджу, будь добр, на этот раз запри дверь!

0

18

Глава 19 (POV Сенджу Нориаки)

Эта ночь выдалась странно тихой и теплой для начала осени, словно ушедшее уже лето неожиданно решило отвоевать себе еще один денек и побаловать людей хорошей погодой. Тяжелые свинцовые тучи, нависавшие над деревней последние несколько дней, немного поредели и нестройной стайкой потянулись на запад, открывая взору темно-синее небо. И даже появившийся ближе к ночи ветерок не принес с собой обычного зябкого холода, а лишь несмело шевелил занавески на окнах. Сидеть таким приятным вечером дома казалось абсолютно непростительным.
Это было самое лучшее время, чтоб прогуляться по деревне и подышать свежим воздухом, особенно если учесть, что сегодня днем я пришел с миссии и, без сил упав на кровать, проспал шесть часов подряд. И теперь, когда на небе загорались первые звезды, сна уже не было ни в одном глазу. Поэтому, когда все нормальные люди расходились по домам после тяжелого дня, а дети и вовсе видели десятый сон, я шел в сторону резиденции Хокаге, петляя по пустынным улочкам Конохи. Тишину вокруг нарушало лишь пение цикад и негромкий шелест листвы на деревьях. Но скоро уже нечему будет так приятно шелестеть, потому что осень все больше вступала в свои права, вытесняя холодным ветром и мелким дождем припозднившееся лето. Лес вокруг деревни почти полностью окрасился в золотые и багровые цвета, но скоро и этот – последний в сезоне – наряд будет сброшен за ненадобностью. А дальше, кто знает, может, в этом году даже выпадет снег…
Я поднял голову вверх, любуясь звездным небом. Здесь, вдали от главной улицы, спокойствие и умиротворение, казалось, витало в самом воздухе, и подобная обстановка как нельзя лучше настраивала на неторопливые размышления о чем-нибудь Высоком или Бесконечном…
- Докладываю, капитан: в южной части деревни цель не обнаружена!- звонкий четкий голос раздался совсем рядом из-за угла, заставив меня замереть от неожиданности и внимательно прислушаться.
- Продолжайте поиски,- ответил второй голос, низкий и немного хриплый, явно привыкший отдавать приказы.- Группа номер два, еще раз проверьте Западные ворота, опросите охранников, группы три и шесть…
Я осторожно выглянул из-за угла здания, оценивая обстановку: с десяток шиноби в форме джоунинов и чунинов стояли перед резиденцией Хокаге, негромко переговариваясь между собой. Их банданы с эмблемой Конохи холодно поблескивали в лунном свете. Свои. Но что они делают? На учения не похоже: слишком серьезные и сосредоточенные у всех лица. Может, что-то стряслось? Есть только один способ это узнать.
- Что здесь происходит?- чунин, за спиной которого я вдруг оказался, вздрогнул и резко обернулся (я знаю, что моя привычка бесшумно подкрадываться очень раздражает окружающих, но ничего не могу с собой поделать!).
- А, это вы, Сенджу-сан,- с тщательно скрываемым облегчение произнес он, приветственно кланяясь мне.
Я ответил коротким кивком, ожидая ответа на вопрос. Вперед вышел пожилой приземистый шиноби, видимо, обладатель того самого «командного» голоса.
- Хокаге-сама пропал,- сообщил он сухим тоном,- мы ищем его, но пока безрезультатно.
Я ослышался? Что за бред он несет?
- Если это шутка, то неудачная! Что значит «пропал»? Хаширама не котенок, чтобы просто потеряться!
- Но это правда, Нориаки-кун,- ленивый, чуть растягивающий гласные голос, раздавшийся за моей спиной, мог принадлежать только одному человеку.
Настал мой черед оборачиваться, чтобы увидеть невысокого старика с длинными седыми волосами. Главный старейшина клана Сенджу собственной персоны. Раз уж ОН здесь, значит, действительно что-то случилось.
- Это правда,- повторил он.- Два часа назад к нам прибыл сокол из станы Воды со срочным посланием для Хокаге.
Старик показал мне темно-красную папку, которую до этого держал в руке.
- Эти документы должны быть подписаны Хаширамой и отправлены обратно как можно скорее, но проблема в том, что мы нигде не можем его найти,- старейшина на мгновение задумался, но потом, опережая мои вопросы, продолжил:- Восемь групп шиноби были срочно вызваны для поисков, но не нашли даже следов Хокаге. Он как сквозь землю провалился.
Действительно странно: мой брат не из тех людей, что просто так исчезают, не сказав никому ни слова.
- В особняке его точно нет, я только что оттуда,- задумчиво произнес я,- а в резиденции хорошо искали?
- Не недооценивайте нас, Нориаки-сан,- вклинился в разговор тот самый пожилой капитан, раздававший приказы,- мои люди проверили там каждый уголок: залы заседаний, кабинеты, архивы, даже подземные этажи!
- А…
- А также обыскали больницу, все бары, отели и горячие источники в деревне! Хокаге-сама нигде нет!- звучало убедительно.- Мы не обращались к простым людям, чтоб не вызвать паники, но не смогли найти даже следов его пребывания.
- Единственное, что мы знаем,- добавил старейшина, когда шиноби замолчал,- Хаширама не покидал Коноху, его чакра все еще ощущается где-то здесь, но ничего более конкретного сказать не могу.
Они оба вопросительно уставились на меня, словно я мог в одночасье решить все проблемы. И хотя особых идей на этот счет у меня не возникло, надо было все же что-то ответить.
- Судя по всему, он не хотел, чтоб его нашли,- это первое, что пришло мне в голову, и слова сорвались с губ прежде, чем я успел подумать о последствиях.
Пожилой шиноби изрядно удивился, видимо, такого варианта он и не рассматривал, а старейшина поморщился, словно проглотив что-то кислое. Мда, судя по их лицам, энтузиазма в поисках моего брата у них явно поубавилось. Однако через несколько секунд старик вдруг оживился, подняв на меня сияющие глаза (ох, не нравится мне этот взгляд…¬).
- Нориаки-кун,- с нотками торжественности в голосе объявил он,- на тебя возлагается важная миссия на благо деревни! Разыщи своего брата и передай ему эти документы!
И прежде чем я опомнился, он уже всунул мне в руки злосчастную папку.
- Да-да,- быстро затараторил и шиноби, пресекая все мои возражения.- Вы же лучше всех знаете своего брата, так что, кроме вас, никто с этим не справится! Мы уже сделали все, что могли!
- Пусть подпишет и отдаст обратно, вместе с теми бумагами, что я приносил ему сегодня утром,- снова встрял старейшина, не давая мне и рта раскрыть.- И помни: к рассвету эти документы уже должны быть на пути в страну Воды. Удачи, Нориаки-кун, мы на тебя рассчитываем!
Глядя в спины невысоких удаляющихся фигур, я понял, что отказываться, в общем-то, уже поздно.

Я шел по главной улице Конохи в направлении жилых кварталов, засунув руки в карманы и задумчиво глядя по сторонам. Ночь окончательно опустилась на деревню, и непроглядная темнота окутала все вокруг, собираясь чернильными пятнами в самых глухих переулках. Луны, как назло, не было, а света далеких звезд не хватало даже на то, чтоб увидеть дорогу под ногами. Пару раз я проходил мимо баров, работающих всю ночь, но лишь на пару минут задерживался в пятне света, льющегося из окон вместе с запахами саке и голосами посетителей, потом поправлял папку под мышкой и следовал дальше.
Я должен разыскать Хашираму до рассвета. Очевидно, что носиться по деревне сломя голову в надежде случайно его встретить – бесполезно, поэтому я не торопился, предпочитая все обдумать. На самом деле, нет ничего удивительного в том, что именно мне поручили этим заняться.
И хотя меня не покидало ощущение, что старейшина просто свалил на меня работу, которой не хотел заниматься сам, я в какой-то степени мог его понять: раз мой брат никому не сказал, куда уходит, и не оставил даже записки, где его можно найти в случае чего (как он обычно поступал), значит он действительно не хотел, чтоб его беспокоили. А в таком случае искать его совершенно бесполезно. Старейшина и капитан поручили это мне, потому что я, по их мнению, мог знать о Хокаге что-то такое, что не известно остальным.
- Как же это напрягает…- тяжело вздохнул я, и только сейчас заметил, что стою перед большими деревянными воротами. Куда это я забрел?
Одинокий фонарь, слегка подрагивающий от ветра, подсвечивал край большого рисунка, сделанного прямо на дощатой поверхности. Целиком не разглядеть, но что-то знакомое. Похоже на… веер!?
Я выругался сквозь зубы, узнавая ненавистную бело-красную эмблему. Надо же было так задуматься, чтоб не заметить, как дошел до квартала Учих!
- Сюда-то мне точно не надо,- прошептал я себе под нос, поворачиваясь к воротам спиной.
Лучше еще раз подумать, где может быть Хаширама. Возможно, он заглянул к кому-то из старых знакомых и засиделся допоздна…
Я вдруг замер, пораженный внезапной догадкой. К кому-то из знакомых…? Я повернулся через плечо и внимательно посмотрел на эмблему на воротах, словно там мог быть написан ответ. Место, где Хокаге уж точно не стали бы искать посреди ночи… Может ли он быть у…?
- Нет, это совершенно невозможно! О чем я только думаю?- прозвучало немного нервно, как будто я пытался себя убедить.
Как по закону подлости, именно в этот момент перед глазами всплыла картина, случайным свидетелем которой я стал несколько дней назад. Мой брат, целующий Учиху Мадару… нежно, мягко, глубоко… До сих пор не могу поверить в то, что видел! Я бы с радостью счел это чьей-то неудачной шуткой с генджуцу и постарался бы выкинуть из головы, вот только… его блестящие черные глаза, влажные после поцелуя губы и это насмешливое «Стучать не учили?» я буду помнить, наверное, до конца жизни. Мне еще никогда не было настолько стыдно!
Чувствуя, что против воли снова начинаю краснеть, я помотал головой, отгоняя ненужные мысли. Все-таки Хаширама вполне мог быть сейчас у Учихи, как бы мне не хотелось это признавать. Однако перспектива искать его ТАМ меня совсем не радовала. Лучше всего было бы подождать до утра, ведь на работу он никогда не опаздывает, вот только… Я перевел взгляд на папку в моих руках.
Вдруг это действительно срочно, и если Хокаге не подпишет эти бумаги как можно скорее, то у всей деревни могут быть неприятности? Что, если так? Тогда уйти сейчас означает поставить под угрозу все, что мне дорого, из-за собственной нерешительности и эгоизма! А раз так, то мне плевать, что подумает обо мне Мадара: я пришел за своим братом, и если он здесь, я его найду!
Я решительно толкнул тяжелые створки, и те поддались с неожиданной легкостью, впуская меня в «логово красноглазых демонов».
Прямо от ворот начиналась широкая улица, по обе стороны от которой теснились аккуратные деревянные домики с длинными террасами. На каждом из них висели бумажные фонари с эмблемами клана, освещавшие все вокруг неярким красноватым светом. Было тихо, странно тихо и совсем безветренно. Казалось, что это место не принадлежит ко всему остальному миру, а живет по собственным законам, храня в себе множество страшных тайн.
Я был так зачарован царившей здесь мистической атмосферой, что продолжал двигаться вглубь квартала, пока ворота не остались далеко позади. Только потом я сообразил, что совершенно не знаю, куда идти дальше и где искать моего брата. Я был здесь впервые и понятия не имел, где находится дом главы клана. По идее, это должно было быть большое, выделяющееся на фоне остальных здание, но пока ничего подобного я не заметил. Остановившись посреди дороги и оглядываясь по сторонам, я вдруг увидел блеснувший в одном из переулков желтый огонек. В следующее мгновение на дороге показался мальчишка, державший на вытянутой руке небольшой фонарь, и поспешил в мою сторону.
Он уже почти прошел мимо, когда я схватил его за руку.
- Постой, парень!
Он резко поднял на меня взгляд, словно только что заметил мое присутствие. Сверкнули из-под густой челки алые глаза, и я невольно отшатнулся, едва не споткнувшись о камень. Но в следующее мгновение видение исчезло, и мальчик смотрел на меня обычными черными, как у всех Учих, глазами. Это был просто блик от фонаря, да?!
- Вам помочь?- вполне вежливо поинтересовался он.
На вид мальчишке было лет девять, и я удивился, что он делает здесь посреди ночи, но раз уж я его встретил, нужно использовать этот шанс.
- Я ищу дом главы клана.
Он смерил меня с головы до ног каким-то оценивающим взглядом, словно решая, достоин ли я получить ответ.
- Вы ведь Сенджу,- констатировал он, вероятно, заметив на моей одежде эмблему клана.- Пойдемте, провожу. В темноте все равно не найдете.
Не найду, потому что я Сенджу, или потому что в темноте? В любом случае, цепляться к словам сейчас было неуместно, и я покорно двинулся следом за моим проводником. Мы сразу свернули с главной улицы и некоторое время петляли по темным переулкам, куда почти не проникал красноватый свет фонарей.
- Так короче,- объяснил мальчик, заметив мой вопросительный взгляд.
И в самом деле, через пару минут мы вышли на широкую освещенную улицу, но я вовсе не уверен, что смог бы повторить такой путь в одиночку.
- Вот,- мальчишка указал на один из ближайших домов.
- А ты уверен… что это дом главы клана Учиха?- скептически переспросил я.
Парень удивленно посмотрел на меня, потом на дом, вытянул вперед руку с фонарем.
- Уверен,- заключил он, но в голосе еще слышались нотки удивления.- А что не так?
Мы стояли перед небольшим двухэтажным домом, ничем особенным не отличавшимся от остальных. Аккуратная дорожка к крыльцу и бумажный фонарь у входа дополняли картину.
- Ну… я думал, он будет… побольше что ли.
Мальчик хихикнул, прикрыв рот ладонью: видимо, мои слова его позабавили.
- Мадара-сама сказал, что строить огромный дом всего для одного человека, глупо и расточительно.
- Для одного?- слова слетели с губ прежде, чем я успел об этом подумать (кажется, это становится плохой привычкой).
- Ну да, он же живет один,- искренне изумился парень.
Я не знал, есть ли у Учихи Мадары семья, да и не хотел знать, по правде говоря. Так что, наверное, нет ничего удивительного в том, что он живет один в обычном доме, так не похожем не особняк главы Сенджу. Но мне все равно стало как-то не по себе.
- Ладно, я побежал! Удачи вам!- крикнул на прощание мальчишка и быстро скрылся на одной из боковых улочек.
Мое запоздалое «Спасибо» полетело ему вслед.
Я тяжело вздохнул (все-таки Учихи совсем не похожи на нас) и уверенно двинулся к дому. Света в окнах не было, что и неудивительно – ночь на улице, однако из-под входной двери просачивался тонкий тусклый лучик, словно в прихожей горела лампа или свеча. Я поднялся по деревянным ступенькам, и ни одна из них не скрипнула под моими ногами. Уже занеся руку для стука, я почувствовал, что дыхание мое участилось, а сердце почему-то забилось быстрее. Меня окутало непонятное волнение, не дававшее связно мыслить. Я и хотел войти в этот дом, и боялся одновременно.
Вдруг разозлившись на самого себя за эту слабость, я решительно постучал. Никогда не отступал перед Учихами и сейчас не отступлю! И Мадара просто один из них!
Через несколько минут в окнах первого этажа зажегся свет, и я услышал топот босых ног, а затем раздраженно ворчание:
- Незачем так барабанить! Я слышал и с первого раза!
Только сейчас я сообразил, что, задумавшись, все еще продолжаю стучать. Я резко отдернул руку, и, затаив дыхание, наблюдал, как открывается дверь. Но то, что я увидел, повергло меня в ступор, на мгновение заставив усомниться, что представший передо мною человек – тот самый безжалостный и язвительный Учиха Мадара, которого я знаю. Потому что он, одетый в одни черные штаны, с растрепанными волосами, в беспорядке рассыпавшимися по плечам, и заспанным лицом, больше всего был похож не на сурового правителя или кровожадного война, а просто на парня, которого выдернули посреди ночи из теплой постели. Ни капли привычного высокомерия, удивленный, немного растерянный вид. И я стоял, просто рассматривая его, не в силах вымолвить ни слова. Он тоже замер на пороге, и на его лице отчетливо читалось что-то вроде «Я еще сплю, и это просто дурной сон!». Спустя минуту он вопросительно приподнял бровь, видимо, осознав реальность происходящего, и я впервые за последние двадцать минут вспомнил, зачем сюда явился.
- Хаширама не у тебя?- ляпнул я таким тоном, словно будить посреди ночи главу клана Учиха и выспрашивать подобное – в порядке вещей.
Он удивленно заморгал, и меня бы обязательно позабавило выражение его лица, если б в этот момент я не был занят попытками успокоить бешено колотящееся сердце. Ладони моментально вспотели, и предательская дрожь в ногах ощущалась все сильнее. Какого черта я так волнуюсь? Ну же, Учиха, не молчи!
- Проходи,- вдруг сказал он, отступая на шаг, и я заметил легкую улыбку, мелькнувшую на его губах.
Он приглашает меня войти, значит ли это, что мой брат все-таки тут? Я зашел в дом, остановившись посреди просторной гостиной, и совершенно не зная, что делать дальше.
- Располагайся,- Мадара прошел мимо меня, махнув рукой в сторону кухни, и направился к лестнице на второй этаж.
- А Хаширама…
- Я его сейчас разбужу.
Ага. Разбудит. Хорошо. Постойте-ка… Разбудит?! ОН ЧТО, СПИТ?! Какого черта!? Едва сдерживая бушующий в душе ураган эмоций, я все-таки заставил себя пойти на кухню и сесть на одну из небольших табуреток за столом. Чтобы немного отвлечься, стал разглядывать комнату. Она слегка удивила меня чистотой и порядком: никакого мусора по углам и гор грязной посуды в раковине - совсем не так, как я представлял себе жилище холостяка-Учихи. В углу обнаружился приличного размера холодильник, и мой желудок призывно заурчал, напоминая, что последний раз я ел сегодня днем, когда пришел с миссии.
Проверять, что есть у Учихи съестного – было бы верхом неприличия, поэтому я быстро отвернулся к окну, чтобы не было даже соблазна приоткрыть белую дверцу и заглянуть внутрь.
Спустя пару минут на лестнице послышались шаги, и я внутренне замер. Какая-то часть моего разума еще отказывалась поверить в то, что Хаширама все-таки здесь. Но в кухню снова вошел Мадара, как ни в чем ни бывало пройдя мимо меня, и завозился у плиты, ставя на газ чайник.
- Он сейчас спустится,- произнес он, прежде чем я успел открыть рот.
Еще пару минут прошли в молчании. Учиха достал пакетик с чаем и насыпал понемногу в три кружки, потом добавил в каждую еще по щепотке чего-то непонятного. Мне же оставалось лишь сверлить взглядом его спину, пытаясь унять волнение. В такой обстановке я против воли стал подмечать в его облике такие детали, о которых раньше и помыслить не мог. Например то, что сложен Мадара был просто превосходно – при внешней обманчивой хрупкости, в его теле не было ни капли лишнего жира, только тугие мышцы и сухожилия, но и тощим его ни в коем случае нельзя было назвать. Я обратил внимание на шрамы, во множестве покрывавшие его спину и плечи: длинные и узкие - от катан, короткие – от кунаев, какие-то рваные – от веревок или цепей, давние, полностью зажившие, или, наоборот, совсем свежие. Они явственно говорили о том, сколько раз он побывал на краю гибели.
- Дыру прожжешь,- не поворачиваясь, буркнул Учиха, заставив меня смутиться и поспешно отвести взгляд.
Молчание затягивалось, и когда я уже почти раскрыл рот, чтобы спросить что-то, о чем наверняка стал бы потом жалеть, от двери раздался знакомый твердый голос.
- Я думал, это шутка.
Я резко взглянул в ту сторону, и, в который раз за день, у меня перехватило дыхание. Нет, в том, что человек в дверном проеме был именно моим старшим братом, я не сомневался, но его внешний вид: из одежды, как и на Учихе, только штаны, мутные после сна глаза и отпечаток от подушки на щеке, приводили меня в смятение. Последний сопротивляющийся уголок моего сознания все же сдался и признал, что мой брат действительно ночевал у Учихи.
- Поверь, Сенджу, даже я не придумал бы такого,- со смешком отозвался Мадара.
Хаширама улыбнулся в ответ и присел за стол, чуть щуря глаза от яркого света.
- Так что стряслось?- подавив зевок, спросил он.
- Тебя все обыскались,- начал я,- наши шиноби перевернули вверх дном резиденцию Хокаге, проверили все места, где ты, по их мнению, мог бы быть, но так ничего и не нашли, поэтому старейшина поручил дальнейшие поиски мне. Я должен передать тебе кое-что важное.
На этом я замолчал, бросив красноречивый взгляд в сторону Учихи, который все еще возился с чаем. Если документы предназначены только для Хокаге, то и незачем всяким посторонним о них знать.
- И?- брат не заметил моего взгляда или предпочел не замечать.
Но я все еще упрямо молчал, и, наверное, если бы мог, действительно прожег бы у Мадары в спине изрядную дыру. Хоть он и хозяин в этом доме, но пусть хотя бы из комнаты выйдет – говорить при нем я не буду. Хаширама взглянул на меня, опасно сузив глаза.
- Нориаки!- голос был повышен совсем чуть-чуть, но этого было достаточно, чтобы я почувствовал, как по позвоночнику пробежала стайка неприятных мурашек.
Как хочешь, брат, я тебя предупредил.
Вслед за моими мыслями на стол полетела красная папка, до сих пор покоившаяся в моих руках.
- Срочное послание из страны Воды,- сухо прокомментировал я,- подписать и отправить обратно до рассвета.
Учиха, к моему удивлению, никак не отреагировал на эти слова. Хаширама тоже ничего не ответил, лишь развязал веревочки, скреплявшие папку и, достав несколько листов, углубился в чтение.
Тем временем, чайник на плите закипел, и Мадара налил горячей воды в кружки. По всей кухне тут же распространился приятный сладковатый запах, он слегка щекотал ноздри и сильнее пробуждал во мне аппетит. Учиха поставил кружки на стол, а сам зашел к брату за спину и, немного наклонившись, через плечо заглянул в документы.
- Хм,- фыркнул он спустя пару секунд,- и ради такой ерунды надо было поставить на уши пол деревни?
Я едва не задохнулся от возмущения: да что он может понимать?!
- Согласен. Старейшины в своем репертуаре,- вдруг ответил ты, окончательно сбив меня с толку, и, помолчав немного, добавил, обращаясь к Учихе:- Вот сюда взгляни.
Мадара наклонился пониже и внимательно пробегал глазами по строчкам. При этом его длинные волосы упали на остальные документы, а своей щекой он почти касался щеки моего брата. Хаширама тоже сосредоточился на чтении, никакого дискомфорта от близости Учихи, по-видимому, не испытывая, а потом вдруг поднял руку и привычным жестом заправил за ухо одну из черных прядей. ЕГО прядь СЕБЕ за ухо! Даже не заметив ошибки! Могу поклясться, что Учиха, как раз таки, заметил, но ничего не сказал. Эта сцена почему-то показалась мне еще более личной, чем та, что я видел недавно в кабинете Хокаге, и так же, как тогда, я не мог отвести взгляда. Я испытал настоящее облегчение, когда Мадара закончил читать и выпрямился.
- Любопытно,- произнес он, задумчиво потирая подбородок.
- Вот и я о том же,- ответил Хаширама, обмениваясь с Учихой загадочными взглядами.- Подписать?
- Думаю, пока не стоит,- как-то хитро ухмыльнулся тот, присаживаясь за стол и отпивая из своей кружки.
- Хм.
Так веско хмыкать умел только мой брат: вроде и не сказал ничего, но сомнений в его ответе не оставалось.
Некоторое время тишину в кухне нарушал лишь шелест бумаги и мерное тиканье настенных часов, показывающих пол третьего ночи. Хаширама продолжал перебирать документы, иногда ставя на них свои подписи и периодически отпивая из кружки. Учиха тоже неторопливо попивал чай, задумчиво смотря в окно (как будто в такой темноте можно было что-то разглядеть). Создавалось впечатление, что он сейчас находится где-то глубоко в своих мыслях и не замечает ничего вокруг. Но такой умиротворенный облик не мог меня обмануть (по крайней мере, мне хочется в это верить). Я никогда не доверял этому человеку, и искренне не понимал, почему мой брат позволил ему подобраться так близко. И хотя сегодняшнее его поведение рушило все устоявшиеся стереотипы, я никак не мог понять, притворяется он сейчас или нет. Мадара высокомерный и язвительный, доводивший меня до бешенства одним своим видом, или этот, спокойный и расслабленный, сидящий напротив меня – который из них настоящий? И неужели только присутствие моего брата заставляет его так преображаться?
Я тоже отхлебнул из своей кружки, на мгновение удивившись, каким вкусным оказался чай. Сладковатый, чуточку терпкий, с привкусом чего-то мятного – я точно не пробовал ничего подобного раньше. Но комплиментов от меня Учиха не дождется!
Когда я сделал последний глоток и отставил пустую кружку в сторону, Хаширама, наконец, закончил с бумагами.
- Что-то еще?- поинтересовался он, складывая листы обратно в красную папку.
- Да,- спохватился я,- старейшина просил вместе с этими документами принести и те, что он отдал тебе сегодня утром.
- А, помню-помню,- задумчиво глядя в потолок, ответил брат.
- Ну так что, мы сначала зайдем за ними в резиденцию Хокаге?- я был готов подскочить со стула сию же секунду, лишь бы не находиться больше рядом с тем черноволосым субъектом, что последние пол часа занимал все мои мысли.
Но, к моему разочарованию, у Хаширама эта идея восторга не вызвала. Он потер затекшую от сидения в одной позе шею и медленно проговорил:
- Не надо никуда идти, они здесь.
Видимо, на моем лице отразилась целая гамма эмоций, потому что брат, бросив на меня короткий взгляд, тут же продолжил:
- Я собирался поработать над ними сегодня вечером, потому и взял с собой,- в его голосе послышались какие-то нотки оправдания.- Сейчас принесу.
Он вышел из кухни, и мне оставалось лишь проводить его удивленным взглядом. До сегодняшнего дня я думал, что хорошо знаю своего брата, но теперь был готов в это усомниться. Где его привычная сдержанность и хладнокровие, где властный тон и железная решимость в глазах, которую я привык видеть? И откуда эта легкая улыбка на его губах… Он даже дома не бывал настолько расслаблен, ни на минуту не забывая, что он, прежде всего, глава нашего клана. Так что же заставляет его вести себя так странно в присутствии Учихи? Это никак не укладывалось в моей голове, порождая лишь злое недовольство. В любом случае, во всем виноват Мадара, в этом я уверен!
Учиха, наконец, вынырнул из своих грез (или где он там находился последние пол часа?) и, собрав со стола пустые кружки, понес их в раковину. Мои руки против воли сжались в кулаки, и я ясно осознал, что больше не могу сдерживать подступившее раздражение.
- И что за генджуцу ты на нем используешь?- мой голос прозвучал неожиданно ядовито.
Обернувшись через плечо, Учиха несколько секунд изучал меня взглядом, словно за весь вечер я впервые привлек его внимание.
- Никакого,- наконец, ответил он.- Если ты хоть немного в этом разбираешься, то должен уметь отличать иллюзию от реальности.
В его голосе слышалась неприкрытая насмешка, так хорошо мне знакомая, и это разбудило в моей груди волну жаркого гнева, прокатившуюся по всему телу. Захотелось немедленно ответить тем же, хоть раз по-настоящему вывести его из себя.
- По-моему, ты просто используешь моего брата! Непонятно только, что тебе нужно? Хотя… такой корыстный тип как ты наверняка продумал все на несколько ходов вперед, не так ли? И что Хаширама в тебе нашел? Ты такой же жадный и бессердечный, как и все Учихи!
Плечи Мадары едва заметно вздрогнули, и в комнате явственно послышался скрежет зубов. Я все-таки задел его за живое? Однако в следующее мгновения он уже взял себя в руки и ответил, не поворачиваясь ко мне:
- Не суди о том, чего не знаешь.
Эта фраза была для меня как удар молотом по голове, и тут же в памяти яркой вспышкой всплыло воспоминание: мой брат, холодным, неживым голосом произносящий такие же слова, и я, в растерянности сидящий на мраморном полу больничного коридора, зажимая рукой льющуюся из носа кровь. Тогда он впервые за много лет меня ударил. И за что? За то, что я пожелал сдохнуть этому черноглазому ублюдку!? Да что же это творится?
Казалось, от накатившего гнева я потерял последние остатки здравого смысла, и, вскочив со стула, прошипел:
- Одно я знаю точно: я ненавижу тебя, Учиха! И этого достаточно!
- В самом деле?- он вдруг обернулся.
Что-то недоброе сверкнуло в черных глазах, и я попятился, пока не уперся в край стола.
- В таком случае…- холод в голосе и во взгляде здорово остудил мой пыл, и я почти пожалел, что все это затеял, но отступать было уже поздно… да и некуда, в общем-то.
Мадара подошел ко мне почти вплотную, заставляя еще сильнее вжаться в край столешницы. От его пронзительного взгляда по всему телу пробегали стайки мелких мурашек.
- В таком случае…- медленно повторил он, а потом неожиданно взял мои руки и, подняв вверх, сомкнул у себя на шее.- Убей меня…
Сказать, что я опешил, значит ничего не сказать. Кажется, на пару мгновений я даже потерял дар речи. Не в силах вымолвить ни слова, я уставился на Учиху, удивленно хлопая глазами.
- Давай. Ты же этого хочешь,- в его взгляде не было ни тени насмешки.
Когда я осознал, что он не шутит, то внутри все похолодело. Я бы отдал пол жизни, чтобы оказаться сейчас на другом краю земли и не смотреть в эти до невозможности серьезные черные глаза. Что он творит, черт побери?! Действительно предлагает мне…? Признаюсь, идея убить этого невыносимого Учиху иногда казалась мне чертовски заманчивой, и я даже грезил о том, что сверну мерзавцу шею собственными руками. Но сейчас… касаясь его теплой кожи, чувствуя, как под большим пальцем размеренно бьется жилка, а мягкие пряди волос слегка щекочут запястья, я понял, что не могу этого сделать. Не потому, что это вызовет панику в деревне, и не потому, что брат мне этого не простит, а просто… не могу, и все!
Следующая мысль: «А хотел ли я этого по-настоящему?» повергла меня в шок. Я опустил руки, случайно скользнув кончиками пальцев по ключицам Учихи, и отвел взгляд в сторону, впервые в жизни пожалев, что не ношу длинные волосы, за которыми, при желании, можно спрятать выражение лица.
- Не можешь,- спокойно констатировал Мадара, отступая от меня на шаг.- А говорил «ненавижу»… Пустые слова. Не стоит бросаться подобными заявлениями, если не готов доказать их на деле. Ты ведешь себя, как ребенок.
Он говорил сурово, я бы даже сказал, жестко, но я молчал, по-прежнему не поднимая глаз. Неприятно признавать, но Учиха был прав.
- Мадара!- вдруг раздался громкий голос брата откуда-то со второго этажа, и мы с Учихой одновременно повернули головы в ту сторону.- Ты не помнишь, где такая папка серая, что я с собой приносил?
- Под кроватью посмотри,- невозмутимо отозвался Мадара.
Я едва не поперхнулся воздухом. Снова прожигая Учиху гневным взглядом, я опять не уследил за своим языком:
- То, что ты спишь с моим братом, еще не дает тебе право поучать меня!
Этого явно не стоило говорить: реакция могла быть совершенно непредсказуемой. Однако Мадара лишь скептически окинул меня взглядом, и произнес, лукаво усмехаясь:
- Да ты, никак, завидуешь? Вот интересно только: мне или ему?
Интонация была совершенно невообразимой: эдакая смесь из наигранного удивления, изощренного издевательства и искреннего любопытства, приправленная мягкими, томными нотками. Я мгновенно почувствовал, как запылали щеки. Ну все, Учиха, это был перебор!
Я резко вцепился ему в шею (на этот раз меня не нужно уговаривать!) и ощутимо сжал руки. Учиха слегка закашлялся, то ли от недостатка воздуха, то ли от буквально душившего его смеха (интересно, кто из нас двоих задушит его быстрее?), но попыток освободиться не предпринимал. Когда на его шее уже стали видны бурые отметины от моих пальцев, по кухне вдруг разнесся резкий окрик:
- Немедленно прекратите!
Я тут же отпустил Учиху, с опаской поглядывая на появившегося в дверном проеме брата. Скажем так, он выглядел весьма раздраженным. Подойдя поближе, он тяжело опустился на табуретку, бросив перед собой на стол пухлую серую папку. Мы с Мадарой молчали. Не знаю, как Учиха, а я ощущал себя напроказничавшим ребенком, расстроившим любимого родителя. Хаширама спрятал лицо в ладонях, тяжело вздохнув, и стал еще больше похож на отца, безмерно уставшего от шалостей своих неразумных чад.
- Ну почему два самых дорогих для меня человека постоянно пытаются друг друга убить?
Он не обращался ни к кому конкретно, похоже, это были просто мысли вслух, но то, что он сказал, заставило меня вздрогнуть и удивленно уставиться на него.
Самых дорогих человека…? Два…? Я медленно перевел взгляд на стоящего рядом Учиху, и каково же был мое удивление, когда я увидел у него такое же растерянное выражение лица. Похоже, таких слов от обычно сдержанного Хаширамы никто из нас не ожидал.
Молчание стало затягиваться, и я решил, что для одного вечера впечатлений вполне достаточно!
- Ну, я пошел?
Но не успел я сделать и нескольких шагов к двери, как меня настиг голос брата:
- Документы не забудь.
Вот черт! Уже на ходу я подхватил со стола две злополучные папки, и, кивнув на прощание и брату, и Учихе (клянусь, вышло чисто инстинктивно), поспешил к выходу. Уже у порога, сам не знаю почему, буквально на секунду, я все же обернулся. Сознание запечатлело момент, как мой брат, закрыв глаза, уткнулся лбом в живот стоящего рядом Мадары, а тот слегка обнимал Хашираму за плечи и смотрел на него с неподдельным, искренним теплом в глазах.
И теперь, вспоминая тот взгляд, я думаю, что несносный Учиха все-таки был прав… Во всем…

Глава 20

Когда дверь за твоим братом захлопывается, мы еще некоторое время стоим неподвижно. Точнее я стою, а ты сидишь передо мной на стуле, прижавшись щекой к моему животу и закрыв глаза. Ты выглядишь настолько умиротворенно, что я едва сдерживаю порыв погладить тебя по волосам или почесать за ухом. Идиллию нарушает громкий зевок, вырвавшийся у меня совершенно случайно. И тут же, словно очнувшись от забытья, ты поднимаешь голову с недовольным видом, типа «Умеешь же ты испортить романтическое настроение, Учиха!». «Тысяча извинений, Сенджу»,- мысленно посылаю тебе. Твой взгляд, наконец, смягчается и, сжалившись надо мной (прости, но я жутко хочу спать), ты поднимаешься на ноги. Большая стрелка на настенных часах уже перевалила за отметку «3» и неумолимо приближается к четверке, но до рассвета еще есть время, и я лелею надежду провести эти последние несколько часов в стране Морфея. Выходя из кухни, я бросаю взгляд на твое лицо, отмечая сосредоточенный вид и небольшую складку между бровей. Ты напряженно о чем-то размышляешь, и мне даже не нужно быть телепатом, чтобы догадаться, о чем. Ночной визит твоего неугомонного братца не так-то легко выкинуть из головы, хотя особой причины беспокоится по этому поводу я не вижу.
- За что ты его так ненавидишь?- спрашиваешь ты, пока мы поднимаемся по лестнице. Это, видимо, логическое продолжение твоих мыслей, но уточнять, о ком идет речь, все равно не требуется.
- Ненависть?- улыбаюсь уголками губ.- Вовсе нет… Наоборот, сегодня я оказал ему услугу.
Ты вопросительно приподнимаешь бровь.
- Иногда очень сложно понять, чего же мы хотим на самом деле. Это незнание делает нас слабыми и заставляет совершать ошибки. Поэтому важно вовремя разобраться в себе, чтобы не натворить глупостей,- тоном умудренного жизнью старца поясняю я (для полноты эффекта не хватает только поднять вверх указательный палец), но на твоем лице явственно читается: «Расскажи это кому-нибудь другому, Учиха, я слишком хорошо тебя знаю!», на что я лишь фыркаю и продолжаю уже обычным голосом:
– Знаешь, я бы не отказался, если бы кто-то объяснил мне это, когда я был в его возрасте.
- Он вряд ли понял, что ты хотел до него донести,- тяжело вздохнув, отвечаешь ты.- Тем более, твои методы…
Твоя гримаса ясно выражает все, что ты думаешь по поводу недавнего спектакля на кухне. Ну, может, я немного перегнул палку, но это было чертовски весело (хотя шея все еще побаливает).
- Но все-таки, почему именно он?- видимо, поняв, что раскаяния от меня не дождешься, спрашиваешь ты.
Мы заходим в спальню, и я сразу растягиваюсь на кровати, с сожалением отмечая, что она совсем остыла, а ты останавливаешься у стола, зажигая небольшую свечу.
- Твой мальчишка очень забавный, я бы даже сказал «непредсказуемый», никогда не знаешь, что он выкинет в следующий момент,- и через пару секунд совсем тихо добавляю:- Так не похож…
Я тут же замолкаю, но моя случайная оговорка не остается незамеченной.
- На кого?- мгновенно настораживаешься ты.
- Не знаю…- я сажусь, опираясь на руки, и смотрю прямо перед собой.- Может, на тебя, а может… на моего собственного младшего брата.
Я кожей чувствую твое любопытство, и не удивительно, ведь я впервые заговорил с тобой об этом. Обхватив руками колени и положив на них подбородок, я жду. Жду вопроса, который ты непременно сейчас задашь. Бесшумно присев на край кровати, ты изучаешь мое лицо напряженным взглядом.
- Мадара,- голос тих и осторожен, словно боишься спугнуть особое настроение, витающее в воздухе,- расскажи мне… о своем брате.
Я молчу, и пару минут в комнате царит тишина. Не дождавшись ответа, ты продолжаешь:
- До меня доходили разные слухи: что он погиб на войне, что бесследно исчез… что ты сам убил его, желая заполучить некую силу. Но я хочу знать, что произошло на самом деле.
Выжидающе смотришь на меня, пытаясь предугадать реакцию. Когда молчание затягивается, и я вижу, что еще секунда - и ты отступишь, извинишься за свое любопытство и больше не будешь расспрашивать об этом, то все-таки отвечаю:
- В каждом слухе есть доля правды, но…,- я поднимаю голову, и пламя свечи отражается в моих глазах,- в этой истории нет ничего приятного, действительно ли ты хочешь ее знать?
Со стороны это похоже на сделку с демоном: оставишь все как есть и продолжишь жить спокойной жизнью, или примешь это запретное знание, но навсегда потеряешь покой? Что выберешь, Сенджу? Впрочем, в твоем взгляде нет ни капли сомнения (ты уже все решил, да?). Как и следовало ожидать от Хокаге Конохи. Нет, как и следовало ожидать от Сенджу Хаширамы.
- Хочу… какой бы она не была.
Бросаю мимолетный взгляд в окно: там абсолютно темно, даже звезд не видно. Видимо, этой ночью Лунный Бог оставил небесный пост и не присматривает за своими детьми. Идеальное время, чтобы открыть жуткую тайну… ну или рассказать какую-нибудь страшилку. Иронично улыбаюсь собственным мыслям: в этой истории сполна и того, и другого. Но если ты так хочешь знать, я расскажу тебе, Сенджу. Расскажу то, что никогда и никому не рассказывал. А если после этого твое отношение ко мне изменится… что ж, пусть будет так. Видимо, поспать остаток ночи мне не суждено.
Мои мысли путаются, не желая выстраиваться в связные цепочки, и я совершенно не знаю, с чего начать. Впервые за долгое время я не гоню прочь нахлынувшие воспоминания.
- Наши родители погибли на войне, когда мне было десять, и младший братик Кайдэ остался единственным родным для меня человеком. С тех пор я всегда заботился о нем, защищал его, хоть выжить двум детям в военное время было довольно не просто. Однако уже тогда я хотел стать шиноби, поэтому усердно тренировался каждый день. Кайдэ тоже не отставал, хоть он и был младше на два года, но по силе почти не уступал мне. Нам обоим удалось овладеть Шаринганом, и к моим семнадцати годам, мы стали одними из сильнейших шиноби клана Учиха. В ту осень как раз умер предыдущий глава клана, и ни у кого не оставалось сомнений, что его пост займет один из нас. В то время Учихи были втянуты в самую кровопролитную войну в нашей истории, и клану как никогда был нужен сильный лидер, способный сплотить людей и привести их к победе.
Которую неделю шли изматывающие бои, мы теряли людей и вынуждены были отступать, и тогда один из шиноби-разведчиков доложил, что нашел обходной путь через лес, по которому можно незаметно пробраться прямо в тыл вражеской армии. Я решил не упускать такой шанс и, собрав небольшой отряд, двинулся в путь. Кайдэ я оставил в лагере, хоть он и просил взять его с собой. Но…- мои руки непроизвольно сжимаются в кулаки, стоит мне вспомнить об этом,- тот человек оказался предателем, и мой отряд попал прямо во вражескую ловушку. Нас окружили со всех сторон, да и численное преимущество тоже было на их стороне, но я не собирался сдаваться так просто. Я обрел Мангекьё Шаринган всего несколько дней назад и еще не успел как следует овладеть им. Но на поле битвы выбирать не приходилось, и, чтобы, если не победить, то хотя бы спасти своих людей, я использовал запретные техники, не думая о последствиях. Битва была по-настоящему кровавой, но чем она завершилась – не знаю, я потерял сознание от жуткой боли в глазах. Одно я запомнил хорошо - поляну, устланную растерзанными телами. Однако, как оказалось, самое неприятное произошло потом…
Я замолкаю, переводя дыхание, и прикрываю глаза, мысленно переносясь в тот день - один из трех самых жутких дней в моей жизни.
***
Я прихожу в себя не сразу, постепенно выныриваю из тяжелого забытья. Все тело пронзает острая боль, и это лучшее доказательство того, что я еще жив. Пару минут прислушиваюсь к своим ощущениям, пытаясь понять, что со мной, и где я нахожусь. Вокруг тихо, лишь издалека доносятся негромкие людские голоса. Попытка прислушаться успеха не приносит: от малейшего усилия в голове словно разрывается маленькая бомба. Однако от футона, на котором я лежу, неуловимо пахнет чем-то приятным и очень знакомым. Мята… ромашка… чабрец…- такой настой от бессонницы делает для меня мой брат, а это значит, что я дома, в своей комнате, и это открытие не может меня не радовать. Я с трудом приоткрываю тяжелые веки, но перед глазами по-прежнему лишь темнота. Ночь? Нет, ни одна ночь не может быть настолько темной, чтоб я не смог разглядеть даже собственных рук. А значит… С трудом пошевелившись, я дотрагиваюсь до своего лица, под пальцами тут же ощущая плотную ткань. В душу закрадывается какое-то нехорошее предчувствие, но я аккуратно снимаю повязку и, помедлив пару секунд, все же открываю глаза… И снова вижу лишь темноту! Эта чернильная тьма клубится, как живая, и окутывает меня со всех сторон. Кажется, она затягивает меня вглубь, и я падаю в пустоту, безуспешно пытаясь уцепиться за что-нибудь. Но руки не находят опоры, а по ушам, едва не разрывая барабанные перепонки, ударяет чей-то громкий крик, полный ужаса и отчаяния. В черной бездне время останавливается, и, кажется, эта пытка длится целую вечность. Не могу больше этого выносить, еще секунда и я сойду с ума!
- Нии-сан! Нии-сан!- взволнованный голос вырывает меня из пучины безумия, и я чувствую, как чьи-то руки трясут меня за плечи.- Успокойся! Прошу тебя, Нии-сан!
Резко замираю, понимая, что падение прекратилось, и я по-прежнему сижу на футоне, а крик, терзавший мои уши еще мгновение назад, был моим собственным. Вот только темнота перед глазами никуда не делась. Тяжело вздыхаю, приводя мысли в порядок: похоже, тот бой мы все-таки выиграли, но цена за использование Мангекьё оказалась слишком высока.
Рядом слышится удивленный выдох, и чье-то дыхание шевелит мои волосы.
- Это ты, Кайдэ?- тихо спрашиваю, уловив исходящий от него знакомый цветочный аромат.
Руки, обнимающие меня за плечи, вздрагивают.
- Нии-сан,- горький шепот совсем близко,- неужели ты…
Окончание фразы заглушают всхлипы, но брат только сильнее прижимает меня к себе, и я чувствую, как капают на мое лицо его слезы.
- Не может быть…
Да, Кайдэ, я тоже не могу в это поверить.
***
- Так значит, ты…- ты замолкаешь на полуслове и ошарашено смотришь на меня.
Да, Сенджу, ты все правильно понял.
- Я ослеп,- в моем голосе нет никаких эмоций, это лишь сухая констатация факта.
Ты молчишь, явно не зная, что на такое ответить. Еще бы, зрячему человеку никогда не понять, что я испытал в тот момент, не понять, почему даже спустя столько лет это остается для меня одним из самых страшных ночных кошмаров.
- И сколько это продолжалось?- наконец, выдавливаешь ты, и я вижу, с каким трудом тебе дается каждое слово.
- Почти месяц…

***
Шел двадцать восьмой день моего пребывания во тьме. Да и то, «днями» это можно было назвать чисто условно, ведь я больше не видел солнечного света, и определить время суток удавалось с большим трудом. Только сейчас я понял, насколько сильно полагался на зрение. Это стало для меня неприятным открытием, так как я знал, что теперь остаток жизни мне придется провести без него. Странно было исследовать заново свою комнату и едва узнавать на ощупь предметы, которыми раньше, не задумываясь, пользовался каждый день. Приятная мягкость хлопкового кимоно и маленькая трещинка на любимой кружке – все эти мелочи стали теперь неотъемлемой частью моего нового мира.
Кайдэ приходил ко мне каждый день, принося еду и свежие новости. Все остальные члены клана считали, что мне просто нездоровиться, и лишь он один знал истинную причину моего отсутствия. И это именно он настаивал на том, чтобы скрывать ото всех правду о моем состоянии, хотя я сам уже давно не видел в этом смысла. Клану Учиха не нужно то, что от меня осталось, и теперь моему младшему брату просто следовало взять все дела в свои руки. Но стоило мне об этом заговорить, как он тут же перебивал и с непоколебимым упорством доказывал мне, что «еще не поздно», и он обязательно «найдет способ». Упрямый младший братик, слишком наивный и слишком добрый… В итоге я просто уставал с ним спорить, позволяя делать так, как он сочтем нужным. А время шло, и эта чертова война никак не заканчивалась. Последние несколько сражений мы проиграли, и теперь нужно было срочно что-то предпринять, пока нас совсем не оттеснили. Кайдэ приходил ко мне за советом по малейшему поводу, но в теперешнем положении я не многим мог помочь.

Я уже собираюсь лечь спать, когда вдруг слышу за дверью знакомые шаги: сегодня он что-то припозднился. Кайдэ входит в комнату и от него сильнее обычного веет холодом и сыростью. Даже не видя его лица, я могу с уверенностью сказать, что он очень измотан и едва стоит на ногах от усталости. Только что с поля боя, да? Ему бы сейчас отдохнуть хорошенько, а не со мной сидеть. Впрочем, говорить это все равно бесполезно. Он скидывает на пол промокший плащ (дождь, не переставая, идет уже третьи сутки) и присаживается на футон рядом со мной. Мне не нужно ничего спрашивать, за это время я научился распознавать его настроение без слов.
- Нии-сан,- произносит он через пару минут молчания, и я явственно слышу нотки отчаяния в его голосе. Неужели все настолько плохо?
- Нии-сан,- вновь повторяет он, как будто само это слово дает ему силы. Я вдруг думаю о том, что он никогда не зовет меня по имени, а только так, словно каждый раз подчеркивает мое превосходство.
- Ну что там стряслось?- тихим голосом спрашиваю я, принимая сидячее положение. И тут же чувствую, как брат обнимает меня за плечи и одним отчаянным рывком прижимает к себе. Влажные пряди волос касаются моего лица и шеи, но я не отстраняюсь, лишь прислушиваюсь к тому, как учащенно бьется его сердце.
- Я устал,- шепчет он, подавив тяжелый вздох,- не могу больше смотреть, как они гибнут на моих глазах…
- Это война, Кайдэ.
А что еще я могу сказать? Все слова кажутся сейчас глупыми и неуместными. Я слишком хорошо его понимаю, потому что сам прошел через это.
- Они рассчитывают на тебя, поэтому ты должен стать главой Учиха и вести клан вперед.
- Нет!- он еще сильнее прижимает меня к себе.- Это твое место… только твое!
- Перестань,- я немного повышаю голос и уверенно отстраняюсь, упираясь ладонями ему в грудь.- Не отрицай очевидное – я больше не могу быть лидером. Мое зрение не вернуть.
Некоторое время он молчит (неужели не возражает? удивительно), а потом до моего слуха долетает его шепот:
- Неправда…
И уже громче:
- Неправда!
Я замираю, почти физически ощущая, как напряженно он всматривается в мое лицо.
- Есть один… способ, я читал в архиве…,- его голос дрожит и срывается.
Вот черт, раскопал-таки! А я думал, что хорошо спрятал те документы!
- Ни за что,- твердо отвечаю я, окончательно высвобождаясь из кольца его рук.
- Но, Нии-сан…
- Я СКАЗАЛ НЕТ!
А вот кричать, наверное, не следовало. Кайдэ замолкает, пораженный внезапной догадкой.
- Так ты знал…- неверяще восклицает он,- знал и молчал… все это время!?
Брат обижен и зол, и его глаза сейчас, наверняка, лихорадочно поблескивают. Я отворачиваюсь к нему спиной, но все равно чувствую между лопаток обжигающий взгляд.
- Посмотри на меня!- он за плечо разворачивает меня обратно, но вдруг отдергивает руку, сообразив, какую глупость только что ляпнул. Но через пару секунд сам подается вперед и вновь заключает меня в объятья.
- Прости,- его дыхание щекочет шею,- прости… пожалуйста, прости…
Я чувствую только невыносимую усталость. Да, Кайдэ, я знал, что есть возможность вернуть мне зрение. Знал еще задолго до того, как все это со мной случилось. Никакие медицинские техники здесь не помогут – это правда, но один способ все же есть… совершенно чудовищный способ. Забрать глаза своего брата… Чтобы самому увидеть свет, навсегда погрузить во тьму самого близкого человека. Только нашему сумасшедшему клану такое могло прийти в голову. Тогда я запрятал эти записи подальше, очень надеясь, что ни тебе, не мне не придется их читать. Но, видимо, Лунный Бог распорядился по-другому.
- Я знаю, что это единственный выход,- неожиданно твердо произносит Кайдэ и его голос больше не дрожит,- и я согласен.
«Зато я – нет!»- уже хочу произнести, но он перебивает:
- Выслушай меня, пожалуйста,- непривычно настойчив и серьезен, несколько секунд молчит, собираясь с мыслями,- я не подхожу на роль главы клана Учиха, и ты это прекрасно знаешь… Ты всегда заботился обо мне, всегда защищал, позволь и мне хоть раз сделать для тебя то же самое. Это все, чего я хочу. И если ради этого придется отдать тебе свои глаза, то я готов. Я сам принял такое решение.
Его речь звучит сбивчиво, но за каждым словом чувствуется железная решимость идти до конца. Когда же он успел так повзрослеть?
- Но если я это сделаю,- я вовсе не собираюсь сдаваться,- ты больше никогда не сможешь быть шиноби.
Мне показалось, или он действительно улыбается?
- Но я ведь все равно останусь твоим братом, не так ли?
Эээ… ну конечно! К чему такие странные вопросы? Я киваю, и он облегченно вздыхает, зарывшись носом в мои волосы.
- Это самое главное…- тихий шепот у моего уха,- а на остальное мне наплевать.
Я вздрагиваю, когда он теплыми пальцами касается моего лица, когда аккуратно снимает с глаз повязку. Потом берет мои озябшие руки, согревает горячим дыханием и уверенно кладет поверх собственных глаз.
И в кромешной тьме загораются лиловые искорки. Они скачут, словно танцуя неведомый танец, переливаются разными цветами, разгоняя темноту. И я кружусь вместе с ними в этом пестром хороводе, потеряв чувство пространства и времени.
К реальности меня возвращает резкая боль – глаза словно горят в огне, но сквозь бардовую пелену, застилающую взор, проступают очертания комнаты. И первое, что я вижу – собственные окровавленные руки и тело брата, корчащееся у моих ног.
С тех пор это еще один из моих ночных кошмаров.
Уже потом, обработав раны так и не пришедшего в сознание Кайдэ и уложив его на свой футон, я сижу рядом до утра, бездумно глядя на зарождающийся рассвет. Рассвет цвета крови… я ни до, ни после таких не видел.
***
- Я думаю, что ни за что не поступил бы так, если бы Кайдэ хоть в чем-то был не прав,- я смотрю в окно, не желая встречаться с тобой взглядом,- он в самом деле не смог бы быть главой Учиха: сильный, но слишком мягкий… Наверное, он просто родился не в том клане. Однако в мире нет ничего, что оправдало бы мой поступок. Мне плевать на чужое мнение, но сам я никогда не перестану ненавидеть себя за то, что сделал.
Ты молчишь, и я искренне за это благодарен. Мне не нужно сочувствие или жалость, ни к чему пустые слова, я даже не прошу меня понять (ни за что не пожелал бы тебе испытать такое), я просто рассказываю, как все было. А как к этому относиться, решай сам, Сенджу.
***
Как все-таки удивительно устроена жизнь: ты можешь годами влачить спокойное существование, не обремененное лишними заботами - просто плыть по течению, вальяжно раскинув руки,- а потом вдруг в одночасье мир перевернется с ног на голову, обдав ледяной волной и заставив судорожно барахтаться в темной глубине. И тебе остается лишь надеяться, что ты действительно движешься к свету, а не опускаешься еще больше на дно.
Это довольно точное определение, что я чувствую после того, как снова обрел зрение. Мое тело восприняло глаза Кайдэ удивительно хорошо, и боль прекратилась уже на следующий день, словно так и должно было быть. Тошнотворная «правильность» этой ситуации просто выводит меня из себя.
Как только я смог нормально видеть и передвигаться по дому, не натыкаясь на всевозможные углы (сказалось длительное отсутствие движения), я тут же вернулся к работе. Разгребание кучи дел, накопившихся за время моего вынужденного отсутствия, немного отвлекало меня от тягостных раздумий, но заметного облегчения не приносило. Да и как тут расслабишься, когда точно знаешь, что в спальне прямо над моим кабинетом, на смятом футоне ворочается Кайдэ, страдающий от жуткой боли. Кайдэ, пожертвовавший ради меня своей силой, зрением и будущим… Иногда мне даже кажется, что сквозь шелест бумаги в моих руках и скрип пера, я отчетливо слышу его хриплое дыхание.
Однако через пару недель мне приходится спешно отбыть на фронт (поступающие от наших шиноби доклады волнуют меня все больше). Мое появление приносит в заскучавший военный лагерь настоящее оживление – ребята бросаются исполнять мои приказы едва ли не раньше, чем я успеваю их произнести, однако настоящее положение дел куда хуже, чем я думал. Война слишком затянулась, и маленькие пограничные стычки, на которые провоцирует нас враг, только усугубляют положение. Единственный выход, который я вижу, - это одна массированная атака, чтобы разом покончить с этим противостоянием.
Когда я возвращаюсь домой, то первым делом иду к Кайдэ. И, приоткрывая дверь в полутемную спальню, пытаюсь избавиться от мерзкого сосущего чувства в груди. Предчувствие чего-то нехорошего..?
Шторы на окне плотно задернуты, и поначалу мне сложно что-то разглядеть, лишь лицо брата бледным пятном выделяется на фоне окружающего сумрака. Он лежит совершенно неподвижно, и лишь дыхание – слишком тихое и прерывистое для спящего человека – выдает, что Кайдэ все же бодрствует. Я присаживаюсь рядом и начинаю говорить: о том, что видел в поездке, о том, чем занимался все это время, о лагере, об армии, о знакомых, которых удалось повстречать – говорю все, что приходит в голову, только чтобы разогнать ту густую, болезненную тишину, царившую здесь во время моего отсутствия и все еще не желающую отступать. И Кайдэ постепенно оживает: чуть приподнимаются в удивлении черные брови и тонкие губы растягиваются в слабом подобии улыбки. Однако, услышав о засаде, в которую мы попали по дороге обратно, он вздрагивает, и по лицу пробегает едва заметная тень.
- Ты не ранен?
Мое сердце болезненно сжимается: милый Кайдэ, даже в таком состоянии он не перестает обо мне волноваться.
- Я в порядке,- отвечаю, сжимая в своих ладонях его руку.- Мы победили. Скоро будет большое сражение, я собираюсь положить конец этой войне.
- Я рад,- и непонятно, к какой именно части моего ответа относятся его слова.
С некоторых пор его голос только такой – тихий и безжизненный, и мне приходится наклоняться к его лицу, чтобы расслышать.
Мои глаза постепенно привыкают к темноте, и я против воли отмечаю, насколько же изменился мой брат за то короткое время, что меня не было. И, к сожалению, не в лучшую сторону. Глупо, конечно, думать, что человек, полностью лишившийся глаз, может выглядеть здоровым и бодрым, однако мне кажется, что Кайдэ вовсе не выглядел так плохо, когда я видел его в последний раз. По крайней мере, не было этой смертельной бледности, когда кожа кажется почти прозрачной, не было ввалившихся щек и тонких, выпирающих ключиц, и того странного холода, что словно поселился где-то внутри, неизбежно распространяясь по всему телу, тоже… не было.
Безумно хочется открыть окно, чтобы впустить хоть немного свежего воздуха в эту мрачную, словно застывшую во времени комнату, но, вопреки своему желанию, я не двигаюсь с места, лишь спрашиваю, почти не надеясь на ответ:
- Я могу что-нибудь для тебя сделать?
Я говорю это уже не в первый раз, но до этого он всегда лишь слегка улыбался и качал головой, а мне оставалось лишь скрежетать зубами от собственного бессилия.
- Да…- едва слышно отвечает он и пытается приподняться.
Я помогаю Кайдэ сесть, мельком удивляясь, насколько же он похудел. Кажется, одно неосторожное движение – и он рассыплется в моих руках.
- Есть кое-что… но ты должен пообещать мне, что сделаешь то, о чем я попрошу…
В любом другом случае моя природная недоверчивость не позволила бы мне согласиться, но это же Кайдэ, а его я просто не могу ни в чем подозревать, поэтому…
- Обещаю!
Он облегченно вздыхает и тонкими руками тянется ко мне, обнимает за шею и шепчет в самое ухо:
- Убей меня.
По моему телу словно пробегает электрический разряд, колени мгновенно слабеют, и если бы я не сидел на краю футона, то едва ли удержался бы на ногах.
- Что за глупости?.. Что ты такое говоришь?- голос предательски дрожит, а в груди пустота, словно кто-то сжимает невидимой рукой мое сердце.
Кайдэ улыбается, как-то грустно и понимающе.
- Я умираю, нии-сан… чакра покидает мое тело… каждый день… уже немного осталось… не хочу, чтобы моя смерть… была такой жалкой…
Он говорит с трудом, тяжело дыша, и сильнее сжимает руками ворот моего кимоно.
Нет, нет, нет, нет, нет! Прошу тебя, Кайдэ, все, что угодно, только не это!
- Я думал, что смогу выдержать… прости, что оказался таким слабым… мне снова нужна твоя помощь…
Не могу это слышать, не хочу в это верить… отрицаю очевидное…
- Но мы же хотели умереть на поле боя, под свист оружия, как и подобает настоящим шиноби,- отчаянно ищу выход, но лишь мечусь в лабиринте собственного бессилия.
Его губы трогает еще одна слабая улыбка:
- Это была не моя мечта… я всегда хотел… умереть от твоей руки… только так…
Ты жесток, Кайдэ…
- Нет! Я не могу!- последняя попытка прекратить это безумие.
- Я… пытался сам, но… не хватило духа,- он слегка поглаживает меня по плечу,- но ты сможешь… ты сильный… я знаю…
С суеверным страхом смотрю на вложенный в мою руку кунай, его лезвие холодно поблескивает в темноте. Ками-сама, пусть это окажется всего лишь очередным ночным кошмаром!
- Я всегда в первую очередь думал о других… позволь мне хоть раз побыть эгоистом…
Он кладет руки на кунай поверх моих и приставляет острие к своей груди. Чувствую, как спокойно и размеренно бьется его сердце. Ни боли, ни страха… безграничное доверие.
Как я могу обмануть его..? Как могу не выполнить последнюю просьбу..? Ведь пообещал… поклялся… И приходится рвать на куски собственное сердце, чтобы надавить на холодную рукоять, ощущая, как погружается лезвие в живую плоть. И обнимать вздрогнувшее тело, так сильно, как только могу.
- Я… открою тебе секрет… теперь уже можно…,- и услышать булькающий шепот, и самому, как наяву почувствовать привкус крови во рту,- мне… наплевать на клан… все, что я делал до этого момента… я делал только для тебя… я… люблю тебя… Мадара… давно хотел это сказать…
Все слышать, но не понимать смысла, потерять себя в море отчаяния, с горьковатым привкусом безумия, и теперь словно наблюдать за всем со стороны. Подхватить обмякшее, начавшее заваливаться на бок тело… теперь уже просто тело. И ощущать, как течет по щекам солоноватая влага. Заворожено смотреть, как срываются вниз прозрачные капли, разбиваясь о бледное мертвое лицо… знакомое и родное, но чье..? Я что, плачу? Да и я ли это?
А потом сидеть у настежь раскрытого окна, позволяя дождю хлестать по щекам, словно смешивая свои слезы с моими. Ты ведь тоже скорбишь о нем, не так ли?
И до самого конца сжимать в руке клочок бумаги, найденный под футоном, с двумя неровными строчками, навсегда впечатавшимися в память: «Я пошел вперед, нии-сан. Но ты не торопись за мной…»
***
- Я умер той ночью. Тот я, которого все знали, перестал существовать… А назавтра был бой. Бой, названный позже самым жестоким и кровавым за всю историю клана Учиха,- я закрываю лицо рукой и смотрю на тебя сквозь пальцы, даже не сдерживая хищную улыбку.- Я убил их всех, всех до единого…. И черное пламя Аматерасу еще несколько дней догорало на камнях. Не могу утверждать, что все нелепые слухи о нашем клане, пошедшие с тех пор, не имеют ничего общего с реальностью.
Я, наконец, успокаиваюсь и, опустив руку, закрываю глаза. Откидываюсь на подушки, чувствуя лишь безмерную усталость во всем теле. Через пару минут тяжело вздыхаю и позволяю себе легкую улыбку.
- Теперь ты понимаешь, Сенджу…- горечь в голосе удивляет меня самого,- что никто не может ненавидеть меня сильнее, чем я сам.
И спустя, кажется, целую вечность, когда я уже и не рассчитываю услышать ответ, в комнате вдруг раздаются твои тихие слова:
- Судить себя… действительно, самое страшное.

0

19

Глава 21

Огонь… Безумное, ревущее пламя, взмывающее выше деревьев и скал, словно диковинный зверь, который пытается подняться в самую высь и лизнуть небосвод своим оранжевым языком. Огонь, обладающий своей собственной волей, непокорный и неудержимый - воплощение чистой стихии. Вся злоба и ненависть тысячелетнего демона, пламенным потоком вырывающаяся из клыкастой пасти…
Горит земля, и плавится камень под ногами. Кажется, что раскален даже воздух - настолько обжигает легкие каждый новый вздох…
И вся эта сила на моей стороне.
Сегодня у меня лишь один противник… Один, но стоящий тысячи, не так ли, Сенджу? Твоя фигурка почти не видна из-за сполохов демонического огня (похоже, Лис стремится выпустить всю ярость, что накопил за годы вынужденного заточения), однако и этому пламени тебе есть, что противопоставить. Несколько печатей - и огромная стена воды обрушивается на все вокруг, тут же шипит, гася огонь, и поднимается к небу клубами белого пара.
Что и говорить, место для битвы ты выбрал просто идеальное: вокруг простирается широкое плато с резкими, крутыми склонами, огибаемое быстрой горной рекой (здесь много воды и почти нечему гореть). Ничего лишнего, а главное - ни одной живой души на много миль вокруг. И казалось бы, ничто не мешает, и можно полностью сосредоточится на сражении, но нет…
Мы деремся уже немало времени, и оба успели порядком подустать - на мне кровоточит с десяток свежих царапин, а полы твоего, некогда белого плаща изодраны и обуглены. И все же, я пока не увидел от тебя ни одной стоящей техники, ты ни разу по-настоящему не захотел меня убить.
Вместо этого ты пытаешься заговорить со мной, но я лишь с новой силой атакую в ответ, заставляя захлебнуться невысказанными словами. Что ты хочешь спросить, Сенджу? Почему я заключил договор с Девятихвостым? Почему я не использую против тебя Тсукиоми и Аматерасу, хотя прекрасно понимаю, что они вполне могли бы склонить чашу весов в этой битве на мою сторону? Или какой вообще смысл в нашем сражении?
Что бы там ни было, я не буду отвечать… А ты, если сможешь, попробуй прочесть мои мысли, когда-то это неплохо у тебя получалось.
В любом случае, то, что сейчас происходит, уже не игра, и не дружеский спарринг, а кровавая битва, в которой обязательно будет победитель и побежденный. И скорее всего, в живых останется только один. Так что не пытайся разгадать мои планы. Просто будь серьезен! И перестань, наконец, сдерживаться!
"То же самое относится и к тебе",- вдруг слышу в голове насмешливый голос демона. Но прежде чем я успеваю что-то ответить, Лис выдыхает перед собой новую волну пламени, тут же окутывающую твою фигуру со всех сторон. Из-за огня я не могу подступиться ближе, и в моем мысленном приказе ясно слышны нотки раздражения: "Не мешай нам!"
"Как скажешь…"- хмыкает демон, и остается только гадать, не послышался ли мне сарказм в этих коротких словах.
Но вскоре я забываю об этом, потому что ты, похоже, решил драться в полную силу. На твоем лице читается что-то вроде "Изобью до полусмерти, а потом заставлю ответить на все вопросы!" Прости, но это вряд ли…
Ко мне тут же тянутся десятки деревянных ветвей, желая опутать, обездвижить, приковать к земле. Я ловко уворачиваюсь ото всех, а самые проворные разрубаю катаной (не так-то легко меня поймать). Но игры скоро заканчиваются, и мы, наконец, сходимся лицом к лицу. На таком расстоянии бесполезны стихийные техники, и громоздкие печати не сложишь - отвлечься нельзя ни на секунду, так что все решает лишь скорость реакции и владение мечом. Честная мужская драка. Чувствуешь ли ты ностальгию, Сенджу? Давно мы с тобой так не сражались!
И все-таки это приятно - кружить друг напротив друга, ни на мгновение не сводя с противника внимательного взгляда, подмечать все, до малейшей детали, и разгадывать твои движения, за секунду до удара уже зная, куда будет направлен меч. Шаринган работает слаженно, но иногда твои действия настолько непредсказуемы, что мне едва удается уходить от твоих атак. Я говорил тебе, Сенджу, что восхищаюсь твоим мастерством? Что ты, безусловно, достойнейший из всех, с кем мне приходилось сражаться?
Именно поэтому я отступаю под твоим напором, позволяя оттеснить себя к самому краю каменного плато. Я отчетливо слышу позади шум воды, но нет времени оборачиваться и проверять, сколько шагов осталось до пропасти.
И следующий же выпад лишает меня оружия. Катана, неловко вывернувшись из пальцев, взмывает вверх на пару метров и падает навстречу бушующим у подножья обрыва волнам. Жаль, это была моя любимая. Я лишь долю секунды провожаю ее взглядом, а ты уже наносишь следующий удар. Все верно, я и сам бы ни за что не упустил такого шанса…
Разворот. Выпад. И лезвие меча стремительно приближается к моей груди. Хороший прием - при удачном раскладе можно попасть прямо в сердце - однако слишком осторожный, чтобы усыпить мою бдительность, и не настольно быстрый, чтобы я не успел уклониться. И все же… похоже, именно он все решит. Еще мгновение - и я словно в замедленной съемке вижу, как острый клинок пробивает грудную клетку и входит в мое тело почти по самую рукоять.
Что ж, будем считать, что я недооценил твой удар, ибо в том, что я пропустил его намеренно, я ни за что не признаюсь даже самому себе. Такого ведь просто не может быть, правда?!
С некоторой долей удивления смотрю на торчащее из груди оружие. Ну, что я могу сказать? По крайней мере, в сердце ты точно не попал.
Тупая боль бьется где-то на краю затуманенного сознания, а я наблюдаю, как густая бурая кровь стекает по лезвию на твои руки, все еще отчаянно сжимающие рукоятку. Вижу, как слегка подрагивают пальцы, словно готовые в любой момент выпустить меч и брезгливо стряхнуть на землю алые капли.
Ты, наконец, отрываешься от созерцания этой картины и медленно вскидываешь голову. Эй, что за растерянный взгляд? Разве так смотрят победители? Что ты там уже надумал?
Словно желая, чтобы я прочел твои мысли, ты подаешься вперед, вынуждая заглянут в глаза. Вот только я совершенно не хочу увидеть то, что может таиться в их темных глубинах, поэтому просто смотрю на свое собственное отражение. Мое лицо сейчас окрашено неестественной бледностью, правый глаз заливает кровь из разбитого лба, но большее беспокойство внушает тонкая красная струйка, тянущаяся из уголка рта (на языке уже давно ощущаю солоноватый металлический привкус). Впрочем, нет, беспокойство - не то слово…
Ты приоткрываешь рот, явно намереваясь что-то сказать. Прошу тебя, Сенджу, молчи! Я знаю, как хорошо ты умеешь убеждать, поэтому не говори ничего, что может пошатнуть мою уверенность. Я уже все решил! И прежде, чем ты произнесешь хоть слово, я кладу руки тебе на плечи, сминая непослушными пальцами ткань плаща. Ты вздрагиваешь от этого прикосновения и непонимающе смотришь мне в глаза, а с твоих губ срывается лишь шумный выдох. Так, Мадара, теперь только не утонуть в этих темных омутах, изо всех сил постараться не заметить тех эмоций, что уже выплескиваются через край. Сосредоточиться на своем отражении - на черных волосах, на алом Шарингане… и на легкой улыбке, затрагивающей губы. И мгновение спустя оттолкнуться от тебя, вложив в это движение все оставшиеся силы. Почувствовать, как с неприятным хрустом выходит из тела стальное лезвие, сделать шаг назад… и почти не удивиться, ощутив под ногами пустоту…
И уже летя вниз, в бушующую водную пучину, я бросаю последний взгляд на тебя. Вижу, как ты отбрасываешь в сторону ставшую вдруг такой ненужной катану, как тянешься следом за мной… но лишь касаешься кончиками пальцев края моей юкаты. Твое лицо искажается болезненной гримасой, и ты вдруг отчаянно кричишь что-то мне вслед. Хорошо, что ветер вокруг шумит настолько сильно, что я ничего не слышу!
И уже провалившись в темную глубину, я впервые ненавижу свой Шаринган… за то, что он умеет читать по губам…

Пробуждение приходит внезапно, словно кто-то резко выдергивает меня из чернильной пустоты. Я вновь обретаю возможность видеть и чувствовать, и тут же захожусь в приступе жестокого кашля. Видимо, я изрядно наглотался воды, так как легкие словно раздирает изнутри. Через пару минут, немного отдышавшись, я обвожу еще не совсем четким взглядом пространство вокруг. Судя по всему, это небольшая подводная пещера: каменные стены, скользкие и липкие даже на вид; невысокий округлый свод над головой, весь облепленный странными насекомыми, испускающими слабое фосфоресцирующее свечение; откуда-то со стороны доносится звук падающих капель. Я сам полулежу, опершись на локти, на плоском валуне, который со всех сторон обтекают маленькие ручейки, убегающие куда-то за пределы освещенного насекомыми круга. Рядом покоится моя катана (ну надо же, а я уже решил с ней распрощаться). В памяти тут же всплывают события моего падения, и я невольно дотрагиваюсь рукой до груди в том месте, где должна зиять сквозная рана. Но в разрезе юкаты обнаруживается лишь грубый, словно обожженный рубец, да слегка покалывают кончики пальцев остатки чужой чакры. Похоже, долго гадать относительно личности моего неожиданного спасителя не придется.
Словно в ответ на эти мысли, темнота в углу пещеры приходит в движение, являя моему взору рыжий мех и пару острых лисьих ушек. Не знал, что у Девятихвостого есть такая вот "уменьшенная" - не выше человеческого роста - ипостась (хотя, действительно, в своей истинной форме он бы сюда просто не поместился). Я все еще касаюсь рукой шрама на груди, и Лис, заметив этот жест, слегка щурит раскосые глаза.
- Я не силен в лечении,- его голос пропитан ехидством,- но, по крайней мере, ты не сдохнешь от потери крови.
Вот уж спасибо! Только я об этом не просил!
- Не знаю, что ты задумал,- он подходит ближе и садится напротив меня, положив на лапы один из пушистых хвостов,- но пока нас связывает договор, я не позволю тебе так глупо умереть.
Наверное, я должен был это предвидеть. Но кто же знал, что этот демон так ревностно относится к их лисьим законам? Впрочем, теперь это уже не важно.
Он некоторое время сверлит меня внимательным взглядом ярко-красных глаз, прежде чем снова заговорить:
- Хочешь… я вернусь и все закончу?- елейным голосом тянет он, быстро облизнувшись (словно сами мысли о подобном доставляют ему удовольствие), и, переведя выразительный взгляд куда-то вверх, продолжает:- Этот парень все еще там. Даже отсюда я чувствую его огромную чакру.
А вот это, пожалуй, лишнее.
- Не стоит,- глухо отвечаю я и, потянувшись к рукояти катаны, добавляю:- мы уходим!
И тут же вижу, как темнеют лисьи глаза, и недовольство в них сменяется злостью.
- Как скажешь…- почти рычит он, и, так и не произнесенное, "слабак" явственно повисает в воздухе.
Пусть. Меня не интересуют капризы упрямого демона, пока он выполняет мои приказы - все в порядке.
И, стремительно удаляясь от поля боя, я думаю о том, что хоть и не полностью, но мой план все же можно считать удавшимся. Для всего мира Учиха Мадара сегодня умер, героически сражаясь с Первым Хокаге, и пав от его руки в честном поединке. Может, эта битва даже станет легендой, передаваемой из поколения в поколение. Ну, или на этом месте нам поставят памятники!
И, по-моему, единственный очевидец этого глупого боя не будет их разубеждать, сам, впрочем, вряд ли поверив в мою липовую смерть. А с этим я, так уж и быть, что-нибудь придумаю…
___________________­______________

Безусловно, в причудах быстрых волн есть что-то притягательное. Что-то, что приковывает взгляд и позволяет часами наблюдать, как они накатывают на скалистый берег, как снова и снова разбиваются об острые камни, а на их месте остается лишь пушистая шапка пены. Они слишком упрямы или слишком безрассудны, чтобы прекратить свои попытки, но в этом и есть их сила. Та, что заставляет темный гранит рано или поздно уступать напору воды. Иногда люди пытаются поступать так же, не смотря ни на что, упрямо следуют своим идеалам, свято веря, что в итоге цель будет достигнута. "Вода камень точит",- любят повторять они, вот только забывают, что у воды, в отличие от человека, в запасе вечность…
Подхожу еще ближе к краю обрыва и заглядываю вниз. От шума прибоя почти закладывает уши, а самые резвые капельки воды долетают до моего лица. Иногда я люблю постоять здесь, наблюдая за бегом волн, но сегодня, определенно, не то настроение. Тем более, что на этом утесе я уже не один.
Я скорее чувствую, чем слышу, негромкие шаги позади себя, но все равно не спешу оборачиваться. Я знаю, кто стоит за моей спиной, но никак не реагирую, словно пытаюсь отсрочить неизбежное… Глупости! Раз этот человек здесь, это может означать только одно…
- Задание выполнено,- его низкий, хриплый голос тотчас подхватывает прибрежный ветер и, унеся прочь, разбивает об острые скалы.
Я не отвечаю, продолжая созерцать буйство водной стихии, как будто это самое занимательное зрелище из всего, что мне доводилось видеть. Увы, это не так…
- Задание выполнено,- повторяет он бесцветным голосом и, помедлив секунду, добавляет:- Первый Хокаге Конохи мертв.
Шевельнулось ли что-то внутри от этих слов, забилось ли быстрее сердце или, наоборот, замерло? Не знаю… Я давно перестал чувствовать подобное, и теперь даже не уверен, что у меня в груди, на том месте, где должно быть сердце, еще что-то осталось.
- Вот доказательство… как договаривались.
На этот раз я все-таки оборачиваюсь. Передо мной предстает высокий мужчина в длинном темном плаще. Нижнюю половину его лица плотно закрывает маска, и мне совершенно не хочется знать, что под ней. Вполне достаточно глаз… нелепых зеленых глаз, так не подходящих к смуглой коже… глаз без зрачков, но при этом словно смотрящих в самую душу, влезающих без проса и выворачивающих наружу все, что сочтут интересным… Еще одна глупость! Не более чем иллюзия, ведь я прекрасно знаю, что никому не под силу сотворить такое со мной. Теперь уже действительно никому…
Думаю, он тоже это понимает, потому что отводит взгляд и одновременно вытягивает вперед руку. Предлагает полюбоваться плодами его трудов? На широкой ладони лежит… человеческое сердце? Несомненно, оно. И все еще бьется. Приглядевшись, замечаю, что из запястья его правой руки отходят толстые темные нити, опутывающие сердце и заставляющие его сокращаться. Со стороны как живое, и не скажешь, что покинуло тело своего хозяина уже много часов назад. Отстраненно думаю, как все-таки нелепо смотрится оно на ладони этого человека. Быть может, это сердце - именно то, чего так не хватает в моей груди?
- Глупый Мадара, ведь мое сердце и так принадлежало ему.
Эти слова заставляют меня вздрогнуть. Они словно разбивают хрустальный купол, окружающий мое сознание, и я явственно слышу, как он осыпается к моим ногам звенящими осколками.
- Что ты сказал?- словно очнувшись ото сна, резко вскидываю голову и впиваюсь немигающим взглядом в лицо моего собеседника.
Мне показалось, или в глубине мутных зеленых глаз действительно мелькнули какие-то отголоски эмоций?
Но он лишь пожимает плечами:
- Это были последние слова Сенджу Хаширамы перед смертью.
Твои последние слова, да? Что ж, можешь записать на свой счет еще одну победу.
Резко развернувшись, ухожу прочь.
- Так я принят в организацию?- летит мне вдогонку его голос, голос человека, о котором скорее скажут "что", а не "кто".
- Да,- отвечаю, не оборачиваясь и не сбавляя шаг.
Сейчас у меня лишь одно желание - побыть одному.
- А с этим что делать?
И все-таки приходится остановиться. Устало вздыхаю и бросаю через плечо, в последний раз мимолетом глянув на сердце в его руке:
- Оставь себе… оно мне больше не нужно.
Действительно не нужно. Оно уже не мое, и никогда больше таковым не будет. А то, что пусто в груди… что ж, от этого не умирают…
Быстро удаляюсь от обрыва, и вой ветра в ушах постепенно затихает. На смену ему приходит чье-то мерзкое хихиканье, звучащее, казалось бы, со всех сторон сразу. Злорадный, издевательский смех того, кто выиграл партию ценою в жизнь. И при этом еще получил удовольствие.
"- А то, что жульничал?
- Так ведь правил в этой игре не существует!"
Девятихвостый Лис… как же я его недооценил…
И по моим венам жидким огнем растекается давно и хорошо знакомое чувство. Злость, ненависть? На кого? На тебя, Сенджу, что даже после смерти не даешь мне покоя? На весь мир, что посмел обернуться против нас? Или на подлого демона, хохочущего в моей голове? Нет, не верно… На себя самого, за то, что допустил такое!
А Лис все смеется, уже не сдерживаясь, в полный голос, высокомерно взирая на сутулую фигуру человека, закутавшегося в черный плащ… человека, который слишком поздно осознал, что разрушил все собственными руками.
___________________­___________

Резко сажусь на кровати, скинув с себя сбившееся одеяло. Широко раскрытыми глазами таращусь в темноту и не могу понять, что со мной и где я нахожусь. Сердце колотиться как сумасшедшее, словно норовит пробить ребра и выскочить вон, а из груди вырывается частое хриплое дыхание. В ушах еще слышны отголоски дьявольского смеха, и меня окутывает настоящий страх. Мерзкий и липкий страх, что забирается в самую душу и не дает связно мыслить. Он обманул меня… этот проклятый демон. Что же я натворил…? К горлу подступает комок, и я уже чувствую, как начинают пощипывать глаза. Горькое отчаяние захлестывает с головой, и я до боли сжимаю кулаки, чтобы не закричать…
…И вздрагиваю всем телом, когда на плечо вдруг ложится чья-то теплая ладонь.
- Что случилось, Мадара?- произносит совсем рядом хриплый ото сна голос.
Медленно поворачиваю голову и ошарашено сморю сначала на чужую руку, а потом и не ее обладателя. Обнаженный до пояса, со слегка взъерошенными каштановыми волосами и заспанной физиономией… Безусловно, ты!
Что это? Генджуцу? Чья-то жестокая шутка? Или я окончательно сошел с ума?
Уж не знаю, что там отразилось в моих глазах, но ты придвигаешься ближе, с беспокойством заглядывая в лицо.
- Эй, Мадара,- легонько встряхиваешь меня за плечи,- что с тобой? Ты какой-то бледный!
С трудом поднимаю руку и дотрагиваюсь до твоей щеки - исчезнет ли эта иллюзия от неловкого прикосновения? Но нет, под пальцами ощущаю лишь теплую кожу и ловлю на себе встревоженный взгляд темных глаз.
Настоящий! Живой!
Осознание этого факта заставляет мое сердце на мгновение замереть, а потом забиться с новой силой. Неужели…? Невероятность и одновременно правильность внезапной догадки яркой вспышкой проносится в сознании.
Отворачиваюсь от тебя и обвожу взглядом комнату: большая кровать, два окна со светлыми шторами, на противоположной стене зияет черный прямоугольник двери - несомненно, моя спальня!
- Кошмар приснился?- заметив мой рассеянный взгляд, понимающе хмыкаешь ты.
Кошмар…? То есть сон…? Еще пару секунд уходит на то, чтобы осмыслить это нехитрое утверждение. На самом деле сон!
Заметно подрагивающей рукой стираю со лба холодный пот и откидываюсь обратно на подушки, чувствуя, как пропадает давящая на плечи тяжесть. Еще некоторое время отчаянно пытаюсь сдержать подступающий к горлу истерический смех. Так, Мадара, это уже нервное! - Ага, типа того,- тяжело вздыхаю, наконец, успокоившись, но еще не до конца поверив, что все это мне просто приснилось.- Извини, что разбудил.
- Ничего,- ты улыбаешься, видимо осознав, что со мной все в порядке, и тоже ложишься обратно, обнимая меня поперек груди.
И через пару минут, уже слушая твое размеренное дыхание, я думаю, что все-таки этот сон был особенным, не похожим на все кошмары, что я видел раньше… слишком реальный, чтоб его можно было просто выкинуть из головы. Шутки ли это Лунного Бога, или Девятихвостый Лис как-то смог дотянуться до моего сознания? И какова вероятность того, что увиденные мною события действительно могут произойти? От последней мысли меня всего передергивает. Ну уж нет! Что бы ни случилось, я не пойду по этому пути! Не разрушу своими руками то, что мне дорого.
И пусть смеются боги и глумятся демоны, но теперь я точно знаю, какого будущего я НЕ хочу! А значит, в моих силах его не допустить.

Эпилог
Сухие поленья неспешно потрескивают в камине, наполняя комнату приятным теплом. Огонь горит весело и жарко, но если присмотреться, видно, как желтоватое пламя трепещет от легкого сквозняка. И не удивительно, ведь за окном шумит ветер и бьется в оконные рамы, словно проситься скоротать со мной у камина этот ненастный зимний вечер. Прости, дружище, не сегодня…
Бросаю в огонь свиток, который до этого вертел в руках, и заворожено наблюдаю, как маленькие язычки пламени жадно набрасываются на свою "добычу", как чернеет и рассыпается бумага, и навсегда исчезают написанные на ней слова. Лепестки белесого пепла похожи на диковинные цветы, вопреки всем законам природы, распускающиеся в этом красно-желтом аду. Подброшенные волной горячего воздуха, они взлетают к потолку и тут же, распадаясь на крохотные кусочки, оседают на всем вокруг. Красивые, но слишком недолговечные.
Вслед за первым свитком отправляется второй… и еще один, и еще. Их аккуратная горка на столике рядом с камином стремительно уменьшается. Но мне не жаль - эти документы достаточно послужили, и теперь им осталось лишь достойно умереть, навеки унеся с собой так тщательно хранимые тайны.
Чуть слышно скрипит, приоткрываясь, входная дверь и быстро захлопывается, наверняка успев все же впустить в дом порыв холодного ветра и маленькую стайку снежинок.
- С возвращением,- говорю я, продолжая наблюдать за игрой огня в камине.
- Я дома,- откликается из прихожей приятный глубокий голос.
Оборачиваюсь, чтобы увидеть, как ты входишь в комнату, отряхивая одежду от снега.
- Ну и погодка,- бормочешь себе под нос, снимая и вешая на спинку стула белый плащ,- настоящая метель.
И правда, на моей памяти это самая суровая зима в здешних краях. Снегопад не прекращается уже неделю, и если так пойдет и дальше, то дома в Конохе придется просто откапывать.
- Что делаешь?
Ты подходишь ближе, и я вижу, как одинокие снежинки, запутавшиеся в твоих волосах, таят от жара камина, превращаясь в капельки воды.
- Да так, жгу ненужный мусор,- задумчиво отвечаю, наблюдая, как исчезает в желтом пламени очередной свиток. Кажется, это был предпоследний.
Берешь со стола единственный оставшийся, без особого интереса его разглядывая. Но когда вдруг замечаешь на яркой ленточке небольшую сургучную печать с эмблемой клана Учиха, то меняешься в лице и поднимаешь на меня полный недоумения взгляд.
- Мадара… это же…- ты замолкаешь, не договорив, и удивленно смотришь то на свиток, то на огонь, то на витающие вокруг хлопья бумажного пепла.
Ах да, я совсем забыл, ты же уже видел эти документы. Еще тогда, когда я лежал в больнице… Впрочем, теперь это уже не имеет значения.
Так что я лишь пожимаю плечами и, аккуратно взяв из твоих рук последний свиток, отправляю его в огонь.
- Просто старый хлам.
И не надо на меня так смотреть, Сенджу! Я вовсе не сошел с ума! Я не говорил тебе о том сне, что видел месяц назад, но сам не перестаю о нем думать. Я не хочу, чтобы это произошло… И поэтому я жгу секретные клановые документы, поэтому собственноручно уничтожаю наши тайны, чтобы никто (ни я, ни кто-либо другой) больше никогда не смог ими воспользоваться… Чтобы больше не убивали своих друзей, чтобы не забирали глаза у собственных братьев… и чтобы Демон-Лис навсегда остался спать под горой… Это единственный способ победить этого хитрого биджу. Быть может когда-нибудь он и выберется из своей темницы, но я уж точно не собираюсь ему в этом помогать.
Пусть кто-то скажет, что все это глупости, и я просто боюсь какого-то дурацкого сна. Пусть, мне все равно. Я поступил так, как считал нужным.
- А время покажет… был ли я прав,- тихонько шепчу, не отрывая взгляда от огня.
- Надеюсь, ты знаешь, что делаешь,- едва слышный отклик, как эхо моих собственных слов… или это просто ветер завывает за окном?
И в следующую секунду чувствую, как ты обнимаешь меня за плечи и целуешь в шею холодными губами. Блаженно прикрываю глаза и выбрасываю из головы все посторонние мысли.
Время покажет. А пока меня и так все устраивает…

Конец

0


Вы здесь » [Аниме это жизнь] » По Наруто » Хаширама/Мадара


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно